[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2011 КИСЛЕВ 5772 – 12(236)
Рабби Моше бен Маймон ибн-абдалла аль-кордови
Меир Левинов
Окончание. Начало в № 9–11 (233–235)
Рамбам. «Мишне Тора», лист с содержанием.
Рукопись из собрания Хантингдона. Бодлианская библиотека, Оксфорд
медицинская практика
После гибели брата, когда семья попала в бедственное положение, Рамбам в поисках источника пропитания взялся за медицинскую практику. В Египте врачебное дело было поставлено неплохо. Уже в начале xi века султан создал специальную комиссию, в обязанности которой входила проверка знаний людей, подвизавшихся на ниве врачевания, с тем чтобы «изгнать мошенников». Так что врачи были в некотором роде «дипломированными». Однако и там лечение происходило так, как описал сам Рамбам:
В Египте я увидел, что обычное дело, как среди знати, так и в среде простых людей, что ни один врач не ведет пациента от начала болезни и до конца. Обычно больные ходят от врача к врачу, иногда одного больного пользует десяток врачей, причем один не знает о существовании другого. Больной же обманывает врачей, говоря, что он полагается только на этого. Больной или тот, кто о нем заботится, собирает рекомендации от всех врачей, а потом больной решает, чьим же советом воспользоваться… и от этого происходит большой вред[1].
Впрочем, и сам Рамбам рекомендовал царям «взять многих врачей и выбрать из них самых образованных, тех, кто знаменит своими знаниями, ибо, объединившись, они, возможно, смогут избежать ошибок»[2]. Постепенно слава Рамбама как врача росла: по-видимому, поначалу его приглашали как консультанта, а потом он стал самостоятельно практикующим врачом[3].
Спустя десять лет в послании Ибн-Тибону Рамбам напишет, что медицинская практика его утомила:
Ведь мой распорядок дня следующий. Я живу в Египте[4], а султан пребывает в Каире. Эти две местности отстоят на два субботних предела[5]. У меня по отношению к султану тяжелые обязанности — я каждый день утром обязан предстать перед ним. Если он сам чувствует себя нездоровым или болеет кто-то из его детей или наложниц, я не возвращаюсь из Каира, на весь день оставаясь во дворце. И не проходит ни одного дня, чтобы ко мне не пришел кто-то из его князей, а если один или два из его чиновников заболеют, то мне приходится заниматься их врачеванием. Таким образом, всякое утро я отправляюсь в Каир, и если там ничего не приключится, если не произойдет чего-то нового, то возвращаюсь к полудню. И раньше того никогда не выходит. Когда я голодным прибываю домой, то обнаруживаю галерею, переполненную инородцами — знатными и не знатными, судьями и стражниками, всяческим сбродом, — которые знают час моего возвращения и поджидают меня. Я спускаюсь с животного, мою руки и выхожу к ним, чтобы уговорить дать мне время хотя бы что-то перекусить, потому что весь день я не ел. После этого я к ним выхожу, осматриваю, прописываю лекарства. Они входят ко мне и не выходят иногда до второго часа ночи[6]. Разговаривая с ними, я от великой усталости лежу на спине, к ночи же теряю силы настолько, что не могу говорить.
Эти жалобы на самом деле мало что значат. Похоже, Рамбам любил и медицину, и медицинскую практику. По крайней мере, его сын пошел по стопам отца и возглавил народную больницу Каира, существовавшую на деньги султана.
Из произведений Рамбама видно, что он человек чрезвычайно ответственный. К медицине он подходил так же, как к прочим сферам своих интересов: собирал информацию, вел картотеку больных, описание случаев. Ведь без картотеки невозможно было бы написать, что за десять лет практики он столкнулся с двадцатью тремя случаями диабета, в трех случаях — у женщин. Далее, как это свойственно просвещенным врачам той эпохи, он замечает, что, как ни странно, Гален упомянул только о двух случаях диабета, а в Европе эта болезнь вообще неизвестна. Откуда следует вывод, что диабет связан с жарким влажным климатом и с тем, что «воды Нила слаще вод европейских рек». Сегодня такому выводу можно только улыбнуться, но ведь диабет с усвоением сахара связали лишь в конце xvii — начале xviii века.
Пациента он рассматривал в неразрывном единстве души и тела и огромное внимание уделял не только телесным болезням, но и душевному состоянию больного. В стихах его современника сказано: «Гален лечил только тело, а Муса лечит также и душу».
Как и другим великим врачам прошлого, Рамбаму посвящено множество удивительных историй, среди которых, например, анекдот о том, как, желая над ним посмеяться, ему дали на анализ мочу осла под видом мочи пациента, которому Рамбам после вдумчивого исследования прописал торбу ячменя и охапку сена. В другом анекдоте он прописал якобы больному рабби Аврааму Ибн-Эзре побольше денег — диагноз безусловно точный, именно от нехватки денег и страдал великий ученый.
жена и сын
Был ли рабби Моше бен Маймон женат до приезда в Египет, неизвестно. Скорее всего, не был. Женился он поздно, по тогдашним понятиям — очень поздно, около тридцати лет от роду. Если это действительно был первый брак, то, по всей видимости, рабби Моше исходил из того, что для человека, «который всей душою устремлен к Торе и только ею занимается все свои дни, нет греха [если он вообще не женится]»[7].
В Египте Рамбам женился на сестре высокопоставленного чиновника Узиэля Абу-Альмуалима аль-Йеуди, впоследствии ставшего личным секретарем жены Салах ад-Дина, матери его старшего сына, а затем — секретарем Нур ад-Дина, сына Салах ад-Дина. Более того, это был брак, который в арабском мире называется перекрестным: сестра Рамбама вышла замуж за Узиэля Абу-Альмуалима. Сын сестры — его звали Абу Ар-Рида — долгое время ассистировал Рамбаму в медицинской практике. Он переписывал его медицинские трактаты, а потом, уже после смерти учителя, стал врачом при султане Анатолии.
В 1186 году, когда рабби Моше было уже сорок восемь лет, у него родился сын Авраам. Любовь Рамбама к сыну отражена в посланиях, в которых он признается, что у него есть только две радости в жизни: отвлеченные исследования и сын Авраам[8]. Он дал своему сыну образование, сравнимое с собственным. Позже рабби Авраам в своих трудах приведет несколько услышанных от отца комментариев к Писанию, которых нет в его книгах. Уже при жизни отца даже за глаза юного Авраама называли не иначе как «рабби». Сын этот впоследствии займет место отца во главе еврейской общины Египта, этот же пост будут поколение за поколением занимать и его потомки. Рабби Авраам, сын Рамбама, тоже был известным философом и врачом и оставил нам несколько собственных трудов.
«Море невухим»
Около десяти лет после смерти брата рабби Моше, по всей видимости, занимался исключительно медициной и исполнением обязанностей руководителя общины, в частности разбором сложных с точки зрения закона ситуаций. В этот период он не написал ни одного большого труда. После рождения сына и получения должности при дворе, к которой прилагалось очень приличное жалованье, его финансовое положение улучшилось и появилось время для литературной деятельности. Именно тогда он приступил к составлению трактатов по медицине. Тогда же Рамбам взялся за написание труда, который впоследствии принес ему мировую славу, — «Море невухим» («Путеводитель растерянных»). Надо сказать, что Рамбам несколько раз начинал писать серьезный философский труд, стремясь в терминах философии изложить религиозное мировоззрение. Он упоминает в своих произведениях, что готовится к написанию «Книги пророчества» и «Книги сравнения», но эти планы так и не были реализованы. И наконец, когда жизнь обернулась к рабби Моше светлой стороной, он начинает работу.
«Путеводитель растерянных» был написан по-арабски и поначалу распространялся тайно, хотя бы потому, что в ряде глав Рамбам подвергает острой критике официально поддерживаемую властями Египта теологию. Трактат, в отличие от всех других произведений рабби Моше бен Маймона, написан сложно. В нем автор строго следит за принятой в ученом мире того времени терминологией. Уникальность «Море невухим» состоит в исходной позиции автора. И до него еврейские мыслители обращались к одной из ключевых проблем: в каких отношениях находятся философия и Откровение. Рамбам дает собственный уникальный ответ на этот вопрос: Тора — это философия, изложенная не научным языком, а языком поэтическим, образным, метафорическим, чтобы философские идеи стали доступными простым людям. Рамбам считает: из-за того, что философы иных народов не опирались на пророческую традицию, в их учение не могли не закрасться ошибки. Поэтому к любому вопросу следует подходить с двух сторон: во-первых, установить, каков еврейский взгляд на данный вопрос, во-вторых, установить, что по этому поводу думают философы. Затем следует проверить, насколько эти взгляды внутренне непротиворечивы, а далее — насколько они соответствуют реальности. И только на основании такого всестороннего исследования можно определить, что подразумевает Тора по тому или иному вопросу.
Метод этот даже для читателя с академической философской подготовкой представляется крайне сложным. Недаром споры вокруг того, что имеет в виду автор «Море невухим», продолжаются по сию пору, причем мнения высказываются диаметрально противоположные. Иногда кажется, что авторы двух работ, посвященных одному фрагменту, читали две разные книги. При этом вся книга оставляет впечатление изысканного единства и монолитности во всех частях.
старость
В 1193 году Салах ад-Дин умер, и в империи началась борьба за престол. На некоторое время Рамбам отдаляется от двора. Позже, уже в 1197 году, он возвращается на место придворного врача, опять получает титул раиса и, теперь уже официально, возглавляет еврейскую общину. Эта должность оставалась за семьей Маймонов еще два с половиной века.
Все эти обязанности, как придворного врача, так и главы общины, — тяжкое бремя для Рамбама. Да и здоровье уже не то. В одном из писем он утверждает, что на общение с евреями, на преподавание и проповеди у него остается только суббота. Имя его гремит по всему еврейскому миру, и к нему обращаются с вопросами и запросами из самых далеких стран. Времени на все не хватает. Так, в трудах и заботах, пролетел остаток жизни.
В ночь на понедельник 20 тевета 4965 года от сотворения мира (с 12 на 13 декабря 1204 года) рабби Моше бен Маймон был призван в Небесную ешиву. На восьмой день после его смерти слух об этой трагедии достиг Иерусалима, и мудрецы общины объявили пост и траур. В конце молитвы читали отрывок из Шмуэль II о захвате ковчега Завета, завершающийся словами: «Ушла слава Израиля, ибо забрали Ковчег Б-жий». Помня слова Рамбама о том, что в грядущем Сангедрин соберется на свое первое заседание в Тверии, его решили похоронить именно там[9]. Существует предание о последнем пути рабби Моше. О том, как верблюд, который нес его гроб, отказывался останавливаться, как по дороге на караван напали разбойники и не смогли спустить с верблюда гроб с телом наставника. О том, как верблюд, придя в Тверию, остановился и опустился на колени. На первом (не сохранившемся) надгробии на могиле Рамбама было высечено:
Здесь покоится рабби Моше бен Маймон — шедевр рода человеческого. после смерти
Спор вокруг «Мишне Тора» при жизни Рамбама велся в стенах академии. Через несколько десятилетий после его смерти началась новая волна споров, причем таких горячих, что еврейский мир на некоторое время разделился на два лагеря. Вероятно, никто из тех, кто начал полемику, не представлял, какую бурю они поднимают. Защитники простой чистой веры столкнулись с защитниками ценности разума и его непреходящего значения для веры.
Полемика началась во Франции[10]. Рав Шломо из Монпелье, или, как его принято называть в еврейской литературе, буквально переводя название города, рав Шломо с Горы, выступил с резкой проповедью против последователей Маймонида. В первую очередь его возмущало то, что многие из французских философствующих ученых стали последовательно применять встречающийся у Рамбама аллегористический метод толкования Писания. Проблема даже не в законности применения аллегористического толкования, а в попытке признать весь текст Писания сплошной аллегорией, не имеющей связи с реальностью. Так что возмущение рабби Шломо с Горы было вполне оправданно. К рабби Шломо присоединились его ученики, самым заметным из которых был рабби Йона Геронди, чьи книги по сей день остаются классикой.
Рав Шломо разослал по всем общинам Франции послания против этих последователей Рамбама, вслед за чем некие французские раввины, чьи имена неизвестны, выпустили постановление (херем)[11], проклинающее всех последователей Рамбама, «оставивших слова Г-спода и мидраши с Синая, погрузившихся в темные книги, изучающих “Море невухим” и оправдывающих свои действия словами Моше… ибо книгу “Знание”[12] читают еретики, отрицающие слова мудрецов». Ни в своем первом послании и ни в одном из последующих посланий рабби Шломо и рабби Йона ни разу не называли еретиком Рамбама, но только его последователей, так называемых маймонистов.
Маймонисты, в свою очередь, для усиления своих позиций и в целях контрпропаганды представили постановление (херем) против них как призыв уничтожить две книги Рамбама. С обеих сторон хватило людей, которые приняли это за чистую монету.
В дальнейшем рабби Шломо из Монпелье многократно повторял, что он никогда не издавал постановления, осуждающего Рамбама и его книги, в том числе «Море невухим» и книгу «Знание», и что вся его деятельность направлена только против маймонистов. Это ему не помогло — маймонисты перешли в наступление. Они разослали письма с требованием отлучить рабби Шломо из Монпелье и двух его учеников, обвиняя их в неуважительном отношении к мудрецам Франции — маймонистам. Они добились от общины Люнеля херема (в данном случае — собственно отлучения) рабби Шломо из Монпелье и разослали посланников по всем общинам Испании и Франции с требованием поддержать маймонистов.
Летом 1232 года община Сарагосы приняла решение об отлучении рабби Шломо из Монпелье и его учеников, рабби Давида бар Шмуэля и рабби Йоны Геронди, и обратилась к остальным общинам Арагона с требованием поступить так же. К отлучению присоединился ряд общин Арагона: Монсон, Калатаюд, Лерида, вероятно, еще несколько.
Нахманид отправил письмо «Патриархам Арагона, благородным Наварры и князьям Кастилии», в котором призывает не слушать «спорщиков», подразумевая рабби Давида Кимхи, а собрать обе стороны и выслушать их взаимные претензии. Обращение самого авторитетного раввина того времени возымело действие, и большинство испанских общин вообще осталось в стороне от скандала.
В это время в спор вмешалась внешняя сила. Важно помнить, что Люнель, Монпелье — это города на юге Франции, против которого в 1209–1229 годах был предпринят Крестовый поход для подавления альбигойской ереси. По мнению католической церкви, причина ереси коренилась именно в аллегоризации Писания[13], которая основывалась на философии Аристотеля. В 1231 году, то есть ровно за год до начала описываемых событий, Папа Римский Григорий ix запретил изучение Аристотеля, повторив указы своих предшественников от 1210 и 1215 годов[14]. Для борьбы с остатками ереси на юге Франции была создана инквизиция, дела которой в 1232 году Папа передал монашескому ордену доминиканцев.
Спор вокруг книг Рамбама, права на изучение Аристотеля и аллегористического понимания Писания совпал с важными событиями в истории католической церкви. Доминиканцы Монпелье решили, что борьба с Аристотелем не должна ограничиваться христианами, евреи в этом отношении также должны входить в их юрисдикцию. После короткого расследования в Монпелье «Море невухим» был сожжен. К концу xiii века страсти несколько поутихли, в основном потому, что еврейские общины Испании и Прованса постепенно усвоили философский стиль обсуждения, научились совмещать его с Торой и Талмудом, в конце концов усвоили техническую разницу между метафорой и аллегорией. Последних крайних маймонистов заставили в 1305 году принять постановление, вошедшее в историю как «Барселонский херем», к которому присоединились практически все общины Европы. Этим постановлением изучение светских наук, за исключением медицины, полностью запретили лицам, не достигшим двадцати пяти лет. С этого момента книги Рамбама стали достоянием всей еврейской общины.
Надо сказать, что в традиционных ешивах Море невухим не учат, да и сам Рамбам в своем предисловии запретил проводить уроки по этой книге, считая, что она предназначена только для индивидуального изучения. Все же один экземпляр «Путеводителя растерянных» обязательно стоит в каждой ешиве — на самой дальней полке, чтобы не взяли случайно, а только если кто-то действительно заблудится между двух миров.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1]. Из трактата «Астма».
[2]. «Здоровый образ жизни», 2:4.
[3]. В «Медицинских афоризмах Моше», написанных около 1191 года, он в одном месте говорит: «…за мою двадцатилетнюю медицинскую практику в Египте», а в другом: «…за мою десятилетнюю медицинскую практику в Египте»; получается, что он приступил к занятиям медициной между 1171 и 1181 годами.
[4]. Подразумевается Нижний Египет (Фостат).
[5]. Около двух километров. В действительности расстояние от Каира до Фостата составляет около трех километров.
[6]. Два часа после захода солнца.
[7]. Мишне Тора, Законы о браке, 15:3.
[8]. См. «Фрагмент послания рабби Йосефу о сыне рабби Аврааме».
[9]. По другой версии, Рамбам был похоронен в Египте.
[10]. Эту полемику обычно описывают, основываясь на версии Г. Греца, еврейского историка xix века, который, в свою очередь, опирается на книгу «Минхат кнаут» («Дар ревности»), составленную апологетами Маймонида. Со времен Греца прошло более века, обнаружены новые документы, и в тенденциозную картину, представленную в «Даре ревности», следует внести множество поправок.
[11]. Словом херем здесь обозначается не «отлучение», а «общинное постановление, нарушитель которого будет отлучен». Этим словом обозначали почти всякое серьезное постановление общины, в том числе, например, налоговое. Иными словами, херем, о котором идет речь, — это постановление, запрещающее такой подход к Писанию и грозящее отлучением всякому, кто нарушит запрет.
[12]. Первая книга «Мишне Тора».
[13]. Разумеется, в основном Нового Завета.
[14]. Следует оговориться, что запрет был объявлен временным — до «прохождения текстами цензуры». В придачу к этому он запретил мирянам читать Библию.