[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2012 СИВАН 5772 – 6(242)
КОЛОНКА РЕДАКТОРА
О Хаиме Граде часто говорили, используя превосходную степень: «самый знаменитый», «самый талантливый», «самый глубокий». И поскольку всегда эта характеристика была оценочной, то так или иначе оказывалась спорной. Был ли он самым знаменитым еврейским писателем своего времени? Конечно, нет. Не только братья Зингер, но и гораздо менее одаренный Шолом Аш публике были известны куда больше. Была ли его проза самым увлекательным чтением? О нет. Уголовные романы Опатошу значительно динамичней.
Молва назначила его вечным соперником Башевису. Этому поспособствовала и жена Граде, Инна, не скупившаяся на ушаты помоев на голову единственного писавшего на идише нобелевского лауреата. Да и сама жизнь развела их в разные стороны. Башевис успел все то, что Граде упустил. Первый перебрался из Варшавы в США как раз вовремя, за четыре года до конца света. Второй бежал из Литвы в глубь СССР, когда немцы уже подходили к Вильнюсу. Башевиса отъезд из «алтер гейм» разлучил с идеологически чуждой женой, предпочитавшей суровое царство восточного тирана веселому оскалу Дядюшки Сэма. Граде во время бегства оставил обессилевшую возлюбленную, как оказалось, на страшную смерть.
Добравшись наконец до Башевисовой Америки, Граде все равно остался там, в не разрушенной еще Вильне, с ее еврейскими молельнями в кривых переулках, ее большой любовью и мелкой ненавистью, великими знаниями и убогими скандалами. А для Башевиса Польша осталась его молодостью, и только. Оттого его Варшава — не совсем его, она скорее литературный вымысел, а Вильна Граде — оттиск безусловной реальности, его реальности.
Башевис мог позволить себе со стороны рассматривать обезумевших, потерявших все, несчастных выживших. Граде же был одним из них — тех, кого с прошлым связывают только воспоминания, потому что больше от прошлого ничего не осталось.
В литературном процессе, конечно, много случайностей. Но в том, что главным американским еврейским писателем стал Башевис, а не Граде, на мой взгляд, ничего случайного нет. Башевис хотел и знал, как понравиться американской публике. А Граде в Америке, похоже, хотел лишь одного: вопреки действительности продлить жизнь выкорчеванному — нет, не райскому саду, но родному дому.
Именно Хаим Граде увековечил две легендарные страницы еврейской истории. Благодаря Рембрандту мы знаем, как выглядел еврейский Амстердам. Шедевры Граде навсегда сохранили облик литовского Иерусалима — Вильны и литовского Явне — Новогрудка. «Немой миньян», «Мамины субботы», «Брошенная жена» — великий некрополь великому городу, и «Цемах Атлас» — памятник новогрудской ешиве Хазон-Иша. Что-то мы уже издали, остальное обязательно издадим, и читатель, уверен, поймет, почему творчество Граде сравнивают со свитками Мертвого моря.
Борух Горин
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.