[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2012 АДАР 5772 – 3(239)
КЛИН КЛИНОМ
Дмитрий Быков
Борис Клин опубликовал в «Лехаиме» (2012. № 2) статью, которая, да простится мне эта дразнилка, отлично согласуется с его фамилией: он пытается вбить клин между националистами и либералами, временно объединившимися в протестном движении.
На это можно и не отвечать, потому что Клин — не совесть нации, не вождь духовного сопротивления и подавно не мыслитель, а обычный корреспондент РИА «Новости»1, периодически звонивший мне с просьбой о комментариях по специфическим поводам. Например: правда ли, что оппозиции запретили шествие? Или: правда ли, что Ольга Романова разругалась с другими членами оргкомитета? Клина никогда не интересовали радостные новости. Ему, в полном соответствии с основными интенциями государственных СМИ, нужны были дурные известия: расколы, ссоры и вообще полная наша несостоятельность. Как явствует из его колонки, оппозиционные лидеры для него не более чем фашиствующие суслики (хомячки, видимо, уже недостаточны): фашиствующие — потому что вместе с националистами требуют честных выборов.
Что тут скажешь? Да, не очень-то это приятно обоим, когда, простите за автоцитату, «и под руку еврея ведет антисемит». Не слишком это естественная ситуация, когда на одной трибуне стоят евреи и ветераны «русских маршей». Но давайте спросим самого Клина: а когда еврей работает на откровенно репрессивное и лживое государство — приятно? Неужели среди его коллег по РИА «Новости» нет ни одного антисемита? А среди лоялистов на Поклонной они тоже отсутствовали? А когда еврей — при полном отсутствии рядом антисемитов — помогает осуществлять госпрограмму по натравливанию одной части народа на другую, это хорошо или плохо? И должен ли один еврей поддерживать другого, когда тот несет явную и, главное, вредную чушь?
Вечный вопрос о том, какие критерии выше — родовые или идеологические, имманентные или приобретенные, — я сам для себя разрешил раз и навсегда. Все, что зиждется на философии «крови и почвы» (хотя такой философии, строго говоря, нет — есть старая дилемма «кровь или почва»), я отвергаю с той же решительностью, с какой отказываюсь дразнить рыжих, очкастых, толстых или тонких. Ставить врожденное выше приобретенного — так же архаично и глупо, как ставить фекалии выше обеда на том основании, что обед надо приобретать и готовить, а способность изготовлять фекалии дана нам от рождения. Ужасно, наверное, в этом признаваться, но с умным антисемитом мне есть о чем поговорить, а с глупым евреем — не о чем. С какой стати еврейский националист должен быть мне родней и милей русского — подавно не постигаю. Напротив, еврейский хуже, потому что от ксенофобии больше натерпелся и мог бы, кажется, не увлекаться этой опасной ересью.
Скажу больше: если антисемит высказывает здравые мысли, это не делает их менее здравыми — таблица умножения одинакова для всех. Антисемитами были Гоголь, Вагнер, Розанов — что не мешает мне наслаждаться их сочинениями; антисемитом был Форд, что не мешает мне иногда ездить на «Форде», хотя у меня «Жигули». Антисемитизм омерзителен, но это стыдная болезнь, которая проходит; куда реже исцеляются националисты, а исцелившегося правого израильтянина вообще следовало бы выставить в музее рядом с плачущим большевиком. Все эти ребята, ждущие, когда нас тут начнут громить и мы с покаянными слезами сбежим к ним туда, до сих пор не поняли: куда угодно, хоть в пасть крокодилу, — только не к ним. Для мирового антисемитизма они делают больше, чем любой ахмадинеджад. И все это — в сочетании с такой оглушительной бездарностью, что, право, начинаешь понимать Куприна с его единственным антисемитским письмом (тоже вовсе не мешающим мне считать его лучшим русским прозаиком Серебряного века).
Все это, конечно, никого не убедит. Но я и не тщусь никого убеждать — я лишь поясняю свою позицию в ответ на упреки публициста, чей текст сомнителен как в этическом, так и в литературном отношении. Мысль, в которую глубоко верят, излагают без визга.
Сложнее с Александром Мелиховым (см. статью в этом номере «Лехаима»): он, в отличие от Клина, имеет заслуженную репутацию мыслителя и к тому же не работает в РИА «Новости». Это дает основание полемизировать с ним вполне уважительно, да и статья его написана в куда более сдержанном тоне. Идея Мелихова соотносится с пафосом Клина примерно как умозрительный, культурологический (хотя нередко и физиологический, увы) антисемитизм Розанова с книгой Шульгина «Что нам в них не нравится». Обоих не переубедишь, но с Розановым говорить приятней. Мелихов развивает в статье любимую идею: каждая нация живет мифом, без мифа или гипноза вообще ничего не сделаешь, а еврейский миф несовместим с русским, и лучше «нам» не лезть в «их» дела, чтобы нас потом не сделали крайними, а то есть у них такая манера.
Участники санкционированной акции «Русский марш», организованной движением «Наши» в День народного единства на территории ВВЦ. 4 ноября 2011 года
Что есть, то есть: мне самому приходилось писать о том, что евреи много чего понаделали за русских («Двести лет вместо»), именно потому, что русские по каким-то своим причинам от этого воздержались. Они вообще любят, чтобы за них был виноват кто-нибудь другой. Путина, например, они избирают потому же и Сталина обожествляли по той же немудреной причине. Пускай кто-то за нас решает, пусть даже нас при этом и гнобит, а то и истребляет напрямую, — а мы делегируем ему все права, чтобы потом его же и обвинить. Сталин, Путин и евреи виноваты во всем именно потому, что сами русские получаются как бы ни при чем.
Возможно, в таком делегировании власти виден след варяжского либо монгольского ига, возможно, тут тонкая черта национального характера, для которого творчество или земледелие важней самоуправления (только не надо говорить, что вас все время захватывают: воевать русские умеют). Как бы то ни было, евреи действительно сделали для России много такого, чего лучше было бы не делать: может, это не было по-настоящему нужно, а может, в самом деле не надо лезть со своим клокочущим темпераментом в чужие медленные, равнинные дела. (Увы, такая же мысль меня нередко посещает при виде Маргариты Симоньян или Тины Канделаки: обе, конечно, большие интернационалистки, но иногда мне кажется, что толерантность нужна им исключительно для создания оптимальной среды, в которой ничто не мешало бы их моветонной, крикливой, чаще всего неталантливой агрессии. Не сочтите за разжигание — хотя кто захочет, все равно сочтет; скорей тут речь о соотношении Севера с Югом, да и за разжигание толерантности я бы тоже штрафовал. Такое уже терпим, что ни в какие ворота.)
Но как бы то ни было — наивысшие достижения России связаны не с взаимной изоляцией, а с взаимодействием ее народов; не с пестованием отдельных нациокультурных мифов, а с их синтезом. Заметим, что в семидесятых либералы-западники и националисты-русопяты были в одной лодке, и полемика Сахарова и Солженицына не мешала им вместе требовать соблюдения советской Конституции. Больше того — самые прочувствованные и глубокие мемуары о западнике Синявском оставил почвенник Бородин: они сидели в одном мордовском лагере, но можно ведь и вне лагеря понимать друг друга. Национальные мифы — славная вещь, но история подсказывает, что в изоляции они вырождаются; интересны не их конфликты, а их контакты.
Кстати, если на то пошло, русский миф не так уж отличается от еврейского: и тот и другой по природе своей космополитичны. Россия — нация имперская, абсорбирующая всех, потому что сам русский образ жизни заставляет гостей меняться, приспосабливаться, соблюдать своего рода русскую шахаду: тут нельзя не пить, не давать взяток, тут сдохнешь без непрагматических, высоких стимулов (сам климат не располагает вылезать из-под одеяла, а начальство таково, что работать по-настоящему могут только фанатики). Словом, Россия никогда не предназначалась только для русских: она переваривает, перемалывает и делает русскими всех (в особенности евреев с их переимчивостью). Что до еврейского мифа — именно растворенность в мировой культуре делает его поистине бессмертным. Израиль представляется мне уходом от этой всемирности, шагом назад, — и потому его выбирают те, кому архаика милей модерна, те, для кого ситуация имманентности комфортней конкурентности. В конце концов, рассеяние — светлое будущее (да частично и настоящее) каждой нации, и евреи тут были всего лишь впереди планеты всей.
Разумеется, индивидуализм евреев и общинность русских, еврейская предприимчивость и русская основательность, еврейский культ взаимопомощи и русское почти демонстративное безразличие к судьбе своих в самом деле сочетаются трудно; однако ведь и мужское с женским сочетаются трудно, но как-то договариваемся. Самым опасным мифом может стать изоляционизм, неучастие в делах друг друга. Мы живем на одной земле, дышим одним воздухом, и жить нам вместе, несмотря на все путинские и володинские попытки натравить одну часть народа на другую, разжигая самую настоящую, а не выдуманную гражданскую войну. Истинное-то противоречие в России — не между евреями и русскими, с этим антагонизмом давно покончено, а между людьми XV и XXI веков. Вот где проблема, и нечего отвлекать народ на лишние дискуссии.
И если Борис Клин — что скрывать, не самый приятный для меня современник — вдруг потребует соблюдения гражданских свобод или попросту выйдет на очередной митинг — я и это стерплю и, более того, обрадуюсь. У свободы, как и у Б-га, лишних нет.
1. От редакции: Борис Клин является специальным корреспондентом ИТАР-ТАСС.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.