[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ  АПРЕЛЬ 2012 НИСАН 5772 – 4(240)

марк харитонов

Много лет рубрику «Рифмы и мы» в нашем журнале вел Асар Эппель. Сегодня мы представляем заключительный выпуск этой рубрики, подготовленный Асаром Исаевичем и посвящаемый его памяти

Всю жизнь я писал прозу, у поэзии старался брать уроки. Прозаик учится у поэзии, писал в известном эссе Иосиф Бродский, «зависимости удельного веса слова от контекста, сфокусированности мышления». Стремление предельно емко выразить то, что хотел, с годами привело меня к верлибру. Показывать свои опыты я довольно долго не решался.

Однажды мне позвонили из газеты «Еврейское слово», пригласили к сотрудничеству. Я в это время лежал в больнице, звонивший спросил, не нужна ли мне помощь, чем искренне меня тронул. Жена, переговорив со мной, предложила редакции несколько моих верлибров. Они были впервые напечатаны в 2002 году в «Лехаиме», им посвятили небольшую благожелательную статью.

С тех пор я стал публиковаться не только как прозаик. Мои стихи печатались в разных журналах, в том числе еще несколько раз в «Лехаиме». Некоторые были переведены на французский и венгерский языки.

ДИАЛОГ С ИОВОМ

— Благодари за страданья, за бедствия. Если бы не они,

Ты не прикоснулся бы к боли, к нерву, 
                               к чувствилищу жизни,

Прозябал бы бездумно, 
                               как блаженный тростник на ветру,

Не узнав самого себя. Испытания возвышают, трагедии

Преображают обыденность, раскрывают суть человека,

Очищают, как очищает огонь, 
                               заряжают энергией творчества.

Есть величие в катаклизмах. 
Революции, войны, история —

Как изверженье вулкана, землетрясение, та же стихия,

Не подвластная никому. 
Взбудоражена, вспучена жизнь.

Ты свидетель грозных событий, 
                               перевернувших весь мир,

Прикоснулся к их напряжению — оказался отмечен.

— Картинный конец Помпеи, с заревом во все небо,

Митинги, шествия с флагами, 
                               интеллигентные комиссары,

Всадники с шашками наголо, 
                               взрывы, трупы в воронках,

Пусть даже голод, пусть раны, 
                               пусть вывороченные кишки...

Восторги эстетов на расстоянии, 
                               пока не дошло, не проникло.

Стихия? Насилье ублюдков, у быдла развязаны руки.

Хуже, чем боль, — унижение: 
                               опустят, сломают, размажут.

Опомнишься запоздало, со стыдом, 
                               омерзением, ужасом,

Отвернешься от себя же недавнего — 
                               лучше не вспоминать.

— Есть пена, есть грязь, не укроешься. 
Страданье не каждому впрок,

Боль не для слабых духом, решает основа,

Причастность к высшему замыслу, назовем это Верой.

Конец все равно неминуем, но не у всех равноценен.

Блажен, чью жизнь увенчает 
                               единственный, не случайный,

Достойный прожитой жизни, как оправданье и смысл.

Не всем дано выйти из испытаний, обогатившись.

Есть избранные, есть званые. 
Судьбы удостоен не всякий.

Кто-то уйдет незамеченный, о ком-то слагаются песни.

— Живут и страдают одни, воспевают живших другие.

Обосновывай, философствуй — 
                               но за что младенцев, детей?

Ради какого эксперимента, пари с сатаной? 
Чтобы проверить

На стойкость, на верность вере? 
Пробудить духовные силы?

Какой высший замысел 
                               в газовых камерах, душегубках,

Где переводят тела на мыло, волосы на матрацы?

Что извлекли из страданий выжившие? 
Кого они могут славить?

Кому задавать вопросы? Кто может на них ответить?

— Логика здесь не поможет. Послушаем голос свыше.

Вслушиваются, ждут

ПРОРОК И ГЕНИЙ

Напиши о пророке, о том, кто не был услышан,

Когда он кричал об очевидном, о неизбежном,

В доме собраний, на площадях, полных народу.

«Вы, приносящие жертвы ложным богам,

Опомнитесь! Уже заколебалась земля.

Уже поднялись, подступают все ближе воды.

О чем вы заботитесь? О насыщении, об утехах?

Ваши сокровища станут черней угля,

Ваши девы станут добычей пришельцев,

Обрушатся горы, и стены падут на землю».

Морщатся, отворачиваясь: охота ему пугать?

«Не от себя говорю, пославший меня воззвал:

Пусть мятежный, лживый народ 
                                          не требует от провидца,

Чтоб ублажал их приятным, не предсказывал правды,

Пусть в устах твоих слово Мое станет огнем,

Народ этот станет дровами, и огонь их пожрет».

Обидные, дикие речи. Только наладилась жизнь,

Не хуже, чем до изгнания, да ту успели забыть,

Обросли кой-каким добром, чем ему это плохо?

Обвиняет, хрипит, как в падучей, грязный, босой,

В грубом верблюжьем плаще, на губах уже пена.

Гоните его по добру, а не то побейте камнями.

Злободневный сюжет, герой тебе чем-то близок.

Опередивший других всегда при жизни отвергнут,

Не услышан, не понят. Был, наверное, косноязычен,

Не отрабатывал произношение, 
                                          набирая камешки в рот,

Думал, убедительность воплю дает не умение, а вода,

Когда уже подступила, грозит затопить, огонь,

Когда уже полыхает вокруг и жжет.

Еще не создана ars poetica, литература не началась.

На бумаге за ним найдется кому записать.

Обработают, позаботятся о выразительном стиле,

Убедительной композиции. Поколения будут читать,

Изучать, восхищаться прозорливой, 
                   глубокой мыслью —

Но не те, кого он надеялся предупредить.

Постарайся найти слова. Пусть и тебя услышат не сразу,

Время произнесет свой суд, оценит достоинства, слог,

Талант, наконец. Глядишь, когда-нибудь даже скажут:

гений.

Но не пророк. Вот что попробуй сперва понять.

ПЛАЧ ПОКОЛЕНИЙ

О чем он плачет, пряча лицо в подушку,

Рыженький сирота, еврейский питомец,

Думает Януш Корчак у постели ребенка.

Так не плачут о житейской обиде,

О несправедливом упреке, о наказании.

Этот мальчик старше, чем думает сам.

Плачет память, дремлющая в крови,

Накопившаяся, наготове прорваться,

Память прадедов, изгнанных из страны,

Обвиненных в распространении чумы,

Память дедов, чьи вобравшие знанье мозги,

Остались, разбрызганные, на мостовой погрома,

Память родителей, которые на коленях

Натирали зубными щетками тротуар

Под улюлюканье недавних соседей.

Невыразимое знание, неосознанная тоска,

Затаенная скорбь и боль, сновидения наяву!

Это плачет не мальчик — плачут тысячелетия,

Плачет вместе с ним Заключивший завет —

Не на синайских скрижалях, не на бумаге –

В памяти поколений, завет на все времена,

Не расторгнутый, не отмененный в веках.

Эта память расправит завтра спины детей,

Горделиво вскинет их головы, когда они будут идти,

Унижаемые, но не униженные, без слезинки в глазах,

По дорогое уничтожения мимо идолов смерти,

И смятение сменит на лицах

ухмылки злобного торжества.

О, невыразимая память! О, завет, живущий в крови!

СУДЬБА

1

Судьба суждена, судьею назначен срок,

Какой — под конец узнаешь,

А то позолоти той, что просит, ручку:

Программа оттиснута на ладони.

Уточнятся не более чем подробности,

Можешь себя перекрасить

В блондина или в брюнета, переменить

Не только внешность, но пол,

Воображать, будто решаешь свободно.

Кто-то где-то кивает с усмешкой:

Даже воображаешь не ты.

Все заложено. Думай самолюбиво,

Что это сам ты сочиняешь сейчас

Того, кто воображает тебя,

Диктует тебе твой стишок.

2

Суждено ли рожденному в рабстве

Оставаться рабом всю жизнь?

Судьбы удостаивается не каждый,

Лишь способный ее творить,

Осуществляя предназначение.

Тут, считай, всего лишь омонимы.

БАШНЯ

Ясный, казалось, замысел разросся по ходу работы,

Менялся неузнаваемо, начала уже не вспомнить,

Чертежи не раз обновлялись, язык стал малопонятен.

Чем дольше строим, чем дальше видится завершенье.

Готовые стены ветшают, растасканы на кирпичи,

Вокруг возникают склады, виллы, бани, времянки,

Поднялся уже целый город, 
                               не предусмотренный планом.

Пусть башня становится мифом — что было бы без нее?

* * *

Ангел теряет форму, давно ему не с кем бороться.

Слегка пополнел, облысел, крылья трачены молью.

(Кто-то сказал бы: временем, но его для ангелов нет.)

В кафе «У Иакова» под стеклом показывают перо,

Найденное при раскопках, — 
                               сохранилось на удивленье.

У игровых автоматов азарт: 
                               новинка «Борьба с неизвестным».

До приза никак не добраться. 
Победа, кажется, близко –

Опять game is over. И приз остается загадкой. 
Знать бы приемы.

Приходится пробовать снова. 
Зато выброс адреналина!

(И доход заведению.) В задней комнате полусумрак.

Запыленные переплеты на полках — 
                               собранье старинных снов.

Дым сладкого курева в воздухе загустевает, 
                               обещая видения.

В этих местах они, говорят, непростые, 
                               здесь проходит разлом,

Геологический и духовный, 
                               что-то вдруг может открыться.

Ангел принюхивается, вдыхает. 
Виденья даются каждому

По способностям, по готовности к встрече, к прорыву

За доступный предел.

Но как же сладко растечься! 

Публикацию подготовил Асар Эппель

добавить комментарий

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.