[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2011 ТЕВЕТ 5771 – 1(225)
МОНПАРНАССКИЙ ЭКСПРЕСС
Семейные комментарии к биографии Сони Делоне-Терк
Анатолий Белогорский
Соня Делоне-Терк (1885–1979) не нуждается в представлении: первая женщина-художник с прижизненной выставкой в Лувре (1964); кавалер ордена Почетного легиона (1975); основоположник нового направления в авангарде – орфизма; жена и соавтор известного художника Робера Делоне; модельер, дизайнер, книжный иллюстратор, крупный мастер ар деко. Но даже в самой полной биографии Делоне[1] есть противоречия, серьезные неточности и очевидные пробелы, относящиеся прежде всего к ее юности. Описание российского периода жизни художницы не дает должного представления о семье и петербургском окружении и не идет дальше рассказов о богатом доме ее приемных родителей.
Соня Делоне-Терк
Неизвестно даже точное место рождения Сони Терк (урожденной Сары Штерн): Одесса или маленький городок Градижск Полтавской губернии, где прошли первые пять лет ее жизни[2]. Мало информации и о ее биологических родителях. Отец Сары, Эля (Илья) Штерн, работал на градижском гвоздильном заводе. Мать, Хана Штерн (урожденная Терк), по-видимому, была не удовлетворена провинциальным существованием и рвалась в столицу, но муж был против переезда. Соня свою мать, страдавшую депрессиями, недолюбливала и в поздних дневниках и мемуарах называла не иначе как «нытиком». Но несомненно, что именно мать «вытолкнула» ее в новую жизнь – к преуспевающему в Петербурге бездетному брату Генриху Терку и его жене Анне, положив начало превращению золушки в «амазонку авангарда». Мы не знаем, состоялось ли официальное удочерение или же дядя оформил опекунство над племянницей, не знаем, каким образом пятилетняя девочка получила новые имя и фамилию. Мы многого не знаем о российских годах жизни Сони Терк.
Впрочем, биографов можно понять: Соня сама крайне неохотно рассказывала о юности и своих еврейско-российских корнях; даже муж и сын мало знали о ее прежней жизни. В ее автобиографии[3] первым двадцати годам посвящено меньше семи страниц, на которых имена Гоголя и Бодлера, Канта и Спинозы перемежаются с описанием званых обедов, устраивавшихся ее новыми родителями в их петербургском особняке и уступавших, по утверждению художницы, только царским приемам. Примечателен приведенный здесь длинный перечень ключевых вех жизни Делоне. Дат, имеющих отношение к России, всего три: рождение – 1885 год; усыновление дядей – 1890-й; прекращение финансовой помощи по причине революции – 1917-й. О своем еврейском происхождении художница также не упоминает.
Если не брать в расчет несколько девичьих фото Делоне, в биографиях полностью отсутствуют семейные фотографии российского периода. В сравнении с этой скудностью даже наши, чрезвычайно обнищавшие за советский период, фотоальбомы выглядят подлинным хранилищем памяти об ушедших поколениях[4].
Мы надеемся, что привлечение новых материалов из семейных и петербургских архивов позволит по-иному взглянуть на судьбу Сони Делоне. В одном из последних интервью (1975) ей задали вопрос: «Было ли обычным явлением для девушек в России начала XX века становиться художницами и самостоятельно ехать в Париж?» Делоне с обезоруживающей лаконичностью ответила: «Каждый делает свою жизнь сам». Нисколько не ставя под сомнение абстрактную справедливость этого тезиса, нам хотелось бы по возможности расширить ее ответ и рассказать о большой семье, частью которой она была на протяжении четверти века. Ей повезло со «стартовой площадкой»: ребенком она оказалась в нужное время в нужном месте, чтобы сполна реализовать природный дар.
Сара Штерн. Начало 1890-х годов
Начало: братья Зак
Практически все источники слово в слово повторяют рассказ о приемных родителях Сони: «преуспевающем петербургском адвокате Генрихе Терке и его влиятельной жене Анне». Но никто не задается вопросом об истоках благополучия и влияния людей, относительно недавно (менее 20 лет назад) переселившихся в столицу из провинции. И лишь в одной публикации встречается скороговоркой брошенное объяснение: дядя Анны Терк был петербургским банкиром по фамилии Зак[5]. Но биограф настолько незнаком с этим персонажем, что Заку не нашлось даже места в обширном указателе имен, а его банк с легкой руки исследователя назван «Банк Зака». А между тем приемный двоюродный дедушка Сони Делоне Абрам Зак заслуживает отдельного рассказа.
Видимо, в конце 1830-х – начале 1840-х годов семья братьев Зак – Абрама (1828–1893) и Израиля (1831–1904) – переезжает из Бобруйска в Брест-Литовск, где по указу Николая I началось строительство Брестской крепости. К тому времени их отец Исаак умер, мать вторично вышла замуж за Якова Сыркина, и от этого брака в 1838 году родился сводный брат мальчиков – Григорий Сыркин (1838–1922), впоследствии известный писатель и публицист. Следует обратить внимание на одну немаловажную деталь: мать братьев Зак, в девичестве Эпштейн, воспитывалась в семье, знаменитой многими поколениями раввинов. Позже Абрам Зак женится на Екатерине Юльевне Эпштейн (своей двоюродной сестре) и еще раз «породнится» с Эпштейнами, укрепив таким образом старые и установив новые родственные связи с Венгеровыми, Слонимскими, Алапиными и другими известными еврейскими фамилиями.
Из статьи в Еврейской энциклопедии, написанной как раз Семеном Венгеровым, известным историком литературы и племянником Зака, можно узнать, что Абрам Зак «последовательно занимал ответственные места в частных банкирских домах», а в 1871 году «был приглашен на пост директора с.-петербургского учетного и ссудного банка, который под его управлением в 70-х и 80-х гг. стал виднейшим финансовым фактором России. Благодаря прозорливости Зака правительство образовало значительный золотой фонд, в связи с чем Россия провела Русско-турецкую войну (1877–1878) без финансовых потрясений. Зак приглашался в Государственный совет и разные комиссии как эксперт по финансовым, экономическим и железнодорожным вопросам <…> Как переходную ступень к высшим государственным постам Заку предложили место товарища министра финансов под условием принятия христианства», но он отказался, так как «еврейские интересы были чрезвычайно близки его доброму, отзывчивому сердцу». Зак активно занимался общественной деятельностью и филантропией, а также «держал широкий барский дом», где на музыкальных вечерах «бывало высшее и избраннейшее общество (дипломаты, государственные деятели и другие)»[6].
Генрих Терк. Середина 1890-х годов
Хотя Зак и был директором Учетного и ссудного банка, но оставался там наемным работником, а не владельцем. В то же время он считался влиятельнейшим игроком на рынке ценных бумаг, «первым номером» на петербургской бирже[7]. Только человек очень состоятельный мог позволить себе пожертвовать 10 тыс. рублей на строительство хоральной синагоги в Петербурге. Ну а проживать в собственном шикарном особняке в элитной части столицы (Сергиевская, д. 32, ныне ул. Чайковского) могли себе позволить лишь единицы.
Не имея прямых законных продолжателей рода, Зак немало сделал для «трудоустройства» своих родственников. Есть все основания полагать, что карьерой и благосостоянием Генрих Терк обязан могущественному дяде своей жены. По крайней мере, на начальном этапе его деятельности имя Зака наверняка открывало перед талантливым юристом многие двери.
Если намеки на Абрама Зака в биографиях Сони Делоне все же делаются, то отец Анны Терк отсутствует в них полностью. И это несмотря на то, что Израиль Зак был весьма незаурядным человеком, да и Соня, несомненно, была знакома с «приемным дедом» по Петербургу или Гейдельбергу. Все та же Еврейская энциклопедия аттестует младшего Зака как «ученого и писателя» и сообщает, что он получил известность своими работами по философии и истории религий: «В 1885 г. Зак опубликовал свой замечательный труд <…> “Die Religion Altisraels”, в котором <…> выясняет основные черты еврейской религии, поскольку они проявились в Моисеевом Пятикнижии и в книгах Пророков. Продолжением этого труда является вышедшее в 1889 г. сочинение Зака “Die altjüdische Religion”, где автор проследил дальнейшее развитие еврейской религии в период вавилонского пленения и ее эволюцию под влиянием борьбы разных сект в эпоху второго храма <…> В 1899 году появился его капитальный философский труд “Monistische Gottes – und Weltanschaung”, представляющий удачный опыт идеалистического обоснования монизма на почве реальной действительности». Там же сообщается, что сын Зака, Арнольд Зак, известен как «выдающийся немецкий сифилидолог»[8].
Анна Терк (урожденная Зак).
Начало 1880-х годов
Статья оставляет ряд вопросов. В частности, не вполне понятно, каковы были источники дохода Израиля Зака, позволившие ему вырастить пятерых детей и дать им прекрасное образование. Заполнить эту лакуну помогает содержательный некролог, помещенный в 1904 году в еженедельнике «Восход» (издателем-редактором которого, кстати, был Максимилиан Сыркин, сын сводного брата Абрама и Израиля Заков): «Вынужденный находить свое пропитание в качестве бухгалтера в разных банкирских домах, сначала в Одессе, затем в Петербурге в доме барона Гинцбурга и, наконец, в качестве директора банка в Минске, он мог посвящать своим научным трудам лишь короткие вечерние досуги <…> В 1893 году Израиль Зак окончательно переселился в Гейдельберг к своему сыну, доктору Арнольду Заку, где он мог вполне отдаться созерцательной жизни мыслителя»[9]. Теперь ситуация проясняется. Нелюбимое банковское дело все-таки неплохо кормило, а быть под патронажем могущественного барона Гинцбурга тогда многого стоило. Интересно, что оба брата работали на видных должностях в торговом доме Гинцбургов, устанавливая связи и закладывая фундамент благополучия для себя и своих потомков.
Нет никаких оснований согласиться с биографом Сони Делоне, утверждающим, что «Анна [Терк] была сама усыновлена богатым дядей»[10]. Желание непременно провести параллель между удочерением Сони и якобы аналогичной ситуацией с ее теткой и приемной матерью, помноженное на слабые представления о реальной жизни семьи Заков, сыграло с исследователем злую шутку. Реальное сходство между Анной Терк, ее дядей и отцом состоит в том, что все они посвятили жизнь поддержке незаурядных личностей. Об этом свидетельствует, в частности, Полина Венгерова, приводящая примеры активного участия Анны в продвижении музыкально одаренных детей[11]. Воспитание Сони в семье Терков – еще одно проявление силы родственных чувств Анны и тяги к филантропии.
Братья Терк
Генриху Терку – и только ему из всех прямых родственников Сони Делоне – уделяется хоть какое-то внимание на страницах ее биографий. Читатель может узнать, что он был преуспевающим юристом и предпринимателем, свободно говорил на нескольких европейских языках, владел недвижимостью, дружил с видными промышленниками и меценатами (например, с Саввой Мамонтовым), коллекционировал произведения искусства и ежемесячно посылал чек Соне, дабы она могла безбедно жить в Париже.
Куда меньше повезло дяде Сони, брату Генриха. Единственное (и не лишенное ошибок) упоминание о нем (анонимное, но с указанием на профессию – железнодорожный врач) встречается в коротком абзаце о его странно-скоропалительной женитьбе на Сониной близкой подруге – Марии Оскаровне Курнанд[12].
А вот что говорят о братьях Терк документы из петербургских архивов.
Гейних Тавиевич (Генрих Тимофеевич) Терк родился 9 ноября 1847 года в Одессе. В сентябре 1872 года перевелся со второго курса юридического факультета Новороссийского университета в Петербургский университет. В 1877 году получил степень кандидата прав. Работал присяжным поверенным, был кандидатом в депутаты, а затем депутатом правления Учетного и ссудного банка, в разные годы возглавлял правления Богатовского сахарного завода, Ириновско-Шлиссельбургского промышленного общества, товарищества Сергинско-Уфалейских горных заводов, акционерного общества Финляндского легкого пароходства, состоял членом правления издательства Брокгауза и Ефрона. Жил в собственном доме по адресу Басков пер., 12[13].
Не исключено, что Генрих Терк был знаком с Заками еще по Одессе, где в 1860-х годах проживала семья Анны, и его переезд в Петербург не был случайностью. Косвенным подтверждением этого служит совпадение двух дат: его прошения о переводе в Петербургский университет – и переезда в тот же Петербург родителей Анны Зак с детьми. Не стоит забывать, что именно в это время Абрам Зак становится директором Учетного и ссудного банка.
О брате Генриха мы узнаем, что его звали Яков Тимофеевич, он родился в 1850 году и окончил одесскую Ришельевскую гимназию. В 1876 году Яков Терк поступил в Петербургский университет, а в 1877-м перевелся в Медико-хирургическую академию. В 1879 году арестовывался «ввиду знакомства с <…> неблагонадежными лицами» и за хранение запрещенных произведений Луи Блана, Лассаля и Прудона. В 1881 году окончил академию со званием лекаря. В 1900-х годах был железнодорожным врачом в Либаве[14].
Вероятно, несостоявшийся революционер Яков Терк был куда менее ярок и удачлив, чем его старший брат. Как видим, с определенного момента его путь можно прочертить лишь пунктиром: незаполненным остается 20-летний пробел в его биографии, неясно, почему он покинул столицу ради провинциальной Либавы. Впрочем, известно, что после революции он получал за былые революционные заслуги персональную пенсию, жил в Крыму, где и умер в середине 1930-х годов.
Характерно, что лишь один биограф Сони Делоне приводит год ухода из жизни ее приемного отца, да и то ошибочно его указывает – 1917-й[15]. Остальные исследователи этой темы просто не касаются. Безмолвствует и сама Соня. Ее молчание может объясняться следующим эпизодом.
Лондон, декабрь 1908 года. Бракосочетание двух иностранцев: невеста – подданная Российской империи, художница Соня Терк; жених – гражданин Германии, владелец художественных галерей Вильгельм Уде. На церемонии присутствуют родители невесты. Все исследователи единодушны: брак заключался отнюдь не по любви, а по трезвому расчету. Соне нужен был статус замужней женщины, позволяющий выйти из-под опеки родителей, настойчиво требовавших ее возвращения в Петербург для устройства личной жизни. Уде же хотел числиться женатым, дабы отвести подозрения в нетрадиционной сексуальной ориентации. Легко представить, что чувствовали приемные родители (они же – родные дядя и тетя) невесты во время церемонии и последовавшего за ней обеда (где, кстати, присутствовал и партнер жениха). Сто лет назад нравы, конечно, были достаточно свободные, но все же не настолько, чтобы немолодые, традиционного воспитания люди в такой ситуации могли со спокойной душой упаковать чемоданы и возвратиться в Россию.
Не исключено, что это замужество стало для родителей ударом, от которого они так и не оправились. Мы не настаиваем на этой версии, но обстоятельства бракосочетания и скорый уход Генриха Терка из жизни, как кажется, свидетельствуют в пользу такого предположения. Не потому ли Соня так скупа на любую информацию, относящуюся к первому замужеству и смерти родителей, а ее биографы так нелюбознательны в изучении судьбы ее ближайших петербургских родственников? И еще один штрих. Мы не нашли упоминаний о том, что родители материально поддерживали Соню в течение тех полутора лет, которые длился ее недолгий первый брак. А вот во втором браке (с Робером Делоне) она, согласно родительскому завещанию, долгие годы находилась на их полном обеспечении.
Алекс, принц Иудейский, и профессор А. А. Смирнов
Пылкий почитатель Сониного таланта и необыкновенной эрудиции молодой человек, Александр (Алекс) Смирнов удостоился многократных упоминаний в Сониной автобиографии и в работах о художнице[16].
Филологам Смирнов известен как крупный медиевист, основоположник российской кельтологии, испанист, романист, шекспировед. Он родился в 1883 году, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, несколько лет провел в научных командировках в Западной Европе. С 1913 года – приват-доцент кафедры романо-германской филологии Петербургского университета, где преподавал (с перерывами на годы Гражданской и второй мировой войны) до 1958 года. Умер он в 1962-м.
Происхождение Смирнова несколько запутаннее его научной биографии. Его отцом по документам числился муж его матери, крупный чиновник, товарищ обер-прокурора уголовно-кассационного департамента Сената, действительный статский советник Александр Дмитриевич Смирнов. Но друзья юности знали, что сведения из официальных бумаг неточны. Александр Бенуа записал в дневнике 2 февраля 1906 года: «Вечером со Смирновым на концерт в Schola Cantorum <…> Смирнов признался мне, что он сын еврея. Ведем с ним более “простые” разговоры»[17]. О незаконнорожденности Смирнова знали и его коллеги в советском Ленинграде[18]. Наконец, приведем «признание» самого Смирнова – стихотворение «Принц Иуда»:
В моих жилах течет
кровь библейских Пророков,
В моих жилах течет
кровь библейских Царей.
И звучат голоса неотступных намеков
Дни и ночи в крови неспокойной моей.
Я, еврейский царевич, заброшен судьбою
В дальний край непонятных
и чуждых людей.
Окруженный враждебно-холодной толпою,
Я влеку вереницу томительных дней.
Словно хрупкий цветок палестинского края,
Возлелеянный роскошью южных долин,
Вдалеке от отчизны своей умирая,
Молча гибну один среди северных льдин.
Но когда, на лучах золотого светила,
Мне привет из отчизны приносит весна,
В мою грудь возвращаются вешние силы.
Я пытаюсь проснуться от тяжкого сна.
Поднимается кровь на великую битву.
В ней – наследье отцов, в ней призывы веков.
И несу я последнюю к Б-гу молитву:
«Будь ко мне милосерден, Г-сподь Саваоф!»[19]
Александр Смирнов
Отцом будущего профессора был Абрам Зак. Деталей его отношений с матерью Смирнова мы не знаем, никаких документальных подтверждений его отцовства не сохранилось, да и вряд ли они существовали. Тем не менее, по свидетельству известного специалиста по Данте Нины Елиной, в годы ее аспирантства у Смирнова «в Ленинграде “все знали”, что Смирнов был незаконнорожденным сыном банкира Зака»[20]. В биографии Сони Делоне есть обтекаемая фраза, что мадам Смирнова была приятельницей Заков[21]. Правда, какие именно Заки имеются в виду, читателю остается только догадываться – к началу XX века почти никто из российских родственников Абрама Зака эту фамилию уже не носил. В автобиографии Сони мать Алекса упомянута как француженка и сослуживица по банку ее двоюродного деда. Французское происхождение Наталии Ильиничны Смирновой (в девичестве Мартьяновой) вызывает сильные сомнения. Во всяком случае, родилась она в России в 1850-х годах, и ее отец, офицер русской армии, погиб во время Крымской войны (впрочем, о матери у нас сведений нет – не исключено, что бабушка Смирнова действительно имела французские корни). Что же касается службы в банке, то это (как и служба вообще) почти невозможное занятие для светской женщины в России конца XIX века. Жене действительного статского советника (и матери сына крупного финансиста) не надо было зарабатывать себе на хлеб каждодневным трудом; членство в благотворительных организациях – вот предел ее участия в общественной жизни. Еще менее вероятно, чтобы в начале 1880-х годов мать Смирнова была экономкой в доме Зака, как пишет Ольга Фрейденберг[22].
Справочник «Весь Петербург» за 1901 год свидетельствует, что жена действительного статского советника Н. И. Смирнова проживала по адресу Невский проспект, 142[23], а ее муж – по адресу Поварской пер., 9. Супруги разъехались в 1893 году, хотя официального развода, видимо, не было. Симптоматично, что разъезд совпадает с годом смерти Абрама Зака. Вероятно, между этими событиями существует определенная связь (скорее всего, речь идет о получении матерью Смирнова части наследства и, как следствие, обретении материальной независимости от мужа).
Сохранилась переписка Смирнова и Сони Терк (точнее, письма Смирнова к ней)[24]. Письма за 1904–1905 годы частично были опубликованы Ж.-К. Маркаде[25], однако публикатор, разумеется, не ставил своей целью изучение семейных связей и окружения художницы в Петербурге и Германии, отчего в его комментарии этот аспект отражен весьма слабо. Мы же попробуем взглянуть на публикацию именно под этим углом зрения.
Александр Смирнов многократно упоминает Анну Сергеевну, или А. С, как связующее звено между ним и пребывающей в Германии Соней. Речь, вне всякого сомнения, идет об Анне Терк, приемной матери Сони и «неофициальной» кузине автора писем. В одном из писем Смирнов кланяется и передает привет некоему Арнольду Израилевичу. Это, конечно, доктор Арнольд Зак, также двоюродный брат Смирнова. Кстати, и Карлсруэ, где Соня училась в художественной академии, был выбран Терками отнюдь не случайно: город находится всего в часе езды от Гейдельберга, так что Арнольд Зак мог до некоторой степени контролировать юную племянницу[26].
Может возникнуть путаница с отчествами детей Израиля Зака. Анна Терк и ее сестра Фанни Вейсенберг официально числились соответственно Анной Сергеевной и Фанни Сергеевной. А у жившего в Германии Арнольда Зака надобности в перемене отчества на более «ассимилированное», конечно, не было. Об отчествах же других детей Израиля Зака, Тины и Михаила, нам ничего не известно.
Наконец, ключевой отрывок: «До меня дошли неопределенные слухи о том, что Екатерина Юлиевна нездорова. Верно ли это и как она себя чувствует?» Екатерина Юльевна – вдова Абрама Зака. После смерти мужа она с сестрами, Полиной Венгеровой и Еленой Алапиной, жила в Гейдельберге (знаменитым детям Полины Венгеровой – Семену, Зинаиде и Изабелле – Смирнов приходится троюродным братом). Волнение Смирнова за здоровье Екатерины Зак может объясняться не только родственными чувствами, но и тем, что вдова банкира была распорядительницей его немалого наследства, а Александр – единственным (пусть и неофициальным) продолжателем рода Абрама Зака.
И еще фраза из письма: «На днях был у Ваших – отмечали день рождения А. Я.». Речь об Александре Яковлевиче Терке – родившемся предположительно между 1875 и 1880 годами племяннике Генриха Терка и двоюродном брате Сони, проживавшем в соседнем с ней доме в том же Басковом переулке. Инженер, литератор и переводчик, он работал в крупной страховой компании и был членом Религиозно-философского общества, а в советское время преподавал в пожарном техникуме, публикуя свои оригинальные и переводные работы как учебные пособия для студентов и слушателей. Последняя его книга вышла в 1937 году, и дальнейшая судьба А. Я. Терка нам неизвестна.
Как видим, Смирнов был в доме Терков своим. Более того, представляется весьма вероятным, что Сонины приемные родители благосклонно смотрели на возможность семейного союза их дочери с Александром. Но жизнь и независимый характер Сони распорядились иначе.
И последнее. Через всю жизнь Смирнов пронес любовь к шахматам. Он был призером Петербургского шахматного собрания, чемпионом Парижа 1912 года, участником чемпионата Ленинграда (1925), переводил книги Алехина, Капабланки, Ласкера, Эйве и др. Не исключено, что кроме врожденного таланта им руководил пример троюродного брата, Семена Алапина, – известного шахматного мастера и теоретика рубежа веков.
Арнольд Зак. Середина 1930-х годов
Гейдельберг
Только в одной биографии Сони Делоне есть короткое упоминание о кончине Анны Терк и о том, что Соня не смогла приехать на ее похороны из Парижа в Петербург[27]. На самом деле приемная мать художницы похоронена всего в нескольких часах езды от Парижа – в Гейдельберге. На памятнике написано по-немецки: «Анна Терк (урожденная Зак) родилась 31 марта 1856, умерла 11 августа 1911». А чеки ежемесячно продолжали поступать Соне в Париж еще шесть лет после смерти Анны.
На том же памятнике высечено еще несколько имен. Но, увы, среди
них нет имени человека, который собрал и опекал в этом старинном баденском
городе своих российских родственников. По данным института «Яд ва-Шем», Арнольд
Зак, родившийся 4 июня
1863 года в Одессе, был в октябре 1940-го депортирован из Баден-Бадена в лагерь
Гурс на юге Франции и умер там 21 ноября.
Юношей уехав из Петербурга на учебу в Гейдельберг, он прожил в Германии всю жизнь. От своего отца он унаследовал литературный талант и издал в 1920-х годах несколько книг, далеких от его медицинских интересов. Приход нацистов к власти полностью разрушил жизнь семьи доктора Зака. В 1933 году эмигрирует с семьей в Прагу его старшая дочь Софи – вместе с мужем она погибнет в концлагере в 1942-м. Их сыну удастся в 1939 году получить убежище в Советском Союзе, но в октябре 1941-го его арестуют в Нижнем Тагиле за «шпионаж» и в декабре 1942-го расстреляют. Спасется лишь младшая дочь, Лили, сумевшая перебраться в США. Сын Арнольда Зака, тоже врач, Вальдемар, в 1938 году уезжает с женой в Париж – он умрет там в 1943-м. Два сына Вальдемара эмигрируют из Германии в 1937-м.
Арнольд, первым в семье приехавший в Германию, последним ее и покинет. После отъезда сына в Париж он был абсолютно одинок в Баден-Бадене, куда переехал из «коричневого» Гейдельберга. Из лагеря Гурс он пошлет сестре Фанни в Ленинград письмо с мольбой вызволить его из лагеря и переправить в Советский Союз…
Но это будет много позже. А пока он счастливо живет в окружении семьи и опекает приемную дочь своей сестры, часто приезжающую к нему на выходные. Однако для Сони Терк-Делоне и Карлсруэ, и Гейдельберг остались лишь незаметными полустанками – ее монпарнасский экспресс летел дальше, к манящим огням Парижа.
Вместо эпилога: Басков пер., 12
Ленинград, 1960-е годы. Из парадной Сониного дома каждое утро выходит светлоголовый мальчик в серой школьной форме и идет одним и тем же маршрутом в школу. Он тоже в начале пути, у него тоже будет свой экспресс, свои манящие огни и дали. Но пока что он, конечно, ничего не знает ни о своем будущем, ни о Соне Терк, шестью десятилетиями раньше отправившейся из этого же дома транзитом через Германию в Париж, ни о дореволюционных владельцах трехэтажного особняка.
Интересно было бы спросить у того давно повзрослевшего мальчика: считает ли он, как и Соня Терк, что сделал свою жизнь сам? Но этот вопрос мы оставляем будущим биографам президента Путина…
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Axel Madsen. Sonia Delaunay: Artist of Lost Generation. New York, 1989.
[2] См.: Stanley Baron, Jacques Damase. Sonia Delaunay: The Life of an Artist. London, 1995. P. 8.
[3] Sonia Delaunay. Nous irons jusqu’au soleil. Paris, 1978.
[4] Автор является родственником тети и приемной матери Сони Делоне – Анны Терк. Моя мать Татьяна Белогорская приходится г-же Терк внучатой племянницей. Автор выражает признательность Татьяне Белогорской, Ирине Добронравовой, Ирине Немировской, Дмитрию Равинскому, Вилену Терку и Михаилу Эдельштейну за советы и помощь при подготовке этой работы.
[5] Axel Madsen. P. 15–16.
[6] Еврейская энциклопедия. Т. 7. СПб., 1910. С. 659.
[7] См.: Сергей Лебедев. Санкт-Петербургский международный коммерческий банк во второй половине XIX века: европейские и русские связи. М., 2003. С. 68.
[8] Еврейская энциклопедия. Т. 7. С. 659. Добавим, что трудам И. Зака нашлось место в библиотеке Льва Толстого – см.: Г. Данилевский. Поездка в Ясную Поляну (Исторический вестник. 1886. № 3. С. 536).
[9] Восход. 1904. № 17 (автор Л. Каценельсон).
[10] Axel Madsen. P. 18.
[11] Полина Венгерова. Воспоминания бабушки. М.–Иерусалим, 2003. С. 293. Анна Терк была известна еще и как переводчица – в частности, очень популярного на рубеже веков Габриэле Д’Аннунцио.
[12] Axel Madsen. P. 33. Весь этот пассаж не имеет никакого отношения к реальности: достаточно сказать, что Курнанд, дочь тайного советника, проживавшая до революции 1917 года в том же доме, где некогда жила Соня (Басков пер., 12), вообще никогда не была замужем.
[13] Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга. Ф. 14. Оп. 3. Д. 17561; Адресная книга города Санкт-Петербурга за 1892, 1893, 1895, 1896, 1898, 1899 гг.; «Весь Петербург» за 1894, 1897, 1900–1909 гг.
[14] Деятели революционного движения в России: Биобиблиографический словарь. Т. 2. Вып. IV. М., 1932. Стб. 1692.
[15] Axel Madsen. P. 152.
[16] Кроме неоднократно упоминавшегося труда Акселя Медсена см. также: Arthur Cohen. Sonia Delaunay. New York, 1975.
[17] Наше Наследие. 2006. № 77. С. 82.
[18] См., напр.: Вадим Баевский. Вниманье дружбы возлюбя // Антропологический форум. 2005. № 2. С. 393.
[19] Альманах книгоиздательства «Гриф». М., 1905.
[20] Роман Тименчик. Повороты темы // Лехаим. 2006. № 7. С. 64.
[21] Axel Madsen. P. 34.
[22] Пожизненная привязанность. Переписка Б. Л. Пастернака с О. М. Фрейденберг. М., 2000. С. 297. Укажем попутно на неточность, допущенную таким авторитетным историком литературы, как Р. Д. Тименчик, который писал о родстве Н. И. Смирновой с семейством Венгеровых (см.: Лехаим. 2006. № 7). Эта ошибка восходит к публикации Н. И. Крайневой и Н. А. Богомолова в журнале «Новое литературное обозрение» (1999. № 36. С. 206), где приводится относящийся к Смирнову фрагмент неопубликованных мемуаров Л. А. Рождественской, знавшей его в 1920–1930-х годах по издательству «Academia». Рождественская, по-видимому слышавшая о еврейском происхождении Смирнова, естественным образом связала эту информацию не с отцом, а с матерью своего сослуживца.
[23] Наша семья жила по этому адресу более полувека, начиная с 1939 года. Но никто из нас тогда не знал, что в этом же доме в начале столетия студент Александр Смирнов писал пылкие письма в Германию своей приятельнице Соне Терк.
[24] Ответные письма в архиве Смирнова не сохранились. Вероятно, они были уничтожены адресатом в советский период вместе с другими «компрометирующими» бумагами (бояться Смирнову было чего – кроме происхождения, здесь и родственники за границей, и близость в юные годы к кругу Мережковских, и многое другое, не менее сомнительное с точки зрения советской идеологии).
[25] La correspondence d’A. A. Smirnov avec S. I. Terk (Sonia Delaunay) // Cahiers du monde russe et soviétique. 1983. Vol. 24. № 3. P. 289–327.
[26] Биограф почему-то пишет, что в Гейдельберге жила сестра Анны с мужем (Axel Madsen. P. 39).
[27] Ibid. P. 97.