[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2011 НИСАН 5771 – 4(228)
Вопросы без ответов
Анна Исакова
В начале 1970-х годов Ханох Левин переместился из темноты периферийных залов на ярко освещенные центральные сцены страны. Поначалу считалось, что молодой человек ищет скандальной известности, однако примерно с 1975 года Левин перестает давать интервью, публично отстаивать политические или эстетические позиции и вообще хоть как-то объясняться по поводу своих пьес и обстоятельств, связанных с их постановкой. Да и колонки сплетен не получают от него и о нем никакой информации.
Портрет Ханоха Левина. Ципи Цагала
В театральных кругах витают слухи по поводу его женитьб и разводов, но подтверждения из авторитетных источников не получают. Левин тщательно отбирает свой внутренний круг, окружая себя только верными людьми, благодаря чему из этого круга ничего не просачивается наружу. Он непреклонно ограничивает творимый скандал рамками сцены. Действо, скандальное действо, происходит только там. Вне этих рамок — полные темь и тишина.
Большую часть своих пьес Левин ставит сам. После первых больших скандалов и столь же громких успехов он становится сам себе режиссером на непреложном условии: театр покупает пьесу Левина в постановке Левина, не зная при этом, о чем она. Более того, сам Левин выберет нужных ему актеров, необязательно из труппы театра, но и они тоже до последней минуты не будут знать, кого и что им предстоит играть.
Актеров, которых Левин считал «своими», и сегодня называют «левинскими». Это друг юности драматурга Ицхак Хезкия, Мони Мошонов, Захрира Харифаи и еще пять-шесть доверенных персон, к лицам которых навсегда прилипло особое выражение — смесь отстраненности, сарказма и детского удивления перед несовершенством мира. «Свои» актеры понимают Левина и имеют право с ним дискутировать. А он пишет для них роли, учитывающие особенности и возможности каждого.
Ханох Левин родился в 1943 году в Тель-Авиве и вырос в квартале Неве-Шаанан, где его отец, иммигрант из Польши, держал продуктовую лавку. Семья была «соблюдающей», а дядя и вовсе стал министром от религиозной партии. Отец умер у Ханоха на глазах, когда тому было 12 лет. Старший брат спешно уехал в Англию, не желая содержать семью. И когда Ханоху исполнилось 15, мать перевела его в вечернюю школу и устроила работать посыльным. Потом он отслужил в армии, а в 1964 году поступил на философско-литературный факультет Тель-Авивского университета, где проучился до 1967-го, но диплома не получил.
Зато уже в 1960 году 17-летний Левин появляется в тель-авивском «Бустане» — помещении, служившем одновременно физкультурным залом и молодежным клубом. Он приносит туда юмористические куплеты и ставит капустники. Вокруг него даже образуется небольшой отряд страстных почитателей. В тот же период он сближается с молодыми коммунистами из группировки Моше Снэ, пишет для них юмористические тексты и убеждается, что цензура существует всюду, коммунисты не исключение.
А в 1965 году Левин начинает выпускать юмористическую полосу в университетской газете «Дикобраз». Полоса называется «Даф а-ахораим шель Ханох Левин», что переводится как «Задняя страница, заполняемая Ханохом Левином», но может считаться и «страницей из задницы Ханоха Левина». Ни для кого из сокурсников не секрет: Ханох — любитель неформальной лексики. Как, впрочем, и неформальной точки зрения на любой заданный и незаданный, а лучше всего — на принципиально незадаваемый вопрос.
В статьях, помещенных в «Дикобразе», Левин еще пытается объясниться со сверстниками, оправдать неконформность — собственную и вообще. Делает он это не слишком убедительно, несколько неуклюже и даже косноязычно. Вскоре его назовут виртуозом иврита. Он станет для театрального мирового сообщества синонимом ивритского театра, как Мольер является синонимом театра французского, а Шекспир — английского. А из «Дикобраза» Левина в конечном счете попросили. По требованию возмущенных читателей, недовольных сомнительным левинским юмором и несовершенным стилем.
Биографы спорят, какую дату следует считать началом театральной карьеры Левина. Одни предлагают 1969 год в связи с постановкой первой пьесы — «Соломон Грипп»; другие — 1970-й, когда на сцене Камерного театра, одного из самых крупных в стране, появилось написанное молодым автором сатирическое ревю «Королева ванной» (ставил его Давид Левин, старший брат драматурга).
Впрочем, «Королеву ванной» довольно скоро (после 22 спектаклей, сопровождавшихся хулиганскими выходками негодующих зрителей) сняли с репертуара. Автор выступил с резкой антимилитаристской и социальной критикой именно тогда, когда большинство жителей страны наслаждались плодами одержанной в Шестидневной войне победы. Многие усмотрели в «Королеве ванной» не только неуместный пацифизм, но и антисионистский пафос. Одного никто не мог отрицать: автор явно обладал недюжинным литературным талантом, был необычайно остроумен и владел ивритом, как д’Артаньян шпагой. Публика орала и возмущалась, но при этом растащила ревю на фразы и словечки. А Левин зарекся писать политические тексты.
Потом он зарекся писать легкие комедии и даже признался приятелю, Ицхаку Лаору, что ненавидит зрителя, получающего бездумное удовольствие от смешной пьесы. Впрочем, в том, что Левин сознательно хотел заставить зрителя мучиться, никто не сомневается. Он сам охотно в этом признавался. А вот с какой целью — это большой вопрос. Некоторые биографы пытаются убедить нас, что драматург стремился таким способом пробудить совесть нации, но это звучит не слишком достоверно. Многие считают, что Левин отвергал расхожие этические критерии, а к человечеству, включая собственную публику, испытывал высокомерное презрение, посильнее ницшевского. И, не пропуская ни одного представления, неизменно присутствовал в зале, испытывая удовольствие только от негодования зрителя. Кланяться на аплодисменты не выходил, считая их свидетельством провала.
Исследователи пытались понять пьесы Левина при помощи психоанализа, но не преуспели. Находясь почти неотлучно в Израиле (путешествовать он не любил), Левин ухитрился не оставить на столь небольшом пространстве никаких следов собственной психопатологии. То ли был виртуозом по заметанию следов, то ли никаким явным психическим расстройством не страдал.
Не увенчались успехом и попытки изыскивать в левинских пьесах политические аллегории и карикатуры на государственных деятелей. Он и сам отрицал подобные квазисхожести резко и безапелляционно. Создается впечатление, что Левин создавал не карикатуру на окружающую реальность, а универсальные образы зла, расчлененного на философские категории, виды и подвиды. Но и такая трактовка не получила всеобщего признания. То, что драматург интересовался по преимуществу разновидностями зла, подтверждается воспоминаниями близких, включая Лаора. Но уложить театр Левина в существующие философские системы не удается, поскольку в его драматургии отсутствует полюс добра. А это означает, что схватки между добром и злом нет, как нет классовой борьбы, борьбы между полами, борьбы вообще. А также: экономических реалий, четких исторических и географических координат, словом, ничего мешающего абстракции оставаться абстракцией и вести себя при этом как сущность.
Зато после нескольких просто смешных комедий в левинских пьесах появляется ужас, который поначалу движется рука об руку с комическим, становясь, однако, с каждой новой пьесой все ужаснее и захватывая все большие территории текста. Правда, смешное при этом становится только смешнее — секрет этого драматургического рецепта до сих пор не разгадан. Но где-то в середине 1980-х комедия и фарс сменяются в творчестве Левина странным жанром, называемым на иврите мифопьесами («ацагот митос»). Тут уж даже самые преданные зрители, вплоть до ближайших друзей, выходят из зала в середине спектакля, с трудом сдерживая тошноту. Многие называют мифопьесы Левина пьесами ужаса или кошмара («ацагот зваа»). Да и сам Левин, по воспоминаниям Лаора, предлагал называть этот жанр «ужастиком» («зваатон»).
Но чем ужаснее (и одновременно смешнее) становятся пьесы Левина, тем пышнее расцветает его слава. Спектакли по его произведениям появляются на сценах самых почитаемых театров мира. А в 1999 году 54-летний драматург умирает от рака. Давид Левин утверждает, что во всем виновата застенчивость и душевная мягкость брата. Врач якобы сказал Ханоху, что ничего страшного с его здоровьем не происходит, и драматург, уверенный в обратном, не захотел обижать доктора недоверием. Время было упущено.
Впрочем, точных сведений о том, когда и как ему был вынесен медицинский приговор и насколько он повлиял на характер левинской драматургии, нет. Точных сведений вообще нет относительно чего бы то ни было касающегося Левина. Например, считалось, что общее число его пьес — около тридцати, вместе с сатирическими ревю. А после смерти драматурга оказалось, что есть еще почти такое же количество пьес, никогда не предлагавшихся Левиным к постановке. Почему? Не хотел ставить? Собирался переписать? Оставил как подсобный материал? Неизвестно. Наследники пустили эту «генизу» в оборот, пьесы разбирают и ставят. Что это: мародерство или сознательно подстроенное Левиным продолжение его театрального существования?
Однозначный ответ ни на один из вопросов получить невозможно. Но человек, принадлежавший к внутреннему кругу скандального драматурга, может оказаться обладателем волшебной карты, ведущей к местонахождению не менее волшебного ключика. И такой человек есть. Зовут его Ицхак Лаор. Он считался приятелем покойного, закончил тот же факультет, пишет стихи и прозу, преподает в университете и недавно выпустил книгу «Ханох Левин»[1]. Одно нехорошо: в 2010 году Лаор был обвинен в сексуальных домогательствах аж к 20 дамам, одна из которых подала на него жалобу в полицию. К рассказам в прессе о сексуальных проступках почтенного литератора добавились сообщения о его хамских выходках (вплоть до прилюдного рукоприкладства) по отношению к коллегам, постепенно обросшие весьма скандальными подробностями.
Надо сказать, защитники Лаора по большей части не отрицали обвинений, настаивая с пеной у рта лишь на том, что все это способ дискредитации политического противника. Мол, поскольку Лаор связан с компартией «Хадаш» и является левым активистом, его пытаются усмирить судебным преследованием. Да и академический истеблишмент якобы предпочитает ему, гениальному, более серых, но политически правильных представителей интеллектуальной прослойки. На какой политической платформе основано это якобы предпочтение, не совсем понятно, поскольку ядовитые стрелы критики Лаора направлены в первую очередь как раз на израильских левых, например на Давида Гроссмана.
Выход в разгар всей этой дискуссии книги о Левине может иметь несколько причин. Возможно, автор хотел напомнить о своей дружбе со всеми почитаемым драматургом и легитимизировать собственный скандал ссылкой на скандалы Левина. По другой версии, издание книги должно было подчеркнуть заслуги профессора перед израильским обществом и тем самым свести скандал на нет — «на кого руку подняли?!» И наконец, причина может быть совсем тривиальной.
Книга является по сути рефератом диссертации, принесшей Лаору десятилетием раньше докторское звание. Такие монографии принято выпускать не столько для купли-продажи, сколько для раздачи друзьям, знакомым и коллегам. Но массовые издательства вроде «Кибуц меухад» благотворительностью занимаются редко. Можно предположить, что в разгар скандала вокруг Лаора (да еще плюс скандальное имя Левина на обложке) это мероприятие показалось издателям выгодным.
Я одолела этот труд, порядком измучив себя, и настаивать на повторении моего опыта другими не стану. Вряд ли можно найти столь исчерпывающую попытку объяснить необъяснимое при помощи: Маркса, Гегеля, Ницше, Фрейда, Лакана, Иглтона, Бахтина, Делеза, Деррида, Фрея, Хайдеггера, Лиотара, Жижека, Олсона и Джемисона. Надеюсь, что главных цитируемых я не забыла, но есть еще и подсобные. Отмечу сразу, что научная беспристрастность при этом соблюдена: автор откровенно рассказывает, как возмутился Левин, когда Лаор попытался всучить ему труд Фуко, и как в ультимативной форме потребовал никогда больше ничего подобного ему не втюхивать. В результате создается почти левинская загадочная ситуация: с какой же целью цитируется вся эта высокоученая рать?
Возможные ответы: а) потому что будущему доктору гуманитарных наук полагается знать и цитировать именно эти имена; б) потому что поэтика Левина столь сложна и малопонятна, что ее можно объяснить только при помощи столь же сложных, малопонятных и слабо привязанных к теме дискуссии цитат; в) потому что автор, воспитанный на марксистской индоктринации, свято верит в существование правды, заключенной в самом звучании имени ее носителя: «Маркс сказал… Ленин сказал… Лакан сказал…» Что они сказали, зачем и почему — это уже не столь важно. Главное — произнести магическое имя.
Но хотя ответ «в» напрашивается, я бы отдала предпочтение пункту «а». Из уважения к профессору философии и литературы. По той же причине не стану перечислять и многочисленные попытки Лаора притянуть Левина к радикальной израильской левизне за вырванные из контекста строчки или за специальным образом препарированные факты биографии. Все мы помним, из чего состоял марксистско-ленинский способ доказательства. Скажем, требуется объяснить левинский конфликт с человечеством. Дело нехитрое — драматургу тут же приписываются: нищее детство, пролетарский конфликт с буржуазным школьным окружением и отторжение автора-чужака милитаристски настроенной театральной публикой.
Однако Давид Левин говорит, что до смерти отца Ханох рос любимцем семьи и ни в чем не нуждался. Мол, было у него сплошное счастливое детство с конфетами, поцелуями, игрушками и поездками на дачу (в так называемые «кайтанот»). Что до конфликта в знаменитой гимназии «Цейтлин», где одно время учился Ханох, тот вообще не прослеживается. Ни пролетарский, ни какой иной. У Лаора нет доказательств его существования. Вместо этого мы имеем дело с абстрактными рассуждениями о судьбах пролетарских юношей в цвету, растерзанных враждебным тель-авивским бомондом. Кто они, эти несчастливцы, не указывается. Да и само существование подобного молодежного бомонда в означенные годы сомнительно. Ну а уж предположение, что соученики-мажоры просто обязаны были возненавидеть племянника министра за его пролетарское происхождение… Кстати, многие бывшие одноклассники Левина все еще отвечают на телефонные звонки. Зачем было вместо этого обращаться к Фрейду и Гегелю — непонятно.
Ицхак Лаор
Тезис о враждебной публике как о факторе социально-психологического давления на драматурга тоже не выдерживает критики. Сам же Лаор рассказывает о манипулятивной технике Левина, игравшего со зрителями в «ненавидь меня!» и «люби меня!», совершенно сознательно чередуя пьесы, направленные на вызывание то одной эмоции, то другой. А Давид Левин подчеркивает, что Ханох создал не только свой театр, но и свою публику, что удавалось только самым выдающимся драматургам. Если это правда, то у Левина получилось то, с чем не справились коммунистические кумиры Лаора: за несколько десятилетий перековать буржуазных милитаристов в либеральных интеллектуалов.
Было такое или нет, мы разбираться не будем, поскольку в книге Лаора вопрос о публике вообще не обсуждается. Ограничимся заключением, что автор, несмотря на цитаты из подходящих источников и биографические подтасовки, не смог превратить Левина в верного сына коммунистической партии. Впрочем, Лаор не так уж и настаивает на своем. Ощущение того, что Левин как явление искусства выходит за все идеологические рамки, не оставляет читателя до конца.
Не боится Лаор и создающегося (благодаря его воспоминаниям о личных контактах с Левиным) впечатления о не слишком близкой дружбе между исследователем и исследуемым. Осторожные вопросы Лаора и остроумные афористичные ответы Левина говорят скорее об отношениях понимающего свою значимость маэстро и его соблюдающего дистанцию поклонника.
Но именно эти моменты пикировки, замечательно живо переданные Лаором, определяют ценность текста, пусть не дающего вразумительной разгадки мистерии под названием «левинская драматургия», но ставящего много вполне релевантных вопросов. Что ж, умение поставить вопрос не менее важно для решения любой проблемы, чем способность на этот вопрос ответить. В этом плане диссертация была справедливо признана хорошо защищенной. Несмотря на весьма спорную систему ее защиты.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.