[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2012 ИЯР 5772 – 5(241)
Дан Бнайя Сери: «Превратить страдания в слова»
Зоя Копельман
Иерусалим — город многонациональный, но и еврейский Иерусалим пестрит людьми с разным оттенком кожи, строением лица, выговором иврита. Евреи селились тут общинами, создавая свои кварталы: выходцы из Ирака — Бавли, выходцы из Йемена — Теймани, выходцы из Галиции — Хунгари и т. п. Писатель Дан Бнайя Сери родился в 1935 году в семье йеменских евреев и вырос на границе Йеменского, Бухарского и Курдского кварталов, а чуть поодаль проживали бледнолицые ашкеназим, которые и одевались, и ели, и говорили иначе. Детство Дана пресеклось выстрелом иорданского снайпера: в канун Песаха 1947 года его отец был убит на пороге своей бакалейной лавочки. Мать работала поденщицей, чтобы поднять детей, нищета была беспросветной…
Сегодня Сери — добрый семьянин, отец и дед. Десятки лет он проработал чиновником в Министерстве сельского хозяйства. В какой-то момент пошел учиться писательскому ремеслу и в 46 лет решился выпустить первую книжку новелл — «Соленое печенье бабушки Султаны». Ценители отметили: появился самобытный автор — и стали ждать. Вторая книга Сери — «Птицы тени» (1987) — вызвала настолько большой интерес, что тут же переиздали первую. А Сери продолжал служить и писать. И еще начал водить экскурсии по своему Иерусалиму, изумляя слушателей волшебными еврейскими историями в духе «Тысячи и одной ночи».
Последний его роман «Артур» (Тель-Авив: Кинерет — Змора-Бейтан, 2011) был выдвинут на премию Сапира (16 января 2012 года ее получил Хаггай Линник). В этом романе воспитания, как всегда у Сери, переплетены реальность и вымысел. Действие происходит в знакомом уже читателю по прежним вещам прозаика Иерусалиме, где евреи носят арабские и персидские имена — имена праотцев и иных библейских героев, а Танах — главный источник познаний, отчего жизненные коллизии Яакова или его дочери Дины до сих пор служат утешением и назиданием взрослым и детям. Не радио или газеты, но загадочные полубезумные речи хахама Дуэка (он возникает во многих книгах Сери) сообщают новости, объясняя настоящее и предсказывая будущее. Здесь живут в тесноте крошечных комнат и каменных двориков с цветочными горшками, ящиками, где растут приправы, и колонкой, качающей воду из подземной «ямы» — традиционно иерусалимского кладезя дождевых вод. Здесь едят бобовые и рис, лакомятся пряными мучными сладостями, мятными леденцами и семечками. Судьбы персонажей сходятся-расходятся, вышивая на канве времени и пространства прихотливые арабески. Люди зажаты в этническом гетто, а их души рвутся на простор, улетают к окрестным холмам и лощинам, взмывают в небеса или блуждают по улице Невиим и далекой арабской Тальбие. У Сери всегда бессмертные души увлекают мужчин туда, где из раскрытых окон слышны звуки фортепиано, женщины нежны и прекрасны, а благоухающие цветники так не похожи на привычные запахи кухни, стариков и детских пеленок…
Но вернемся к «Артуру». Два брата, Ицхак и Шломо Абулафия, растут с бабушкой и дедом, крошечным отцом и безумной матерью, мечтающей вырваться из постылого окружения. Она регулярно колотит мужа деревянным сабо по голове, и маленький Шломо ворует у соседа ботинки на каучуке, чтобы облегчить отцовские страдания. Дед мечтает прогнать англичан и ликует при каждом известии об успехе «Эцеля» и «Лехи». Городской дворник, он с помощью мистических заклинаний пробует вымести оккупантов из Святой земли.
У Сери узнаваемая яркая манера письма, а рассказ от лица мальчика и вовсе обряжает заношенные будни в праздничную обновку:
Назавтра я пришел в талмуд тору радостный. Я знал, что сегодня учитель Абуд похоронит сынов Яакова, а потом всем нам даст по конфетке. Однако назавтра умер фараон, царь Египта, как видно, от комариного укуса[1], и вместо него восстал новый царь, который не знал Йосефа. И это, как видно, послужило сигналом нашему старому сторожу, который неожиданно ворвался в класс, даже не постучав и забыв в коридоре свою проклятую палку, и сообщил изумленному учителю, что на улицах гудят английские автомобили, а это почти наверняка означает, что евреи снова убили английского солдата и, возможно, даже бросили эту падаль птицам небесным на растерзание. Учитель Абуд обнял обомлевшего сторожа и едва не поцеловал в бороду, но тут же отпрянул из-за дурного запаха у него изо рта и в сердцах сплюнул на пол.
При всем своеобразии, последняя книга Сери, которую, если верить профессору Игалю Шварцу, автор писал всю жизнь, отмечена очевидным влиянием Амоса Оза. Как мать героя ранней повести Оза «Гора дурного совета» не интересуется сыном и грезит английскими офицерами, так безумная мать героя в романе «Артур» не замечает своих малых детей, мечтая об английских моряках. Как Хана в романе Оза «Мой Михаэль» во сне и наяву видит садомазохистские картины, где она, еврейская девочка, проводит время с арабскими подростками-близнецами, так Ицхак ночью и особенно на уроках видит сны об арабской пастушке Сахин, которая то кормит его грудью, а то просит жениться на ней, уверяя, что она — еврейка. И войне еврейского подполья с англичанами Сери, раньше не касавшийся политики, отвел в новом романе значительное место не без влияния «Повести о любви и тьме» Оза, где история ишува важна не меньше, чем исповедь о семейных проблемах.
Но есть между Озом и Сери и принципиальное различие. Оз так и сводит всю жизнь счеты с родителями, припоминая им давние обиды, и не может повзрослеть. Сери не столь инфантилен. Не случайно его роман завершается главой, написанной взрослым Ицхаком. Вот ее последние строки:
И на кладбище я прихожу. Отцовский камень вытесан из древней скалы. Красивые свинцовые буквы вырезаны на его могиле. Стих псалма. Рассказывают, что англичане с улицы, где работал папа, собрали немало денег в уплату камнетесу. Маму бросили далеко от отца. На склоне, почти у забора, там, где хоронят прокаженных. В распутицу трудно добраться до них обоих. И сына Йоси я беру с собой навещать мертвых. Чтобы знал, что есть прах. Чтобы взрослые не сбили его с толку. Чтобы знал, что даже печальные люди хотят порой выспаться в пустых карманах Б-га. Что земной шар не вертится вокруг солнца. Что солнце вечно садится. Алый усталый диск в соленую воду.
И мама стоит там, на море, и лицо ее прекрасно, как никогда.
Писать для Сери — значит превращать страдание в слова. А сколько вокруг страдальцев! И крошечная госпожа Шаулоф, у которой девять лет в замужестве не было детей, и госпожа Рафаэла, которую используют англичане и травят соседи. Страдает бабушка героя, беззубая, рано состарившаяся женщина, которая одна печется о нескладной семье. Страдают все, чьи дети умирают в младенчестве от плохого питания и неправильного ухода, и женщины, которые в тридцать лет уже старухи, и мужчины, вынужденные ютиться на нижних ступеньках социальной лестницы.
Но при этом проза Сери светла. Он пишет проникновенно и осколки библейских стихов посверкивают в его современной прозе, как цветные камушки на наряде йеменской еврейской невесты. Вынужденный писать о дурных и жестоких вещах, Сери старается отыскать в людях что-то доброе, ведь всех нас возвышает мечта о лучшей жизни, красоте и любви.
Ицхаку повезло: он попадает в ашкеназскую школу нового ишува. Мечтая о друге, он всей душой прилепляется к Артуру Гардушу. Артур живет в другом мире, правда, его отец «остался в далеком городе Венгрия», но мама-врач возит его в автомобиле, заботится о нем и покупает новую одежду и книги. А сколько всего знает Гардуш! Ицхак старается не обращать внимания на высокомерие товарища. Само слово «Гардуш» приводит его в восторг, и он, ликуя, проговаривает его сотни раз. Но граница между детьми непроницаема — несмотря на всю преданность, Ицхака так и не позовут к Артуру в гости.
Артур в романе стал символом неведомого и манящего мира, в котором родился светский сионизм и иврит стал разговорной речью. Там даже география и история не похожи на то, что говорят соседи и домашние Ицхака. Ведь его дед с пылом утверждает, что Сара родила Аврааму «убогого недоноска с воспаленными глазами, и следовало бы не резать его на горе Мория, а повязать ему на нос жернова, чтоб неповадно было этому подслеповатому, а может, еще и придурковатому, отдать в руки того злыдня-охотника всю Страну Израиля, и ведь исхитрился он получить ее за одну обезглавленную зайчиху, да только это наследство досталось в конце концов не ловцу зайцев, и не тому, кто сидел в шатрах, а… английскому разбойнику, Амалеку бен Аману Пятому».
С годами в Сери остается все меньше от наивного мальчика с кипой, бегущего в талмуд тору. Тем не менее на вопрос «С кем из писателей вы хотели бы встретиться?» — он ответил: «С Агноном. Я бы постарался самоумалиться до предела, только бы услышать от него такие слова: “Ваше письмо немного напоминает мне мои ранние опыты”».
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Известно талмудическое предание, рассказывающее о том, как был наказан император Тит: комар влетел к нему в ухо и изводил его, пока тот не умер. Не исключено, что сюда подмешались также события 1923 года, когда лорд Карнарвон, участвовавший в раскопках могилы Тутанхамона, умер после укуса москита.