[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2012 ИЯР 5772 – 5(241)
Происхождение Устной Торы
Евгений Левин
Любой еврей, даже крайне мало сведущий в традиции, знает, что, кроме Письменной Торы, есть еще и Устная. Раввин Арье Каплан в своей книге «Основы еврейского мышления» пишет: «Устная Тора изначально предназначалась для словесной передачи от человека к человеку, из поколения в поколение. Учитель передавал ее ученику таким образом, что ученик мог задать вопросы по непонятным ему темам и избежать возможной двусмысленности. Письменный же текст, пусть даже самый совершенный и продуманный, таит в себе опасность неверного толкования».
Полемизируя с караимами, признававшими лишь Письменную Тору, средневековый поэт и философ Йеуда Галеви весьма убедительно продемонстрировал, что соблюдать заповеди, руководствуясь только текстом Писания, практически невозможно: «Я хотел бы, чтобы они [караимы] объяснили [без устной традиции, на основе только Письменной Торы], какое нутряное сало запрещено есть, ведь оно, как и разрешенное к употреблению, так же находится в кишечнике и на желудке животного… У них запрещается есть курдючное сало — как определить его границы?.. Я хотел бы, чтобы они определили границу, дальше которой человек не смеет удаляться в субботу от места, где он живет, — должен ли им считаться его дом, двор, владение, если у него несколько дворов, квартал, район, или город? Хотел бы я, чтобы они объяснили мне, какой минимум работы в субботу считается уже запрещенным… Пусть объяснят мне, откуда видно, что они обязаны молиться Б-гу? Как они устанавливают, в каких случаях заповедь исполняется, несмотря на то, что необходимое для этого действие запрещено другой заповедью?»
Однако, как заметил еще капитан Врунгель, всякая селедка — рыба, но не всякая рыба — селедка. Даже если заповеди Торы невозможно соблюдать без устной традиции — лучше всего это доказали сами караимы, которые, отвергнув Талмуд, довольно быстро создали свою собственную версию, — это вовсе не означает, что речь идет именно о традиции раввинистического иудаизма. Почему же мы должны следовать именно ей?
С точки зрения ортодоксального иудаизма устный закон имеет такое же Б-жественное происхождение, что и письменный: по словам мудрецов Талмуда, обе Торы, Устная и Письменная, были получены непосредственно от Всевышнего одним и тем же человеком, Моше. Что касается Письменной Торы (Пятикнижия), то здесь в еврейской традиции существует консенсус: практически все согласны, что вся Тора была записана Моше, и к моменту его смерти он оставил евреям весь текст, за исключением, возможно, нескольких последних стихов, описывающих его смерть (по мнению некоторых мудрецов Талмуда, этот отрывок дописал его преемник, Йеошуа бин Нун[1]). С Устной Торой ситуация иная: на протяжении истории еврейской мысли было высказаны различные мнения относительно того, какие именно законы и толкования были получены Моше на Синае, а какие возникли гораздо позже.
Наиболее ясную позицию выразил испанский философ и историк Авраам ибн Дауд (1100–1180). В предисловии к своей «Книге предания» он писал: «Цель книги предания — представить неопровержимые доказательства, что все учение наших мудрецов, благословенной памяти, то есть все, что сказано в Мишне и Талмуде, было получено по цепочке непрерывной традиции. Каждый из великих мудрецов и праведников узнавал все, что знал, от великого мудреца и праведника предшествующего поколения; каждый глава школы или ешивы узнал все, что знал, от другого главы школы или ешивы… Никто из мудрецов Талмуда, а тем более Мишны никогда не учил ничему, что являлось бы его собственной выдумкой».
С точки зрения благочестия этот подход обладал несомненными преимуществами: если все предписания Устной Торы имеют Б-жественное происхождение, то вопрос, почему им нужно следовать, у религиозного еврея не возникает. Однако, если все законы и предписания были получены на Синае, почему же в талмудической литературе можно найти множество споров на самые разные темы, когда мудрецы придерживались диаметрально противоположных воззрений: то, что одни считали чистым, другие полагали нечистым, то, что один мудрец запрещал, другой разрешал и т. д.
Караимы указывали на подобные разногласия между мудрецами, видя в них доказательство небожественного происхождения Устной Торы. Однако Ибн-Дауд и его единомышленники предложили иное объяснение: «Все, что касается принципиальных вещей, они слышали от своих учителей, однако не всегда расспрашивали их о деталях закона, поскольку не учились достаточно прилежно». Иными словами, при передаче традиции какая-то ее часть оказывалась утраченной, какая-то — искаженной, часть — запомнилась разным ученикам по-разному, некоторые подробности и детали ускользнули от внимания, и их потом приходилось восстанавливать в ходе дискуссий… Это, естественно, и привело впоследствии к спорам и разногласиям.
Такое предположение, хотя и сохраняло идею Б-жественного происхождения Устной Торы, представляло колоссальную угрозу для авторитета устной традиции, поскольку немедленно заставляло вспомнить о «правиле тринадцатого удара» (если часы пробили тринадцать раз, из этого не следует, что сейчас 12, а один удар был лишним — это значит, что часы сломались, и сейчас может быть любое время). Если мудрецы что-то забыли, а что-то запомнили неправильно — кто может поручиться, что все остальное они запомнили и поняли правильно? Иными словами, гипотеза Ибн-Дауда настаивала на Б-жественном происхождении всей устной традиции, но в то же время позволяла заподозрить эту традицию в недостоверности!
Одним из первых, кто осознал эту опасность, был рабби Моше бен Маймон, Рамбам. Поэтому в своем комментарии к Мишне он резко обрушился на тех, кто считал, что мудрецы Талмуда могли что-то «недопонять» или «недослушать». Вместе с тем он предложил собственную теорию возникновения и развития Устной Торы. По его мнению, Моше получил на Синае лишь некоторые заповеди, не упомянутые в Торе. Кроме того, Б-г дал ему несколько правил, инструментов анализа текста, позволяющих устанавливать новые законы на основании зафиксированных письменных источников, то есть Танаха. Руководствуясь этими правилами, праведные мудрецы последующих поколений, вдохновляемые Свыше, вывели множество самых разных законов. (Если привести современную аналогию, Всевышний дал Моше «конституцию» и несколько правовых принципов, с помощью которых юристы и законодатели впоследствии принимали законные и подзаконные акты, воплощающие конституционные принципы в жизнь.)
Поскольку разные мудрецы (например, школы Гилеля и Шамая) могли применять эти принципы по-разному и исходить из разных посылок, в результате, естественно, возникло множество споров и разногласий. Вместе с тем даже взаимоисключающие мнения мудрецов можно было справедливо назвать «словами Б-га живого» (Эрувин, 19б) — ведь все они действовали в рамках единой правовой системы, основы которой были заложены на Синае.
Подход Рамбама также хорошо объяснял, почему Талмуд нередко называет имена мудрецов, установивших тот или иной закон. К примеру, Гилель ввел прозбул[2] (Мишна, Швиит, 10:3), его внук раббан Гамлиэль — ряд важных постановлений, касающихся бракоразводного права (Мишна, Гитин, 4:3). Кроме того, становится понятно, почему Талмуд допускает параллельное существование еврейских судов, по-разному толкующих Алаху (Йевамот, 14а). Наконец, мнение Рамбама как нельзя лучше соответствует описанию развития Устной Торы, приведенному в самом Талмуде: «Сказал р. Йоси: <...> раньше суд из семидесяти одного мудреца заседал в Храме, в Зале тесаных камней; и еще два суда, из двадцати трех членов, — один у входа на Храмовую гору, а другой — во дворе Храма. И в каждом городе Израиля тоже был суд из двадцати трех членов. Если возникал спор, то стороны обращались в суд своего города. Если у суда была традиция по данному вопросу, суд сообщал, каков закон; если нет, то обращались в суд соседнего города. Если там имели традицию, то хорошо; если нет — передавали в суд у входа на Храмовую гору, и один из членов локального суда приводил аргументы сторон: “Вот что я утверждал, а вот что мои коллеги утверждали; вот мои доводы, а вот их доводы”. Если суд имел традицию — хорошо; если нет — передавали дело в суд, что во дворе Храма. Если там не имели традиции — передавали дело в Зал тесаных камней. Если этот суд имел традицию, ее сообщали; если же нет, то проводили голосование. И если большинство решало: “нечисто”, то, значит, таков закон; а если большинство решало: “чисто”, то, значит, таков» (Сангедрин, 88б).
Обратим внимание на разницу в полномочиях между судами низшей инстанции и Сангедрином, заседавшим в Храме. Первые, согласно Талмуду, имели право выносить решение в одном-единственном случае: если в их распоряжении была «традиция», то есть прецедентное судебное решение, принятое по такому же вопросу в прошлом. Если же никакие прецеденты не были известны, то судьи должны были передать дело наверх. Что же до суда, заседавшего в Зале тесаных камней, то тут ситуация была совершенно иной. При наличии прецедента он придерживался тех же правил, что и суды низшей инстанции. Однако заседавшие в нем судьи имели право большинством голосов решать также и новые проблемы, никогда не обсуждавшиеся их предшественниками. Если местные суды могли применять лишь уже существующие законы, то верховный Синедрион был не только судебным, но и законотворческим органом! Иными словами, в каждом поколении мудрецы, заседавшие в Зале тесаных камней, издавали новые законы, неизвестные их предшественникам.
Еще одна модель развития Устной Торы была предложена рабби Моше бен Нахманом, Рамбаном, и его учениками, каталонскими раввинами Йом-Товом бар Авраамом Асевили (Ритва) и Нисимом Геронди (Ран). В соответствии с их подходом, Устная Тора является безусловно освященной Свыше, поскольку Всевышний делегировал мудрецам право устанавливать Закон[3].
Поясняя этот принцип, Ритва, в частности, писал: «Сказано в Талмуде: слова тех и других [учеников Гилеля и Шамая] — слова Б-га живого. Раввины Франции задавали вопрос, как слова тех и других могут быть справедливы, когда одни разрешают, а другие запрещают?! И отвечали: сказано в другом месте, что когда Моше получал Тору, то в отношении каждого закона Всевышний привел ему 49 причин разрешить и 49 причин запретить. Когда же Моше спросил его, каков закон, Тот ответил, что это будут решать мудрецы Израиля».
Концепция Ритвы/Рана позволяет объяснить одну из самых известных талмудических историй — о том, как мудрецы переспорили самого Всевышнего: «Печь, которая разрезана (по слоям) и переложена песком, — принимает ли она [ритуальную] нечистоту? Р. Элиэзер считает ее чистой, а мудрецы — нечистой… [Исчерпав все аргументы], сказал р. Элиэзер:
— Если я прав, то пусть само Небо подтвердит мою правоту!
Раздался бат коль (Голос с Неба):
— Зачем противитесь вы словам Элиэзера? Ведь в вопросах закона он всегда прав!
Встал тогда р. Йеошуа и процитировал:
— Не на небе она (Тора) [Дварим, 30:12].
Что же это означает? Р. Ирмеяу сказал: “Тора была дарована нам на горе Синай. И после ее дарования мы уже не принимаем во внимание Голос с неба потому, что в Торе сказано: по большинству склоняться [Шмот, 23:2]”. Р. Натан встретил пророка Элияу. Он спросил его: “Что Всевышний делает в этот час? Сказал Элияу: “Он смеялся и говорил: „Мои дети победили Меня, победили!“”» (Бава мециа, 59б).
Три вышеназванных подхода нагляднее всего можно проиллюстрировать при помощи популярного образа «небесного Шульхан аруха», который изучает сам Всевышний (образ Творца, изучающего Тору, появляется уже в Талмуде). По мнению Ибн-Дауда, этот кодекс был написан с самого начала, от первой до последней страницы, — просто в копии, доставшейся людям, отдельные фрагменты были испорчены или утрачены. Согласно Рамбану, Б-г «собственноручно» заполнил часть страниц, предоставив людям возможность далее руководствоваться их собственной логикой. Наконец, по мнению представителей «каталонской школы», практически весь текст «небесного Шульхан аруха» был вписан человеческой рукой согласно плану и принципам, переданным с Небес.
Впрочем, стоит отметить, что все эти рассуждения носили сугубо академический характер. На практике представители всех трех школ считали безусловно обязательным соблюдение всех предписаний Устной Торы, независимо от того, был ли тот или иной закон дан непосредственно на Синае или же установлен мудрецами последующих поколений.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.