[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2012 ТАМУЗ 5772 – 7(243)
Первый в искусстве фуги
Ирина Буланова
«Нота»
Режиссер
Олег Дорман
2010 год
Премьеры своего нового фильма — о дирижере Рудольфе Баршае — Олегу Дорману не пришлось ждать 11 лет, как это было с его «Подстрочником». С момента создания «Ноты» до ее показа по каналу «Культура» прошло всего-то около двух лет.
Окончание съемок почти совпало с уходом героя — 2 ноября 2010 года музыкант умер. В Рамлинсбурге, под Базелем, где жил без малого 30 лет. И Дорман, вернувшийся после 12-дневных съемок в Москву, снова полетел в Швейцарию. «Когда мы собрались во дворе отмечать окончание съемок, — рассказывает режиссер, — зазвонил телефон, как в плохом кино. Врач сказал, что ошибся, назвав результаты анализов хорошими <…>. Мы отвезли его в больницу, оттуда уходили с чувством горя. Это чувство означало в том числе и то, что я не смогу отправить этот материал в корзину — даже если он не получился».
В корзину режиссер думал отправить все то, что изначально даже не собирался снимать. В Рамлинсбург он прилетел познакомиться с Баршаем, обсудить гипотетические планы по поводу кино. А узнав Рудольфа Борисовича, понял, что планировать поздно — надо срочно снимать. И, не имея возможности дождаться Вадима Юсова — знаменитого оператора, снявшего «Подстрочник» (а в свое время — «Иваново детство» и «Андрея Рублева»), Дорман стал снимать сам. Со вкусом, тактом и музыкальным чутьем, заставившим его придать фильму полифоническую стройность и форму фуги, о которой Баршай думал до последних дней.
Инструментованное и дописанное им «Искусство фуги» Баха — труд, на который дирижера когда-то обрекла великая пианистка Юдина, ткнув в него тростью («Рудик, вы должны оркестровать!»), и который был восторженно принят Шостаковичем, — лежало на столе дирижера, у кровати. «В каком-то месте музыка обрывается, там, где тема b-a-c-h, и рукой сына Баха написано: “композитор скончался”». Близость смерти очевидна. Ясный взгляд, спокойная улыбка, готовность хоть как-то открыться, показывать, объяснять. Больше про музыку, чем про жизнь, — как научить, что «у Баха штрих “лежит” на струне, а у Моцарта смычок порхает», и как важно найти ту самую ре-бемоль, которая приснилась, чтобы вернуть аккорд в лоно ми-бемоль мажора, основную тональность 10-й симфонии Малера. Ее Баршай тоже дописал за композитора и оркестровал.
«Если я в жизни что-то сделал важного <…>, — говорит он, — то это две вещи: “Искусство фуги” Баха и 10-я Малера. Время работы над этими произведениями — это была моя жизнь. А все остальное было прикладным».
Удивительно, что для тех, кто помнил и знал о Баршае в нашей стране, главным в нем было другое: блестящий альтист, участник Квартета им. Бетховена, создатель первого в СССР камерного оркестра — до Баршая барочную музыку исполняли здесь только большие составы. И превращение 8-го квартета Шостаковича в Камерную симфонию. Баршай оркестровал не только этот квартет, но о других не вспоминают. Музыка волновала его как ничто другое. С нежностью, но вскользь — о женах и детях. Обстоятельно — об учителях, о гениальном композиторе Александре Локшине, о Шостаковиче, о том, почему уехал — хотел играть, Малера, Шенберга, Хиндемита, «если бы не уехал, не было бы ничего». Много — о родителях.
«Я жил в раю», — говорит Рудольф Баршай — и после паузы: «Пока мне не исполнилось четыре года». Детство прошло в станице Лабинская («тут рядом похожая гора»). Необычное происхождение — отец еврей, мать казачка — усугубляется тем, что дед, казачий атаман, был субботником — принял иудаизм, а за ним и вся станица приняла. Нюансов биографии, впрочем, немного: «Нота» и так идет полтора часа. Но, может быть, подробности попадут в книгу, которая готовится к выпуску в издательстве «Corpus», — подобно тому как в печатную версию «Подстрочника» создатели картины уместили все, что не вошло в фильм.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.