[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2012 СИВАН 5772 – 6(242)
Хрущев, Польша и еврейский вопрос
Геннадий Костырченко
Вскоре в издательстве «Международные отношения» выйдет в свет новая книга Г. Костырченко «Тайная политика Хрущева. Власть, интеллигенция, еврейский вопрос». Мы предлагаем вниманию читателей журнальный вариант одного из разделов этой книги.
Якуб Берман (слева) и Болеслав Берут во время поездки в Татры. 1950 год
Сталинское наследие
Оглашенный на закрытом заседании ХХ съезда доклад «О культе личности и его последствиях» внес смятение в польскую делегацию. Возглавлявший ее первый секретарь ЦК ПОРП Болеслав Берут, который был, что называется, без лести предан Сталину, от сильного расстройства даже слег в Москве, а 12 марта 1956 года скоропостижно скончался в Кремлевской больнице. Тогда перед Кремлем встал важный вопрос о будущем главе второй по политической значимости после СССР страны —участницы военного восточноевропейского (Варшавского) договора. Решение этого вопроса серьезно осложнялось перманентной подковерной борьбой за власть в польском коммунистическом руководстве, всецело воцарившемся в стране с января 1947 года.
Причем еврейский фактор играл в данных интригах одну из ключевых ролей. Впервые он резко обозначился еще в конце 1948 года, когда к Сталину обратился бывший генеральный секретарь ЦК Польской рабочей партии (преобразовалась в ПОРП) Владислав Гомулка[1]. 14 декабря он писал: «Личный состав руководящих звеньев государственного и партийного аппарата (Польши. — Г. К.), рассматриваемый с национальной точки зрения, по-моему, создает преграду, затрудняющую расширение нашей базы... Можно и меня считать ответственным за <...> высокий процент евреев в руководящем государственном и партийном аппарате, но главная вина за создавшееся положение вещей падает, прежде всего, на товарищей евреев. <...> На основе ряда наблюдений можно с полной уверенностью заявить, что часть еврейских товарищей не чувствует себя связанной с польским народом <...> и польским рабочим классом никакими нитями или же занимает позицию, которую можно назвать национальным нигилизмом»[2].
Однако этот демарш, предпринятый отнюдь не случайно в момент, когда в СССР стали вовсю громить так называемых еврейских националистов, оказался для Гомулки неудачным. В своем стремлении сыграть на «антисемитской струне» Сталина он действовал достаточно примитивно, не сумев постичь его прихотливого прагматического «диалектического подхода». Этот подход советского вождя народов заключался в том, что одних евреев, скажем в Чехословакии, он, подозревая их в нелояльности, подвергал гонениям, но одновременно других, например в руководстве Польши или Венгрии, — поддерживал, видя в них свою властную опору и политический противовес национально ориентированным политическим деятелям этих стран (к коим причислил, кстати, и Гомулку).
Сделав в Польше ставку на евреев, Сталин не мог предварительно не принять в расчет того немаловажного обстоятельства, что в годы второй мировой войны немалое количество польских евреев являлось гражданами СССР, там они пережили Холокост[3] и начиная с 1944 года стали возвращаться на родину. До конца 1949 года в Польшу с востока прибыли 230 тыс. евреев[4]. Если в июле 1945 года в Польше числилось 55 509 евреев, то летом 1946 года — уже 250 тыс. Правда, там их никто не ждал, особенно тех, кто претендовал на свою довоенную собственность и жилье. Дело дошло даже до погромов, произошедших в Люблинском, Кельцском воеводствах, в Кракове и других местах. До лета 1947 года там погибло в общей сложности около одной тысячи евреев[5]. Вместе с ними от рук национал-экстремистов пострадало и немало православных польских граждан, ставших жертвами кровавых инцидентов.
Эти насилия и общая послевоенная неустроенность стояли в ряду главных причин, обусловивших массовую эмиграцию евреев из Польши. Всего в 1945–1955 годах из страны выехало 200 тыс. евреев[6].
Тем не менее степень влияния деятелей еврейского происхождения на положение дел в правящей партии, государственном управлении и интеллектуально-культурной сфере практически не снизилась. Особенно существенными были их позиции в органах Министерства общественной безопасности (МОБ).
Подобный этнический кадровый расклад в руководстве спецслужб Польши, являвшихся в руках Сталина главным инструментом контроля за внутренней ситуацией в этой стране, уже сам по себе обрекал на неуспех упомянутую «антиеврейскую» попытку Гомулки заручиться поддержкой советского вождя. К тому же Сталин на горьком для него югославском опыте (скандальный разрыв с Иосипом Броз Тито) уже тогда успел убедиться в том, что реализация в восточноевропейских странах-сателлитах национальных моделей построения социализма однозначно противопоказана его империи. Поэтому было вполне закономерным то, что Гомулку, обвиненного в «право-националистическом уклоне», сначала полностью вывели из политической жизни страны, а со 2 августа 1951 года вместе с женой-еврейкой Софи (Ливией) Шокен административно изолировали в загородном особняке, где продержали до 13 декабря 1954 года[7].
Тогда в противоборстве с Гомулкой победил Берут, всецело опиравшийся на промосковски ориентированных высших партфункционеров, входивших в Политбюро ПОРП, в котором доминировало «руководящее ядро» в составе Якуба Бермана, Гилярия Минца и Романа Замбровского. Все они были этническими евреями, а лидером этого триумвирата безусловно являлся Якуб Берман (1901–1984), отвечавший в Политбюро за самый важный сегмент государственной власти — Министерство общественной безопасности и другие силовые органы, а также за пропаганду. Занимая дополнительно еще и пост статс-секретаря Президиума Совета министров Польши (в 1947–1952 годах), Берман ведал и «еврейскими делами»: в 1947–1949 годах курировал еврейскую эмиграцию (тогда из Польши в Палестину выехало 30 тыс. человек). Его брат, левый сионист Адольф Берман, возглавлял с 1946 года Центральный комитет евреев Польши. Однако в 1949 году, будучи обвинен в еврейском национализме, сложил с себя руководство этой организацией и вынужден был в 1950-м перебраться в Израиль.
Вторым по властному рейтингу в триумвирате был Г. Минц. Сразу после войны он был назначен министром промышленности, а в 1949 году — заместителем, потом первым заместителем председателя Совета министров Польши, возглавлял также польский Госплан. Его жена Юлия руководила информационным агентством ПАП. В начале 1949 года служебная деятельность Минца была отмечена одним весьма пикантным эпизодом. Тогда он вместе с Берутом, учитывая повышенную в то время антисемитскую возбудимость польского общества, выразил советскому послу В. З. Лебедеву резкое недовольство некачественным дублированием некоторых демонстрировавшихся в Польше советских кинофильмов («Русский вопрос», «Поезд идет на восток» и др.). В них, как было пояснено диппредставителю Москвы, польская речь звучала «с заметно выраженным еврейским акцентом», на что зрители бурно реагировали, а некоторые из них даже демонстративно покидали просмотровые залы. По этому инциденту Маленков распорядился провести в ЦК ВКП(б) специальное расследование. К разбирательству была привлечена группа экспертов-лингвистов, устроивших проверку («на еврейский акцент») дикции актеров, дублировавших злополучные фильмы[8].
Самым младшим в триумвирате — не только по возрасту, но и по политическому ранжиру — был Р. Замбровский, который до войны возглавлял польскую комсомольскую организацию, а потом, находясь в СССР, руководил формированием Союза польских патриотов и Армии Людовой. Став в 1948 году вторым секретарем ЦК ПОРП, он возглавил важную сферу подбора, расстановки и «чистки» высших управленческих кадров.
Все это отнюдь не означало, что власть в Польше была монополизирована функционерами еврейского происхождения. Ведь в Политбюро, Секретариате ЦК ПОРП, а также в правительстве им противостояла не менее влиятельная группировка «патриотов» (так называемых «натолинцев»[9]). В нее входили в основном этнические поляки, в том числе следующие члены Политбюро: заместитель председателя Совета министров Зенон Новак, председатель Госсовета Александр Завадский, министр культуры Влодзимеж Сокорский и др. Они тоже были всецело преданы Кремлю и за его симпатии активно (хотя и тайно) конкурировали с коллегами-евреями, разыгрывая при случае и юдофобскую карту.
Постсталинская перестройка советско-польских отношений
В определенной мере к «натолинцам» примыкал и Константин Рокоссовский, который по просьбе Берута в 1949 году был отправлен Сталиным в Польшу для назначения министром национальной обороны. Эта связь советского военачальника с польскими националистами особенно проявилась после смерти «вождя народов», являвшегося главным, а может быть, и единственным в Кремле покровителем «триумвирата». Тогда атаки на них со стороны коллег-«патриотов» стали стремительно нарастать.
20 октября 1953 года Рокоссовский явно с подачи «натолинцев» сообщил в советское посольство о засилье кадров еврейской национальности в политуправлении Войска Польского, что он счел следствием чрезмерного влияния Берута Бермана и других евреев. В ответ советское «коллективное руководство» в лице Маленкова, Хрущева, Молотова и Булганина настоятельно посоветовало «польским товарищам» (прежде всего, надо думать, Беруту!) «серьезно заняться выдвижением руководящих кадров из числа выросших и преданных партии товарищей польской национальности»[10].
Такое решение Президиума ЦК КПСС вдохновило советского посла в Варшаве Г. М. Попова[11] на новые наскоки на еврейских «триумвиров» в польском руководстве. Однако Берут ответил на этот демарш решительной контратакой. В ультимативной форме он потребовал от Маленкова и Хрущева отозвать Попова из Варшавы, пригрозив в противном случае уйти в отставку. Советские вожди не стали рисковать и уступили: 13 февраля на заседании Президиума ЦК они обвинили вызванного в Москву Попова в недопустимом вмешательстве во внутренние дела страны пребывания и антисемитизме. Потерпев сокрушительное фиаско, тот был отправлен на «хозяйственную работу» в советскую глубинку[12].
Пойдя навстречу Беруту, Кремль, со своей стороны, настоял на инициации в Польше вскрытия недавних наиболее вопиющих «нарушений социалистической законности». Спекулируя на этом курсе, вылившемся в первоочередную люстрацию в органах госбезопасности (самой одиозной государственной институции), «натолинцы» постарались придать ему антисемитский характер. Добиться этого не составило большого труда, поскольку налицо была значительная концентрация евреев в органах польской госбезопасности. Первым делом от руководства ими был отстранен Я. Берман, получивший как бы взамен должность заместителя главы правительства без определенных полномочий. Да и ослабевшему здоровьем Беруту тоже пришлось поделиться частью своих полномочий: в том же 1954 году он уступил Ю. Циранкевичу важнейший пост председателя Совета министров. Тогда же отправили в отставку и министра общественной безопасности С. Радкевича. Чтобы дискредитировать его, «натолинцы» публично причисляли этого чистокровного поляка к евреям, которым он также был, мягко говоря, не очень симпатичен. Именно ему приписывался следующий риторический вопрос, обращенный к принятой им депутации так называемого Центрального комитета польских евреев, потребовавшей после погрома в Кельцах проведения официального расследования и наказания убийц: «Вы что, хотите заставить меня депортировать в Сибирь 18 миллионов поляков?»[13]
Впрочем, наряду с евреями мнимыми были «вычищены» и настоящие: скажем, такие одиозные спецслужбисты, как заместители министра общественной безопасности Ю. Ружанский, А. Фейгин и др. Еще раньше, в декабре 1953 года, не дожидаясь карьерного краха, бежал на Запад высокопоставленный функционер «органов» Ю. Святло (И. Фляйшфарб), который с сентября 1954 года стал выступать на радиостанции «Свободная Европа».
Однако «натолинцы», стремившиеся полностью покончить с «триумвиратом», не довольствовались такой ограниченной (сферой госбезопасности) кадровой перетряской. V сепаратный съезд представителей большинства членов ПОРП потребовал принять следующие меры в отношении евреев: привести их количество в органах власти в пропорциональное соответствие с общей численностью этого нацменьшинства; полностью удалить его представителей из народного Войска Польского, органов госбезопасности, Министерства иностранных дел, государственной администрации, структур управления просвещением, радио, печатью, кино, театрами, государственной промышленностью; обязать евреев, носящих полонизированные фамилии, указывать в скобках и исконные[14].
Ставка Хрущева на национал-консерваторов в ПОРП
Между тем весной 1956 года градус бюрократического антисемитизма в Польше резко повысился. Произошло это в результате антисталинских разоблачений на ХХ съезде КПСС и внезапной кончины в Москве потрясенного ими Берута. Для участия в его похоронах и в назначении нового польского лидера 15 марта 1956 года в Варшаву прибыла советская делегация во главе с Хрущевым. Тот уже располагал принятым накануне Президиумом ЦК КПСС планом, сводившимся к следующим главным задачам: во-первых, покончить с властным «триумвиратом», который, как виделось из Москвы, утратил со смертью Берута политическую жизнеспособность; во-вторых, передать бразды правления страной руководителям ПОРП «коренной национальности» и, в частности, предложить для избрания на пост первого секретаря членов Политбюро ЦК ПОРП А. Завадского и Э. Охаба[15].
Однако на собравшемся в Варшаве VI пленуме ЦК ПОРП были неожиданно выдвинуты кандидатуры лидеров противоборствовавших в этой партии группировок — З. Новака и Р. Замбровского. Первый предводительствовал партконсерваторами («натолинцами»), а вокруг второго — хотя и входившего в «триумвират», но успевшего к тому времени дистанцироваться от Бермана и Минца (стали одиозными из-за былых тесных связей с госбезопасностью) — стали концентрироваться партлибералы (так называемые «пулавяне»[16]). Если Замбровский выступил в прениях достаточно осторожно, то Новак, напротив, был не сдержан, обрушившись на своего конкурента с грубой критикой, изобиловавшей к тому же антисемитскими инвективами. Это еще больше настроило против него либералов (превалировали в ЦК) и отпугнуло умеренных, сделав его тем самым «непроходным».
Во «второй тур» выборов лидера Польши прошли секретарь ЦК ПОРП Охаб, зарекомендовавший себя умеренным и политически нейтральным, и другой секретарь ЦК (по кадрам) «пулавянин» Замбровский. Для последнего, как вспоминал Хрущев, «не осталось секретом, что Москва не поддерживает его кандидатуры», тем не менее «его (Замбровского. — Г. К.) сторонники развили бешеную работу <…> особенно против меня (Хрущева. — Г. К.)»[17].
Яростные нападки поляков на Хрущева были, видимо, вызваны бестактным вмешательством того в их национальные и внутрипартийные дела. Энергично продавливая на пленуме своего кандидата (Охаба) и используя в качестве аргумента резон пропорционального этнического представительства в органах власти и вузах, он заявил, что «хотя т. Замбровский хороший и способный товарищ, однако в национальных интересах Польши лучше выдвинуть руководителя партии польской национальности, так как чем больше выдвигать на руководящие должности евреев, тем больше будет антисемитских настроений»[18].
Реагируя на столь очевидное отвержение его Кремлем, Замбровский был вынужден заявить о самоотводе. Однако, несмотря на все старания, Хрущев так и не смог воспрепятствовать его переназначению на пост секретаря по кадрам — второй по значимости в ЦК ПОРП.
И пусть Охаб все же стал лидером Польши, но это была «пиррова победа» Хрущева, принципиально ничего не менявшая, разве что на некоторое время выведшая страну из того опасного политического пике, в которое та вошла из-за начавшегося кризиса власти. Главная причина бед, преследовавших тогда Польшу, коренилась не в пресловутом «еврейском вопросе», как упрощенно полагал Хрущев, а в остром дефиците свободы, жизненно необходимой для нормального и поступательного развития страны, свободы внешне- и внутриполитической.
В роли главных ретроградов выступили тогда «на-то-лин-цы»-сталинисты, которые, стремясь любыми средствами удержаться во власти, вместо того чтобы сосредоточиться на конструктивном разрешении кризисной ситуации, занялись поиском виновных в ней евреев, делая из них козлов отпущения.
Но в Польше продолжала нарастать социальная напряженность. 28–29 июня в Познани произошли массовые антиправительственные выступления рабочих, приведшие к вооруженным стычкам демонстрантов с сотрудниками воеводского управления общественной безопасности и завершившиеся жестоким подавлением стихийного восстания регулярными войсками.
Чтобы дать оценку этим драматическим событиям и наметить меры по выходу страны и партии из универсального кризиса, во второй половине июля в Варшаве был созван VII пленум ЦК ПОРП. Пленум принял резолюцию, одобрявшую курс ЦК на антиеврейскую чистку в органах власти и осуждавшую «провокационные разговоры об угрозе антисемитизма»[19].
Реванш Гомулки
На пленуме было рассмотрено и письмо опального Гомулки, протестовавшего против возведенных на него когда-то облыжных обвинений в «правонационалистическом уклоне и пособничестве вражеской агентуре». По предложению Охаба было решено отменить постановление III пленума (от 13 ноября 1949 года) о выводе бывшего генсека из партийного ЦК, а также восстановить его в ПОРП[20].
Этот красноречивый жест свидетельствовал о начавшемся скрытом сближении «пуловян» в польском руководстве — Охаба, Замбровского и «примкнувшего» к ним Циранкевича — с Гомулкой, которого до этого полностью игнорировали как «правоуклониста». В этом умеренном националисте они разглядели тогда единственную жизнеспособную в рамках коммунистического режима персонифицированную альтернативу сталинизму. Однако этот важный момент в польской внутриполитической ситуации остался вне поля зрения кремлевского руководства, что очень скоро подвело отношения между Москвой и Варшавой к острокритической грани. Всю ответственность за данное межгосударственное обострение Хрущев задним числом пытался возложить на Охаба. По поводу этого своего ставленника он потом сетовал: «Охаб оказался недостаточно авторитетным руководителем, не пользовавшимся уважением у партийной и непартийной общественности. С его мнением мало считались»[21].
Владислав Гомулка обращается с призывом к тысячам варшавян прекратить забастовку и вернуться к работе. 24 октября 1956 года
Однако винить в данном случае Хрущеву следовало бы в первую очередь самого себя и хотя бы уже за то, что, проявив очевидную политическую близорукость, он и его окружение поспешили «списать» Гомулку как потенциального лидера Польши и сделали главную политическую ставку на консерваторов-«натолинцев» — ярых противников даже ограниченных реформ и какой-либо демократизации. Только с ними в основном и контактировал советский посол в Варшаве П. К. Пономаренко, который, в свою очередь, являлся главным информатором Хрущева по польским делам. Сведения, поступавшие в Москву по этому дипломатическому каналу, сводились к тому, что все беды Польши вызваны зловредными происками евреев и «гомулкавцев».
Тем временем Замбровский и другие высокопоставленные «пулавяне», резонно полагая, что советские товарищи, зациклившиеся на пикантном еврейском вопросе и избравшие фаворитами догматиков-«натолинцев», вполне возможно, скоро ими их и заменят, стали действовать все более решительно. Мудро рассудив, что только перспективный Гомулка (о чем свидетельствовал стремительный рост его популярности в обществе) способен дать импульс национальной модернизации и адекватно ответить на главные стоявшие перед страной вызовы (добиться большей внешней независимости и либерализации внутренней жизни), они решили поддержать на ближайшем пленуме ЦК его избрание в руководство ПОРП, в том числе, возможно, и на пост ее лидера. На заседании Политбюро, проходившем 1–2 октября 1956 года, Охабу было поручено начать соответствующие переговоры с Гомулкой. А с 12 октября тот уже включился в работу этого высшего органа партии.
Еще 14 октября Хрущев был уведомлен послом Пономаренко, что Политбюро ЦК ПОРП наметило созыв VIII пленума ЦК и, самое главное, приняло решение рекомендовать этому пленуму кооптировать Гомулку в новый состав Политбюро, а значит фактически предрешить избрать его новым национальным лидером Польши. Хрущев заявил, что возглавляемая им советская делегация прибудет в Варшаву и в обязательном порядке будет присутствовать на пленуме, и дал указание министру обороны Г. К. Жукову в течение суток привести в полную боевую готовность дислоцировавшуюся в Польше Северную группу советских войск, корабли Балтийского флота и ряд соединений Прибалтийского военного округа. Более того, в Кремле санкционировали выдвижение танковой колонны из состава Северной группы к Варшаве[22]. Когда днем 19 октября Хрущев прилетел в Варшаву, на аэродроме его помимо Охаба и Циранкевича встречал и Гомулка. Приблизившись к ним, он не стал скрывать распиравшего его гнева. Демонстративно отвергнув рукопожатия, первый секретарь ЦК КПСС со всей яростью прокричал польским руководителям: «Вы что, собираетесь помогать евреям?» Далее последовал эмоциональный обмен «любезностями», после которых Хрущев, несколько разрядившись, направился в отведенную ему резиденцию во дворце Бельведер. Впрочем, и там в ходе возобновившейся через несколько часов жаркой полемики он продолжил распекать польских руководителей. «Красная Армия пролила свою кровь за освобождение Польши, — пенял им глава СССР, — а вы теперь хотите отдать ее капиталистам, вступившим в заговор с сионистами и американцами»[23].
Понимая, что дальнейшее развитие конфликта с таким мощным военным соседом, как Советский Союз, чревато для Польши самыми печальными последствиями, новый первый секретарь ЦК ПОРП Гомулка (был избран на VIII пленуме) твердо заверил Хрущева в том, что его страна останется союзницей СССР и не покинет организацию Варшавского договора. Только после этого Хрущев дал указание прекратить продвижение советской бронетехники к польской столице.
Новый лидер Польши начал с того, что стал «вычищать» «натолинцев» из партийно-государственных структур, желая тем самым, очевидно, не только освободиться от политических конкурентов и бывших гонителей, но и отстранить от рычагов власти людей, которые в стремлении заработать политические очки явно перегнули палку в неприятии евреев, чем спровоцировали в обществе социальную напряженность, мешавшую нормальному становлению нового режима. Пойдя навстречу «Джойнту», ОРТу и другим международным еврейским благотворительным организациям, Гомулка санкционировал возобновление на территории Польши деятельности их представительств и финансировавшихся ими еврейских детских садов, лагерей, клубов и ремесленных училищ. С 1958 года был снят запрет на создание частных еврейских кооперативов.
Желая отмыться от обвинений в покровительстве евреям, Гомулка вскоре после второго пришествия во власть стал целенаправленно минимизировать социально-политическую активность евреев, сначала подспудно и очень дозированно, а потом все более демонстративно, решительно и грубо. На практике это выражалось в различных формах: от показательных исключений из партии и судебных процессов над одиозными евреями-сталинистами и быстро набиравшего обороты выдавливания из партгосаппарата евреев из числа вчерашних союзников –«пулавян» до постепенно нараставших гонений против либеральных интеллектуалов-«сионистов».
Дабы разрядить этнополитическую напряженность в обществе, достигшую апогея в конце 1956-го — начале 1957 года, Гомулка широко распахнул административные ворота для еврейской эмиграции. Если в 1955-м (год возобновления эмиграции) из Польши в Израиль выехало 2500 человек, а в 1956-м — 9384 (в том числе немалое количество бывших офицеров МОБ и высокопоставленных партгосбюрократов), то в 1957-м — уже 30 175, что стало пиком исхода. Этот своеобразный рекорд стал возможен во многом потому, что 25 марта 1957 года было подписано советско-польское соглашение о взаимной репатриации бывших граждан двух стран[24], в соответствии с которым тысячи польских евреев стали возвращаться из СССР на родину. Всего в 1955–1960 годах в Польшу прибыло 18 тыс. еврейских репатриантов. Однако, столкнувшись там (особенно в Нижней Силезии, где в основном и размещали вновь прибывших из Советского Союза евреев) с ярко выраженной враждебностью местного населения, 15 тыс. из них тогда же эмигрировало в Израиль[25]. В последующие 1958–1961 годы из Польши выехало еще более 14 тыс. евреев. В результате в стране осталось примерно 25–30 тыс. евреев[26]. К началу 1960-х годов численность еврейского населения в Польше уменьшилась против 1946 года почти в десять раз. Однако даже такая впечатляющая депопуляция всего лишь временно остудила еврейский вопрос, который вновь раскалился в этой стране в 1968 году.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. С поста генсека ЦК ПРП Гомулка был смещен в сентябре 1948 года (за приверженность идее национального пути к социализму).
[2]. СССР и Польша. Механизмы подчинения. 1944–1949. Сборник документов / Под ред. Г. А. Бордюгова и Г. Ф. Матвеева. М., 1995. С. 274–275.
[3]. Из 3,3 млн польских евреев Холокост пережили только 380 тыс. человек.
[4]. Волобуев В. В. Антисемитизм в ПНР через призму взаимоотношений власти и общества. 1944–1968 // В поисках новых путей. Власть и общество в СССР и странах Восточной Европы в 50-е — 60-е гг. ХХ в. / Отв. ред. Н. М. Куренная. М., 2011. С. 515.
[5]. Краткая еврейская энциклопедия (КЕЭ). Т. 6. Иерусалим, 1992. Кол. 619–669. (www.eleven.co.il/article/13274#10).
[6]. Волобуев В. В. С. 515–516.
[7]. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. (Воспоминания в 4-х кн.). М., 1999. Кн. 3. С. 229. РГАНИ. Ф. 5. Оп. 28. Д. 396. Л. 54–155.
[8]. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 118. Д. 304. Л. 242–249. Д. 322. Л. 145–154.
[9]. Выражение из политического жаргона, образованное по топонимике местонахождения общественной штаб-квартиры этой группировки в Варшаве.
[10]. Волокитина Т. В., Мурашко Г. П., Носкова А. Ф., Покивайлова Т. А. Москва и Восточная Европа. Становление политических режимов советского типа (1949–1953): Очерки истории. М., 2008. С. 265.
[11]. Г. М. Попов, собственно, и направил в Москву упомянутую информацию Рокоссовского. Будучи в 1945–1949 годах первым секретарем МК и МГК ВКП(б), он проявил себя брутальным солдафоном в борьбе с «космополитами».
[12]. Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. С. 24–28, 881–883.
[13]. Kersten K. Polish Stalinism and So-Called Jewish Question // Der Spatstalinismus und die Judishce Frage. Zur antisemitischen Wendung des Kommunismus / Hrsg. von L. Luks. Koln, 1998. Р. 227.
[14]. Там же.
[15]. Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. С. 114–128.
[16]. Выражение возникло от названия варшавской Пулавской улицы, на которой проживали многие из представителей этой неформальной фракции ПОРП.
[17]. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Кн. 3. С. 231–232.
[18]. Н. С. Хрущев: «У Сталина были моменты просветления». Запись беседы с делегацией Итальянской компартии // Источник. 1994. № 2. С. 85–86.
[19]. Там же. Л. 202–203, 304–305.
[20]. Орехов А. М. События 1956 года в Польше и кризис советско-польских отношений // Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945–1985). Новое прочтение / Отв. ред. Л. Н. Нежинский. М., 1995. С. 224–226.
[21]. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Кн. 3. С. 232.
[22]. Орехов А. М. Москва и кризис 1956 г. в Польше (несколько новых, неизученных документов) // Польша — СССР. 1945–1989: Избранные политические проблемы, наследие прошлого. М.: ИРИ РАН, 2005. С. 264–266. Хрущев Н. С. Время. Люди. Власть. Кн. 3. С. 234–235.
[23]. Pinkus, B. The Jews of the Soviet Union: The History of a National Minority. Cambridge (UK), 1988. Р. 220; Орехов А. М. События 1956 года в Польше и кризис советско-польских отношений // Советская внешняя политика в годы «холодной войны» (1945–1985). Новое прочтение. М., 1995. С. 228–229.
[24]. Это соглашение было своего рода подарком Гомулке от Хрущева, выпустившего в 1957–1959 годах из СССР 212 тыс. этнических поляков.
[25]. Szaynok B. Z historia i Moskwa w tle. Polska a Izrael 1944–1968. Warszawa, 2007. S. 284–286, 291, 297.
[26]. Говрин Й. С. 148. Правда. 1957. 26 марта. Энциклопедия Иудаика. Т. 13. С. 784. КЕЭ. Т. 6. Кол. 619–669.