[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2011 АВ 5771 – 8(232)
Лара Вапняр: «Мне бы хотелось писать по-русски, но со времени моего отъезда язык изменился»
Беседу ведет Елена Калашникова
Лара Вапняр в 1990-х переехала из Москвы в Нью-Йорк. Родила сына и дочь, выучила английский и в 2002-м дебютировала как прозаик. Ее рассказы печатались в «Нью-Йоркере» и «Харперс Базар», а также вышли отдельным сборником под названием «В моем доме — евреи» (2003), который получил премию Фонда еврейской культуры. Она автор романов «Мемуары музы», «Брокколи и другие истории о еде и любви» и «Sosnovaya Smola».
Лара Вапняр
Елена Калашникова Как получилось, что через несколько лет после отъезда в Америку вы начали писать по-английски?
Лара Вапняр Думала, буду что-то делать для кино. В Америке написала пару сценариев, показала своим американским друзьям, и один из них сказал: «Почему бы тебе не написать рассказ? Лучше получится». Я ответила, что не очень хорошо владею английским. Кстати, следующий недостижимый для меня уровень — писать стихи по-английски. Но я все-таки написала рассказ, который моему знакомому понравился, и он показал его литературному агенту. Тот заинтересовался и попросил почитать остальные. Я постеснялась сказать, что больше у меня нет, села и быстренько написала второй.
ЕК О чем были эти рассказы?
ЛВ Про мое детство. Один про деревню в тридцати километрах от Москвы, где мы снимали дачу. Вчера как раз возила туда своих детей. Там остались старенькие домики, а рядом с ними построили каменные особняки, которые все ужасно портят. Второй про то, как моя мама с соавторшей писала учебники по математике, а я наблюдала за их работой. Иногда мама просила меня нарисовать картинки для учебника. Я очень серьезно к этому относилась, мне казалось, что я принимаю участие в подготовке этих книг.
ЕК Писательство стало для вас некой формой защиты?
ЛВ Скорее, формой общения с окружающей средой, у меня не было другой возможности самовыражения. Не только русские эмигранты признавались мне, что мои тексты написаны словно про них. Мне это очень приятно. Героиня одного из рассказов — молоденькая неопытная учительница. Многие ко мне подходили, необязательно учителя, и говорили, что именно так чувствовали себя на первой работе. То, что я стала писать, — самое грандиозное событие, которое произошло со мной в Америке.
ЕК Были ли у вас авторы, на которых вы ориентировались, или тексты, такая своеобразная планка?
ЛВ В основном это были американские прозаики, потому что я писала по-английски. Если ставить себе планку, становится страшно, она давит: а вдруг не получится дотянуться?.. Я изучала авторов, которые казались мне более или менее близкими. Одна из моих любимых писательниц — канадка Элис Манро. Кажется, все, о чем она пишет, можно потрогать, понять, что чувствует герой и что вообще происходит. При этом за реальной жизнью у нее стоит нечто большее.
ЕК В ваших текстах больше взятого из жизни или придуманного?
ЛВ Из жизни беру детали, а сюжеты и героев обычно придумываю. Сочиняю сюжеты из ничего или из кусочков реальных событий. Точно так же с героями: иногда получается целиком выдуманный, а иногда составляю его из разных знакомых, почти никогда не списываю с одного человека, хотя в ранних рассказах такое было.
ЕК Как бы вы охарактеризовали свои книги?
ЛВ Первую я написала, когда мне было 29–30 лет. В большинстве тех рассказов герой — ребенок, поэтому я воспринимаю ее как детскую книжку, книжку детских воспоминаний. Вторая про взрослеющего человека, а третья уже про совсем взрослого.
ЕК Знакомо ли вам ощущение, что самое последнее, то, что в работе или недавно издано, — дороже всего?
ЛВ Подозреваю, что у третьего романа, «Sosnovaya Smola», будет трудная судьба, поэтому он мне особенно дорог. Он о том, как человек, живущий в Америке, старается переосмыслить свое советское детство. Большая часть действия происходит в пионерском лагере.
ЕК Вы сознательно обращаетесь к теме советского прошлого или это получается само собой?
ЛВ Советское прошлое сидит во мне и мешает, и хочется про него написать. Не считая рождения детей, не так много событий произошло со мной в Америке, но про детей в книгах я стараюсь не упоминать. Из того, про что могу писать, самые яркие события случились в России.
ЕК Интересны ли ваши тексты вашим родителям и людям намного старше вас?
ЛВ Моя мама находит в них что-то про нашу семью, то, что я неправильно написала… А вообще люди этого поколения узнают себя в моих рассказах, и в большинстве случаев им это приятно. Правда, моя тетя жаловалась, что я использовала бытовую деталь из ее жизни. Я понятия об этом не имела, писала о том, что было характерно для эмигрантов из Советского Союза. Люди под шестьдесят брали в Америку огромное количество кухонных принадлежностей, думали, что там этого нет. И вот тетя обиделась, что я написала про «ее» мясорубку.
ЕК Давайте поговорим про ваших героев. Какие эмоции вы испытываете по отношению к ним?
ЛВ Я люблю всех героев, даже самых отвратительных. Чем отвратительнее, тем сильнее я его люблю, больше привязываюсь.
ЕК Есть мнение, что отрицательных персонажей создавать сложнее?
ЛВ Нет, отрицательных как раз легко. Во мне достаточно всякой дряни, поэтому я могу создать огромное количество отрицательных героев. На положительных во мне нет столько материала.
ЕК На русский вы свои тексты не переводите?
ЛВ Это значило бы написать другой рассказ. По-русски я написала две или три статьи. Мне бы хотелось писать по-русски, но со времени моего отъезда из России язык изменился.
ЕК Вы преподаете литературное мастерство в Нью-Йоркском университете. Можете рассказать про свой курс?
ЛВ Раньше я преподавала в Сити-колледж — там низкий уровень образования, студенты мало читали. Невозможно преподавать литературное мастерство тем, кто мало читает. Но как убедить подростков читать, особенно классику?.. Единственный способ, который хоть как-то работает, — находить в книгах что-то им близкое, понятное. Я искала рассказы, действие которых происходит в знакомых им местах, где герои — подростки. В Америке популярны книги Джуно Диаса, лауреата Пулитцеровской премии. Он родился в Доминиканской Республике, вырос и получил образование в Америке, пишет по-английски. Действие его книг происходит там, где жили мои малообразованные студенты. Они с удовольствием их читали, хотя некоторые расстраивались: «Зачем он написал про нас эту грязь?..» Одна девочка даже плакала, не хотела читать его рассказ.
Нью-Йоркский университет — привилегированное учебное заведение, студенты много читают, но понятия не имеют о реальной жизни. Тут я столкнулась с противоположной проблемой: когда они пытаются писать, у них получаются вариации на прочитанные книги. Одна девочка сказала, что хочет написать про бомжей, которых много около кампуса. Я спрашиваю: «Хорошо. А ты пробовала поговорить с кем-то из них?» — она мотает головой.
ЕК Вы знаете что-то про этимологию своей фамилии?
ЛВ «Вапно» по-украински «известка», «вапняр» — тот, кто красит известкой дома. Мои предки родом с Украины, из черты оседлости. Знаю про них мало. В детстве мне говорили, что у меня есть прабабушка Клара. Я думала, это обезьяна, потому что знала, что люди произошли от обезьян. В Америке люди интересуются генеалогией, ищут родственников, я этим не занималась, наверное, это очень трудно. Но еврейская тема, как и советское прошлое, сидит во мне и направляет тексты.
У меня было странное чувство, когда я прочитала роман Александра Хемона. Он — украинец родом из Югославии, примерно в то же время, что и я, приехал в Штаты, пишет по-английски. Главный герой его романа, американский писатель, отправляется в Кишинев искать следы еврейского эмигранта, приехавшего в Америку сто лет назад. Когда я прочитала роман, то почувствовала, что нечто похожее должна была сделать и я. Может быть, попав в эти местечки, я бы почувствовала что-то родное.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.