[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2011 СИВАН 5771 – 6(230)
Майя Каганская. Смерть В Великую субботу
16 апреля, в Великую субботу, в иерусалимской больнице «Хадасса» скончалась Майя Каганская. Она умерла после мучительной болезни, не дожив до 75 лет.
Вместе с нею для нас, ее друзей, ушел под землю целый пласт нашей общей культурной истории. Я говорю о репатриации 1970-х, к которой принадлежали и она, и профессор Серман, и Генделев, умерший за два года до Майи, причем в том же месяце нисане.
Очень рано, где-то в конце 1950-х, она перебралась в Москву. Вошла там в окружение Надежды Мандельштам, в компанию Бахтина, сдружилась с Турбиным. Успела застать в живых Юрия Олешу.
Мысль об избыточном еврейском участии в российских исторических судьбах заставила ее со временем стать убежденной сионисткой и репатриироваться в Израиль. Только в Израиле она по-настоящему развернулась как блестящий критик и эссеист. Вначале много писала о Мандельштаме, в частности о его еврейской подоплеке, — тема, которая теперь у всех на слуху, а тогда была новостью. Но Майя отнюдь не ограничивала себя еврейской проблематикой. Одним из наиболее привлекательных ее достоинств была изумительная широта культурного кругозора. Ее часто и охотно переводили на иврит, печатали в самых престижных изданиях, осыпали помпезными комплиментами. Израильтянам она открывала совсем иную русскую литературу, чем та, к которой они привыкли. Некоторые люди из израильской культурной элиты ей радушно помогали — но большинство, восхищаясь ею, шарахалось в почтительном недоумении. Ибо еще одной, пожалуй, главной стороной Майиной личности была весьма отчетливая политическая позиция, которую она, впрочем, всегда соединяла с культурологией, — и тут ее взгляды шокирующе расходились со всеми ритуальными ценностями и приоритетами левой касты. Майя никогда не была спонтанной в своих высказываниях. Ее эмоции управлялись интеллектом и всегда находились с ним в идеальном взаимодействии. Если угодно, она излучала сильное и холодное люминесцентное сияние, которое было таким же ее сущностным свойством, как замечательная красота, остроумие и чувство неколебимого самоуважения. Входя, она торжественно несла перед собой собственное изваяние, а образ, облюбованный ею в последние полтора десятилетия, был образом израильской Кассандры, предрекающей нам стагнацию и гибель. Симптомы ее она находила повсюду, даже в собственной участи. Болезнь стала для нее апокалипсисом, вошедшим в тело. В «Хадассе», за неделю с небольшим до смерти, она, уже почти агонизируя, прошептала мне с горьким сарказмом: «Вы видите, я умираю в арабской больнице!» (Был канун субботы, и дежурство вела группа арабских медиков.) Уже очень давно она объявила жизни политическое недоверие — и, кажется, хотела скоординировать свою гибель с мировой эсхатологией. Здесь возникает, естественно, вопрос о том, верила ли она в Б-га. Майя была убежденной атеисткой (вовсе не материалисткой, конечно), настолько агрессивной, что я часто дразнил ее, уличая в фанатичной религиозности: атеизм у евреев — типичное проявление истовой веры, хоть и отрицательного свойства. Зато Майя доверяла генетике. Вспоминала, как во время бракоразводного процесса вошла в зал, где сидели раввины, увидев ее, те сразу же почтительно встали: оказывается, она была родом из каких-то очень маститых коенов, о чем и сама не знала, но раввины это немедленно поняли. Странным образом получилось, что и похоронили эту атеистку на Масличной горе — на самом древнем и самом святом кладбище. Да будет память ее благословенна.
Михаил Вайскопф
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.