[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2012 ИЯР 5772 – 5(241)
Начало печальной истории
Лев Усыскин
Оценивая историческое исследование, мы обращаем внимание в первую очередь на новизну и корректность использования источников, а также на состоятельность выводов, сделанных в ходе их анализа. Если с источниками и выводами все в порядке, исследование можно считать состоявшимся. Монография получит признание коллег, но вызовет ли она общественный резонанс — еще вопрос. Ибо это определяется уже не корректностью, но значимостью и актуальностью поставленных в работе вопросов и предложенных ответов. Причем актуальностью не собственно научной, зависящей от внутренней логики развития науки, а общественной, определяемой интересом к предмету исследования вне научного сообщества.
Карта из книги Юлия Гессена «История евреев в России». Незаштрихованная территория — 15 губерний России и 10 губерний Царства Польского — была открыта для постоянного проживания евреев. Масштаб: в 1 сантиметре 100 верст. С.-Петербург. 1914 год
По первому, источниковедческому, пункту исследование петербургского историка Ольги Минкиной[1] выглядит безупречным. Его тема не слишком истоптана по вполне понятным причинам: ни в дореволюционной России, ни тем более в СССР занятия ею не поощрялись, заграничным же исследователям было непросто ею заниматься, так сказать, «технически». В результате каноническое представление о еврейских посланцах в российскую власть определяется трудами Ю. И. Гессена и С. М. Дубнова — историков российского еврейства рубежа XIX — XX веков, с концепциями которых автор полемизирует, опираясь на свой круг источников.
Этот круг исключительно обширен и дискретен. Основная документация четырех так называемых «Еврейских комитетов» правительства, вырабатывавших в 1801–1827 годах государственную политику относительно еврейского населения империи, погибла в ходе пожара в Министерстве внутренних дел в 1862-м, поэтому исследовательница работала преимущественно с архивами губерний и городов черты оседлости. В целом результат этой работы получился совершенно в духе достижений российской историографии последних десятилетий, общем для исследователей самых разных эпох — от XVI века до наших дней. Взрывное расширение источниковедческой базы за счет всевозможного разрозненного актового и биографического материала привело к размыванию, если не разрушению существовавших ранее концепций. Эти прежние концепции формировались, как правило, на основе разного рода полемической публицистики и испытывали довольно сильное влияние дискуссий, современных авторам концепций, а не исследуемой эпохе.
Проблема в том, что, убедительно доказывая безосновательность былых концепций, Минкина (наряду со многими другими яркими современными исследователями) не предлагает взамен ничего сопоставимого в плане определенности формулировок. Причем данное обстоятельство никак нельзя считать недоработкой ученого — напротив, это своего рода демонстрация честности и смелости интеллекта, соглашающегося признать две весьма неприятные истины: письменные источники, даже взятые во всей своей гипотетической, а не только реальной полноте, отражают лишь небольшую часть человеческих отношений прошлого, которые, в свою очередь, являются результирующей массы обстоятельств самой разной природы и разного калибра — выделить из них определяющее зачастую не просто трудно, но и невозможно ввиду отсутствия такового. Просто потому, что жизнь так устроена — и в прошлом, и в настоящем.
Если попытаться все-таки сформулировать в совсем уж банальных словах полученный Минкиной результат, то выглядеть это будет примерно так: с момента вхождения населенных евреями территорий Речи Посполитой в состав Российской империи и до конца правления Александра I власти в решении касающихся евреев вопросов так или иначе взаимодействовали с еврейскими представителями, имевшими мандаты самой различной природы — от избранных депутатов до уполномоченных тех или иных еврейских сообществ и даже до людей, представлявших еврейство единственно на основании убежденности в собственной персональной значимости. Некоторые из этих представителей имели фактическую и формальную аккредитацию при профильных органах имперской власти. Об этих людях, их биографиях, перемещениях и даже бытовых обстоятельствах мы кое-что знаем — в том числе благодаря изысканиям Минкиной. Однако проследить механику и конкретные результаты их представительской деятельности практически невозможно: крупных гласных достижений вроде заметной коррекции имперского законодательства они добиться не смогли (за немногими исключениями), а косвенное влияние на умы имперских нормотворцев практически не подлежит ретроспективному отслеживанию.
Говоря иначе, книга Минкиной рассказывает о том, как:
1. избирались (и вообще возникали) еврейские депутаты;
2. какими наказами они нагружались;
3. каков был их статус в глазах имперских властей;
и, отчасти, 4. как участие в еврейском представительстве повлияло на личные судьбы некоторых евреев.
Приводимая исследовательницей информация — это необходимая часть паззла, сложение которого, собственно, и может являться одной из генеральных целей совместной исследовательской работы. Речь идет о выявлении общей картины и внутренней логики еврейской политики российского государства.
Разумеется, эта сверхзадача не единственная из возможных. Столь же важна, сложна и почетна, например, задача создания панорамы собственно еврейской жизни в Российской империи — и для ее решения в книге также немало «информации к размышлению». Однако что касается общественной значимости, первая цель для нынешних россиян не в пример важнее. Механизмы работы государственной машины сохранили со времен Екатерины Великой и Александра Благословенного немало неизменного, не слишком отрефлексированного и при этом имеющего самое непосредственное отношение к теперешним российским проблемам — уже никак не связанным с евреями.
Еврейская политика самодержавной России — штука загадочная, и многие вещи, привычно воспринимаемые как сами собой разумеющиеся, таковыми при ближайшем рассмотрении не являются, требуя специального объяснения.
После первого раздела Польши вместе с вошедшими в состав России территориями русский царь приобрел и огромное количество подданных-евреев. Это событие уже само по себе было весьма нетривиальным: на протяжении нескольких столетий в русской национальной идеологии культивировался образ евреев как «врагов христовых», которым, конечно же, не место на Святой Руси не при каких обстоятельствах. Причем самих этих евреев толком никто и не видал. И вдруг они оказались в России, да еще и в огромном множестве, — в чем-то это сродни ситуации, когда вы наяву становитесь владельцем леса, кишащего змеями горынычами и соловьями-разбойниками. Так-что сам факт, что Екатерина признала за евреями право жить в ее империи и исповедовать свою религию, не столь тривиален, как кажется.
Дальше с неизбежностью вставал вопрос: как этими евреями управлять. Тут нужно попробовать взглянуть на ситуацию глазами имперской власти — даже предположив, что она добросовестна и компетентна. Ситуация оказалась предельно сложной — сложной прежде всего «таксономически». С одной стороны, в наследство достались вполне дееспособные органы еврейского самоуправления Речи Посполитой — кагалы, так что можно бы посчитать евреев отдельным сословием, а кагалы — органами сословного управления. Однако, с иной стороны, евреи «раскладываются» и по обычным сословиям и разрядам — мещане, купцы и проч. В итоге получается форменное нарушение имперской регулярности управления: некие лица управляются, т. е. судятся сразу по двум линиям. Стало быть, надо выбирать — выбирать между политикой сегрегации и политикой инкорпорирования евреев в российскую сословную структуру на общих основаниях. Надо сказать, что во вносимых евреями проектах собственного обустройства содержались как тот, так и другой варианты. Вообще же — и рассматриваемая книга неоднократно подводит нас к этой мысли — трудно понять, почему правительство не решилось сразу раскассировать евреев по сословным нишам: в еврейском социуме разве что землепашцев тогда практически не было, зато имелась достаточно заметная прослойка лиц, небезосновательно претендовавших на статус родовой аристократии.
Идем дальше: русские администраторы не могли не заметить, что кагалы, через которые они все-таки решились управлять еврейским населением, в качестве управляющего органа, мягко говоря, не идеальны. Это непрозрачная (с точки зрения тогдашних властей), зачастую монополизированная теми или иными семьями структура, испытывающая к тому же сильное конкурентное давление со стороны других еврейских объединений — в частности, хеврот (близких к ремесленным цехам). Достаточно заметно было для русских властей и наличие идеологических конфликтов хасидов с миснагидами, а также ранних маскилов с приверженцами традиционного уклада. Кроме того, серьезнейшим когнитивным препятствием для российской администрации стало ясно выраженное нежелание евреев и еврейских обществ организовываться в единую «властную вертикаль» — даже в сугубо религиозной части компетенций.
Черновик письма Г. Р. Державина Н. Х. Ноткину о создании
комитета по реформе уклада белорусских и польских евреев.
9 декабря 1802 года
Еще одно противоречие в восприятии евреев возникало в связи со страхом властей (отчасти надуманным, отчасти обоснованным) перед «польскою интригой». Евреи вроде бы могли стать неким противовесом польским помещикам на присоединенных землях, однако же лояльность самих евреев, имевших разнообразные связи с единоверцами из других стран, вызывала у властей подозрение.
Вдобавок можно предположить психологическое затруднение властей вот какого рода. Традиционный с начала XVIII века пафос имперской власти — это пафос окультуривания, когда власть, как бы сокрушаясь от недостаточной способности социума к самоорганизации и культурному саморазвитию, словно бы нехотя бралась возглавить эти процессы. В случае же с народами (не только с евреями) той части империи, что станет называться чуть позже Западным краем, этот пафос ощутимо ставился под сомнение — ибо народы эти к моменту вхождения в Российскую империю уже имели много больший опыт самоорганизации, нежели насаждавшийся Петербургом в остальной части страны. Что же делать в этом случае власти? Расстаться с представлением о себе как о культурном демиурге? Или, разрушив то, что имеется, начать строить нечто новое на чистом месте?
Все эти так и не нашедшие разрешения мысленные метания, а не только невежество державинского фасона стали причиной странной, инертной, лишенной нерва и сведшейся в конечном счете к игнорированию политики властей в отношении проектов еврейских депутаций. А также в целом непоследовательной и неумной еврейской политики Российской империи, результатом которой стала прогрессирующая потеря лояльности евреев, к 1917 году принявшая катастрофический характер. Одна из начальных глав этой печальной саги и написана Ольгой Минкиной.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Ольга Минкина. «Сыны Рахили»: Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825. М.: Новое литературное обозрение, 2011.