[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2011 АДАР 5771 – 3(227)

Ирен Немировски

Париж, Мемориал Шоа, до 13.03.2011

Ирен Немировски. 1930 год. Фотография Виолетт Арлинг

Готовить выставку о писателе — занятие не из легких, если не сказать безнадежных. Но жизнь Ирен Немировски полна стольких событий, что лишь одна биография способна снабдить материалом дюжину кураторов. Тем более что в парижском случае куратором стал писатель Оливье Филиппона.

Рассказ о Немировски разбит на четыре части: «Русская», «Француженка», «Апатрид», «Еврейка». В России она прожила до 1918 года, покинув Петроград 15-летним подростком. Во Франции Немировски начала писать, опубликовала полтора десятка книг. Ее первый роман «Давид Гольдер» экранизировал Жюльен Дювивье. Киноплакат к «Гольдеру» представлен на выставке вместе с фотографиями, рукописями и письмами. Известность не помешала властям отказать ей в натурализации, и 13 апреля 1942 года ее арестовали как лицо без гражданства. Немировски отправили в Освенцим, в свидетельстве о смерти записано: смерть от гриппа (так обычно обозначали смерть от тифа).

Настоящая слава началась уже в наши дни, когда была опубликована сохраненная в архиве дочери «Французская сюита» и переизданы произведения 1920–1930-х годов. Только тираж ее книг, переведенных на английский, превысил 2 млн экземпляров. Но разве дело в цифрах?

Карандашный рисунок: от Ореста Кипренского до Казимира Малевича

Москва, Третьяковская галерея, до 17.04.2011

Михаил Врубель. Дерево у забора (фрагмент). 1904 год. Третьяковская галерея

У цикла выставок в Лаврушинском переулке академическое название — и вполне живое содержание. В рамках проекта «Техника и материалы графики» показывают редкости разных эпох. Редкости они в любом случае: графика не любит света, и потому правила хранения запрещают выставлять ее больше чем на полгода. Раз в десять лет вытащат на свет — и опять в папки.

«Карандашный рисунок» — это шесть залов, более 150 работ, начиная с XVIII века (тогда еще использовали серебряный и свинцовый карандаши) и вплоть до авангарда (Гончарова, Малевич, Григорьев и их современники работали уже черными и графитными карандашами). Среди сюжетов много библейских, особенно популярных в первой половине XIX века. На выставке можно увидеть и работы полузабытых мастеров, например «Рождение Иоанна Крестителя» А. Е. Егорова (1776–1851), и «Мор в Иерусалиме. Наказание царя Давида за исчисление народа» А. И. Иванова (1775–1848), отца Александра Иванова. Классики представлены эскизами к своим полотнам. Так, Брюллов — к картине «Иосиф и жена Пентефрия» (1827–1830), Верещагин — к «Всемирному потопу» (1869), Репин — к «Воскресению дочери Иаира» (1870), а Поленов — к «Христосу и грешнице». На поленовском примере видно, как долго порой мог обдумываться замысел: эскиз датирован 1883 годом, картина возникла лишь в 1887-м.

Особенно хороши в Лаврушинском портреты — будь то автопортрет франтоватого Бакста (1906) или серовские работы, которым отдан почти целый зал. Здесь эскиз к знаменитому портрету Иды Рубинштейн и два наброска Карсавиной, классики МХТ, от Станиславского до Качалова, и Генриетта Гиршман, жена известного московского мецената. Мир театра и ателье притягивал многих: Александр Яковлев запечатлел, например, Николая Радлова, да и работы Фалька связаны с людьми искусства.

Жаль, что цикл графических выставок не сопровождается публикациями. Приходится утешаться академическим каталогом собрания Третьяковки. Его тома продаются по отдельности.

Уильям Кентридж. Пять тем

Иерусалим, Музей Израиля, до 27.05.2011

Уильям Кентридж. Женщина с телефоном (фрагмент). 2000 год. Предоставлено для выставки Австрийским благотворительным союзом поддержки искусства и науки

На самом деле постоянных тем в творчестве южноафриканского художника гораздо больше, чем пять. В каком-то смысле, впрочем, их все можно свести к одной — к проблеме своего и чужого в этом мире. Но тут же эта тема начинает делиться и на преследования по политическим или расовым причинам, и на отторжение иного, и на загадочную в своей основе невозможность соединиться с похожим. У Кентриджа, к счастью, конкретное мышление — многие его работы строятся вокруг культовых произведений искусства, таких, как оперы «Волшебная флейта» и «Нос» (художник сам их не раз ставил в театре) или пьеса Альфреда Жарри «Король Убю». Есть в его рисунках и фильмах и сюжеты из истории апартеида: Кентридж рос в семье адвокатов, потомков литовских евреев, которые в ЮАР эпохи апартеида защищали чернокожих.

Понимание иного в его случае далеко от эстетизма: это мировоззрение, определенное собственной семьей, ее ценностями и традициями. Если добавить к этому поразительный эффект выполненных углем рисунков, становится понятен нынешний успех Кентриджа в мире. «Пять тем» уже показали в Америке и Европе, в том числе венской Альбертине (что является особым знаком отличия в биографии любого автора-современника). Из Иерусалима выставка отправится в Австралию и Канаду.

«Страны, люди, города»

Галерея «Веллум» (в ЦДХ), до 10.03.2011

Мане-Кац. Маяк. Бретань. 1929 год. Галерея «Веллум»

Времена, когда ландшафты рисовали для богатых путешественников, давно прошли: фотография изменила наши представления о сувенирах. Но пейзажи, к счастью, остались. Галерея «Веллум» собрала более 80 работ таких художников, как Давид Бурлюк, Виктор Уфимцев, Александра Коновалова, Борис Смирнов-Русецкий, Иосиф Островский… География их разъездов охватывает весь мир, от Крайнего Севера и Флориды до Самарканда и Туниса. Африка запечатлена на картинах Уфимцева, но здесь побывал и Мане-Кац (1894–1962), представленный на Крымском валу бретонским пейзажем.

Уроженец Кременчуга, Мане-Кац (псевдоним Мане Лазаревича Каца) учился в Киеве, а затем в Париже, где дружил с Хаимом Сутиным и другими монпарнасцами. После войны вернулся на родину — преподавать, участвовать в авангардистских объединениях и выставках, а также собирать старинную иудаику. Мане-Кац вел жизнь странника: в начале 1920-х он уезжает в Берлин, затем на долгие годы оседает в Париже, где много выставляется, работает, как и многие популярные авторы той поры, для домов моды Пату и Шанель, ездит по стране и миру, посетил несколько раз Палестину (еврейские сюжеты занимают важнейшее место в его творчестве). В начале войны он идет на фронт, попадает в плен, откуда бежит — и умудряется оказаться в Нью-Йорке. После войны жизнь его похожа на сказку: путешествия, включая кругосветку; в Хайфе, которой он незадолго до смерти подарил свою коллекцию, ему построили ателье и музей.

Жаль, что пряников не хватает на всех.

Образ тела

Зальцбург, Музей модерна, до 27.03.2011

Гиль Шахар. 2001 год. Частная коллекция. Музей современного искусства в Зальцбурге

Современному взгляду на тело как на выразительное средство — одна из главных тем искусства — посвящена выставка, сделанная на основе собственной коллекции зальцбуржцев. Обычно такие проекты носят скорее ознакомительный, чем концептуальный характер. Но в данном случае идея не была ограничена возможностями материала. Музей модерна хоть и занят активным собиранием региональных авторов, но не забывает о большом мире. В его запасниках найдешь многое и многих, от работ нынешних австро-немецких классиков Вали Экспорт и Штефана Балькенхоля до произведений болгарки Боряны Венциславовой и Гиля Шахара из Израиля.

Есть здесь и работы одного из самых интересных творческих дуэтов наших дней — уроженца австрийского Граца Маркуса Мунтяна и уроженки Хайфы Ады Розенблюм. Они выставляются в местах не столько престижных, сколько знаковых, таких, как биеннале Берлина и Сан-Паулу или лондонская галерея Саачи. Мунтян и Розенблюм часто работают с изображениями тинейджеров, выполненных в формате комикса и журнала мод одновременно. Как заметил один из критиков, это напоминает ситуацию, как если бы Энди Уорхол встретился с Жан-Луи Давидом. Едко и метко: во времена смешения стилей и повального торжества фьюжн, от кухни до искусства, иного сравнения не подберешь.

Алексей Мокроусов

добавить комментарий

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.