[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2012 СИВАН 5772 – 6(242)
Аркан Карив. Последнее танго
25 апреля писателю Аркану Кариву исполнилось бы 49 лет. Его похоронили в день рождения по еврейскому обряду в Москве, на Востряковском кладбище.
«Танго — одна из немногих вещей в моей жини, про которые я точно знаю: продолжая этим заниматься, со временем я буду все лучше и лучше», — сказал мне как-то Аркан. Наверное, это была одна из самых серьезных и важных для него вещей, которые он мне когда-либо говорил.
Познакомились мы в декабре 2004-го при обстоятельствах, которые Аркан наверняка не запомнил, а я помню очень хорошо. Ну и неважно. Потому что по-настоящему мы познакомились в сентябре 2009-го, когда я до такой степени достала всех окружающих своим нытьем на тему «пойдемте кто-нибудь со мной учиться танцевать танго», что мне дали телефон Аркана со словами: «Карив уже восемь лет выносит всем мозг своим танго, тебе к нему».
Я, надо сказать, страшно стеснялась звонить незнакомому, по сути, человеку со словами: «Отведите меня на танго». Так что наш общий друг, который дал мне его телефон, в итоге плюнул, позвонил Аркану сам, потом перезвонил мне и сказал: «Он ждет твоего звонка. Звони».
Аркан взял трубку. Дрожащим голосом я начала лепетать, что я та самая девочка, которая хочет научиться танцевать танго, а он вроде тот самый человек, который... Где-то на этом месте Аркан перебил меня и с радостным стебом в голосе сказал:
— О! Ты преодолела смущение!
Потом он устроил мне целый экзамен.
— Почему ты хочешь танцевать именно танго? Ты отдаешь себе отчет в том, что будет, если тебе понравится? Просранные ночи, блядство, алкоголь, кокаин? Потеря работы? Вечная нищета? Тебе оно надо?
Тут уже я встала в позу и заявила, что мне оно надо. Тогда Аркан сказал:
— Ну что я могу сделать... я могу взять тебя на практику в школу, где я занимаюсь, это единственная осмысленная школа в Москве, других нет.
В общем, Аркан был моим первым партнером. Как я сейчас понимаю, это даже важнее, чем первый мужчина. Это когда ты уже понимаешь, что к чему, в смысле тела и человеческих отношений, вроде взрослая уже, а тут на тебя обрушивается совершенно другая интимность: ты оказываешься внутри чьего-то объятия сразу вся, целиком, и слышишь через чужое тело, как дрожит от неуверенности и какого-то счастливого ужаса твое. Танго оказалось таким вот способом узнать человека сразу всего — и без сложных последствий. Вы уже сразу как бы переспали и пережили расставание — где-то в прошлом, — и теперь вы просто люди, которые знают друг друга изнутри и могут друг друга, как никто.
Аркан учил танго, как очередной язык — язык человеческой коммуникации. Такой язык, который входит в тебя на уровне мышечных рефлексов. Один из моих партнеров впоследствии говорил, что не узнает никого из своих партнерш в лицо, но вот встает с ними в объятие — и по объятию сразу вспоминает. Я до сих пор кожей и мышцами помню аркановское объятие и, думаю, всегда буду помнить. Мне немного неловко, что я так много знаю о человеке, о котором я вообще-то знаю так мало. Но это знание — часть меня, часть моей с ним истории и часть его: он тоже знал многих и многих людей, был этаким слепком с их объятий. Аркан научил меня многим штукам, которые я до сих пор использую в танце. Сейчас я понимаю, что он, в общем, просто пересказывал то, чему научился от разных преподавателей, как я бы сейчас пересказывала (и пересказываю) отдельные куски своего ученического опыта новичкам. Но формулировки! Некоторые аркановские танго-максимы я говорю про себя до сих пор, когда танцую.
Например, «Я хочу меньше головы и больше сисек» — это значило не наклонять голову вперед, а стремиться вперед грудью, корпусом, открывая партнеру солнечное сплетение.
Или: «Танцевать хорошо можно с любой партнершей, если ты сам танцуешь хорошо. Если твоя женщина ничего не умеет — ну ходи с ней просто».
Как-то мы с Арканом пришли на праздничную милонгу — третью или четвертую в моей жизни. Я ничего не умею, всего боюсь, Аркан фактически носит меня на себе по танцполу, в полном соответствии с вышеприведенной максимой. Но ему же хочется и потанцевать! Поэтому в какой-то момент он говорит:
— У меня есть для тебя танго-задание. Стой вот здесь и делай вид, что тебе очень хочется танцевать. Стреляй глазами. Пусть тебя кто-нибудь пригласит.
Поставил меня в нужную позу — не скрещивать руки на груди (не «закрываться»), развернуть плечи, то-сё — и ушел танцевать с кем-то. А я же не знаю, как это делается — чтобы меня кто-нибудь пригласил. Какое движение нужно совершить внутри себя, чтобы оно оказалось аналогом фразы: «Привет, давай потанцуем». И вот я стою — а задание же, надо успеть сделать так, чтобы меня пригласили до конца танды, — и отчаянно пытаюсь нащупать внутри себя то мышечное движение, которым они все передают наружу, что хотят танцевать и были бы не прочь это самое... Это? — нет, не подходит; может, вот так? — нет, не то; что-то такое?.. И каким-то случайным движением, которое я даже не запомнила, вдруг попадаю в неведомое баскетбольное кольцо, и передо мной вырастает какой-то человек с вопросом: «Танцуете?»
Человеку, конечно, туго пришлось: я тогда очень хотела танцевать, хотя на самом деле почти не танцевала. И все-таки у меня получилось — у Аркана получилось. У меня потом ушло еще полгода на то, чтобы освоить это внутреннее движение уверенно, как свое. Но никто, кроме Аркана, меня этому никогда не учил и не говорил со мной об этом.
Я еще очень многое помню про наши танцы, но огромная часть того, что я помню, трудно вербализуется, потому что она вся на тактильно-мышечном уровне. На том языке, которым Аркан так хотел владеть в совершенстве и который понимал так хорошо. Хотя вот одна из этих вещей — очень важная — как раз про слова. Как-то в очередной его приезд в Москву мы договорились пойти с ним на милонгу. Мне страшно хотелось танцевать, причем на тот момент я, фанатично занимающаяся все свободное время, 5–6 раз в неделю, танцевала, честно говоря, уже немного лучше Аркана, и мне хотелось более продвинутых партнеров. В общем, я приехала на милонгу раньше, чтобы натанцеваться до его прихода.
Потом приехал Аркан и с порога заявил:
— Я пишу следующий роман! Я уже написал начало и некоторые сцены, так круто получается!
Я сказала, мол, покажи. Ну а что еще отвечают другу-писателю на такое?..
— О! — обрадовался Аркан. — Пойдем в соседний зал, я тебе прочитаю.
И я поплелась с Арканом в соседний — обеденный, не танцевальный — зал, мы сели за стол, и дальше до часу ночи, то есть до конца милонги, он читал мне начало своего второго романа, «Однажды в Бишкеке», и ту главу, где в бишкекском ресторане происходит драка между заезжими американцами и приближенными киргизского «принца».
На первых строчках я еще уныло провожала глазами уходящих с милонги потенциальных партнеров. А потом — хохотала, ахала, наклонялась, чтобы лучше слышать, улыбалась, ерзала от волнения, потому что обе эти сцены — особенно драка, которую Аркан написал как танец, — вставали перед глазами и смешивались с танго в соседней комнате, встраиваясь в пробивающуюся оттуда музыку и становясь почти осязаемыми, реальными, здесь и сейчас.
Потом, когда я прочитала законченный роман целиком с экрана, эти сцены уже не произвели на меня такого впечатления — как я теперь понимаю, они не предназначены для чтения про себя в одиночестве, потому что они вообще не текст. Они — танго. И так же, как стихи танго, на бумаге выглядят несколько наивно и немного неуместно, как-то «чересчур». В общем, Аркан писал роман, а написал romance — танго в прозе, которое должно исполняться под музыку, перемешанную с легкой руганью, тоскующими взглядами одиноких женщин, сигаретным дымом, случайным смехом поддатых аргентинцев, тихим стуком стаканов, когда их ставят на кривые столы, поднимаясь танцевать, и ритмичным, как прибой, мускулистым шелестом туфель о паркет, который можно услышать из-под музыки, только сидя очень близко, почти на самом танцполе, так, словно очень-очень хочешь танцевать, в надежде, что тебя вот-вот пригласят.
Следующий — третий — свой роман Аркан собирался писать про танго. То есть снова про того же героя, Мартына Зильбера, — но еще про Аргентину, золото Третьего рейха, приключения, любовь, драки и смерть на танцполе. Сейчас мне кажется, будто Аркан говорил, что героя в конце должны были на танцполе убить, по законам танго-лирики. Но, может быть, это уже я придумываю. Может, предполагалось, что он счастливо избежит опасностей и останется жив.
Юлия Идлис
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.