[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2012 ИЯР 5772 – 5(241)
Александр вогман: Служитель культа книги
Беседу ведет Леонид Юниверг
Александр Вогман — один из самых востребованных реставраторов старых еврейских книг, причем не только в Израиле, но и в Европе и Америке. Именно от него — на очередном заседании Иерусалимского клуба библиофилов — я впервые услышал о том, что в реставрации еврейских книг существует особая этика.
Леонид Юниверг Как ты, не имея специального образования, стал высококлассным реставратором?
Александр вогман Рад был бы получить такое образование, но негде было. Не знаю, существует ли подобная проблема сегодня за границей или в России, но в то время в СССР не было специальных учебных заведений подобного рода. Вспоминаю, что первым толчком к освоению основ переплетного дела стала потребность привести свою домашнюю библиотеку в порядок. Конечно, то были простые книжки с примитивными коленкоровыми переплетами. И все это довольно долго продолжалось на том же любительском уровне, пока я случайно не познакомился с одним священником, пожелавшим привести в порядок церковную библиотеку. Он сразу поверил в меня как реставратора. Для него было важно сохранить библиотеку в старорусских традициях: ему хотелось возродить в советской глуши хотя бы какое-то подобие благочестия. Поскольку сам он был человеком широко образованным, к тому же не чуждым литературных занятий, то и к книгам у него отношение было соответствующее. Он настойчиво рекомендовал своих знакомых в Ленинграде, которые могли бы помочь мне войти в мир профессиональной реставрации. Я последовал его совету и поехал в Ленинград. Там находилась лаборатория Публичной библиотеки (бывшей Императорской, а ныне Российской национальной), которой заведовала Маргарита Георгиевна Бланк. На Литейном, помнится, было пятиэтажное здание, на первом этаже которого находились переплетные мастерские, а наверху — «профессура», то есть химики, люди, которые работали с особо ценными изданиями. Маргарита Георгиевна — человек уже достаточно титулованный, известный в своем мире — пыталась мне помочь: познакомила с мастерами у себя в лаборатории, в Эрмитаже, в Лаборатории консервации и реставрации документов. Мне давали возможность находиться там, смотреть, спрашивать.
ЛЮ Ну а где ты доставал специальное переплетное оборудование?
АВ Оборудование и подручные средства, которыми я тогда пользовался, были примитивными. Как мне кажется, все реставрационное дело, включая несколько серьезных лабораторий при крупнейших библиотеках страны, было построено больше на энтузиазме людей, чем на «материально-технической базе», как это называлось у нас в Союзе. Мы не имели представления ни о японской бумаге, ни о многих современных способах работы. Уже здесь, в Израиле, я постепенно узнавал то, что было давно в ходу у реставраторов Западной Европы и Америки. Порой, впервые держа в руках какой-нибудь инструмент для переплетных работ, я не мог понять, что это такое и как это применять…
ЛЮ После ленинградских «университетов» ты полностью перешел на частные заработки переплетным делом?
АВ Я числился где-то сторожем — обычный советский вариант, — а в свободное время делал то, что мне нравилось, отдаваясь этой работе. Как ты помнишь, надо было где-то числиться, чтобы не считаться тунеядцем.
ЛЮ А ты тогда уже думал о возможной репатриации в Израиль?
АВ В первый раз я об этом подумал в 1971 году, мне было 15 лет. В Израиль уехала мамина сестра. В начале 1970-х Рига бурлила. Чего стоило одно «самолетное дело»! А реально задумался, когда мы поехали встретиться с тетей через 17 лет. Репатриировался в апреле 1990-го.
ЛЮ Как удалось найти работу в Иерусалиме, живя в Хайфе?
АВ Время от времени я приезжал в Иерусалим, пытаясь установить отношения с различными учреждениями, и однажды познакомился с заведующим реставрационным отделом израильского Национального института памяти жертв Катастрофы (Шоа) и героизма «Яд ва-Шем», находящегося в Иерусалиме. И там неожиданно мною заинтересовались. Помогли фотографии моих работ, а также рекомендательное письмо, которое Нафтали Лифшиц, известный хайфский адвокат и библиофил, написал на бланке своей конторы. Меня приняли на работу в это серьезное государственное учреждение. Здесь же мне довелось впервые освоить работу с документами, плакатами, письмами и дневниками. Книги попадались редко и только те, что были связаны с каким-нибудь историческим событием или известным лицом.
ЛЮ В чем характерные особенности востребованной еврейской книги?
АВ Даже на предварительном этапе работы с обычной еврейской книгой, когда просто проверяешь ее цельность, ты встречаешься с вещами, которые нельзя заметить ни в каком другом месте. Например, для хасидских книг характерны волоски бороды, которые использовали как… закладочки. А для пасхальных агадот — пятна вина и крошки мацы, которые забиваются в корешок книги. По таким «приметам» ты можешь лучше понять книгу и почувствовать, что книга эта разделяла человеческую судьбу. Потому и сложился особый пиетет перед книгой в еврейской традиции — ведь это отчасти живой свидетель нашей истории. К примеру, у меня на реставрации недавно была книга ничем вроде бы не примечательная — это махзор, изданный в Зольц-бахе в XVIII веке. Но, в отличие от обычных молитвенников, он напечатан не на тряпичной бумаге, а на пергаменте, — значит, это был редкий экземпляр, предназначенный для подарка. Причем на пергаменте большого размера, «ин фолио». А когда я начал просматривать листы, то увидел дырку, «прошившую» всю книгу. Оказалось, это след от пули. Я нашел между страниц кусочки расплющенного свинца и собрал их в спичечный коробок. Когда спросил у заказчика, что это за необычная, простреленная книга, то узнал, что перед войной его отец отдал первый том одному сыну, а второй — другому. И вот судьба книги оказалась такая же, как у человека, — быть расстрелянной.
ЛЮ Каков круг твоих клиентов, как они тебя находят?
АВ Причина, по которой обращаются к реставратору, понятна: человек покупает книгу, поистрепавшуюся за много лет, и хочет привести ее в порядок. Иногда все начинается с какой-то моей удачной работы. Кто-то у кого-то увидел хорошо отреставрированную книгу. Его интересует, кто это сделал. Ему отвечают: «Александр из Иерусалима». Как известно, книжный мир довольно тесен, а еврейский мир к тому же сам по себе очень замкнут. А людей, занимающихся специфическими темами внутри еврейской книги, вообще наперечет. И у них есть книги, которые они хотят привести в порядок. Хорошо известно, что в каждой еврейской семье имеется хотя бы небольшая библиотечка, и весьма часто в ней находятся старые, а порой и очень старые книги, которые порой достаются родственникам, не имеющим ни малейшего представления об их ценности. Однако, унаследовав какой-то фамильный молитвенник, они приносят его ко мне, желая привести книгу в порядок в память о родных. Наряду с ними есть, конечно, профессиональные коллекционеры и книготорговцы, хорошо представляющие стоимость книги.
ЛЮ Вернемся к понятию «этика реставрации еврейских книг». Что должны иметь в виду реставраторы, работая с еврейскими книгами?
АВ В еврейской истории книга имеет особый статус. Нередко она выступает как мерило всей человеческой жизни. Не случайно в канун Судного дня все желают друг другу хорошей записи в Книге жизни. Каждый человек, пока жив, — незавершенная Книга жизни, такая же, как и обычная, нуждающаяся в реставрации… Евреи воспринимают книгу как свидетельство живого человека, а потому им важно помочь книге выжить, чтобы передать ее другому поколению. При всех жестких критериях, которые предъявляет реставрация как профессия, очень важно всегда помнить: мы делаем книгу не только для конкретного заказчика, поскольку он — лишь одна из связующих нитей в судьбе этой книги. Поэтому мы не должны поддаваться сиюминутным просьбам заказчика, если они книге во вред. Важно понимать, что эти книги не будут ни поставлены в шкаф, ни спрятаны в сейф, а останутся на столе и к ним будут постоянно обращаться. Еврейская книга своим обликом не должна бросаться в глаза. Никаких ярких золотых надписей, лакированной кожи, разноцветных форзацев — это бижутерия, характерная для книги Нового времени. Я никогда не соглашаюсь нарушить этот неписаный этический закон.
ЛЮ Насколько заметны следы индивидуального подхода реставратора на той или иной «вылеченной» им книге?
АВ Если тебе показывают чью-то книгу после реставрации, то ты более-менее точно можешь сказать, кто это делал: узнаешь руку кого-то из коллег. Потому что у каждого есть свои приемы, которые могут быть спорными с профессиональной точки зрения, но они — свидетельство определенного подхода. Я думаю, что самый строгий судья моей работы и самый лучший советчик — это не оставляющее меня чувство трепета, которое каждый раз возникает перед новой книгой, доверенной мне ее владельцем.
ЛЮ Кажется, ты благодаря работе изнутри почувствовал, почему евреев называют народом Книги. Ведь это определение шире, чем обычная трактовка: народ Библии, Книги книг?
АВ Книга — вектор и фактор нашего существования, и поэтому между евреями и книгой есть некое творческое напряжение. Ты не можешь отделить книгу от еврейской жизни, перенести ее на периферию жизненных ценностей. Самое характерное для еврея — его книжное начало, и я, по-видимому, один из служителей культа Книги…
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.