[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2010 ХЕШВАН 5771 – 11(223)
Люди, годы, фильм...
Читая в газете «Еврейское слово» и в журнале «Лехаим» статьи Давида Маркиша, всегда вспоминаю эпизод далекого 1944 года.
На киностудии «Союздетфильм» шли съемки детского фильма «Слон и веревочка». (режиссер И. Фрез, оператор Г. Егиазаров, сценарий А. Барто). Я была помощником режиссера. Содержание фильма простое: во дворе все девочки прыгают через веревочку, а у маленькой Лидочки ничего не получается. Мальчик Юра любит все менять: дымовую шашку на каску, каску на рыбок, шапку на оленьи рога и т. д. Во сне Лидочка попадает в зоопарк, где слониха говорит: «Чтобы все получалось, надо делать добрые дела». И как в сказке, все кончается хорошо. Роль Лидочки исполняла Наташа Защипина, а роль Юры – Давик Маркиш. Давик был сыном известного политического деятеля и поэта П. Маркиша.
Красивый и воспитанный ребенок, он быстро стал любимцем съемочной группы. И даже не потому, что Давик был обаятельным ребенком, – в нем была удивительная душевная теплота к взрослым людям, не особенно свойственная маленьким детям. Однажды, во время труднейших съемок с участием большого количества зверей, я настолько увлеклась, что забыла выйти из кадра и режиссер на меня накричал. Отойдя в сторонку, я заплакала от обиды на себя, на режиссера и на весь мир. И вдруг чувствую – чья-то ручонка сзади гладит меня. Это был Давик.
– Норочка, что ты обижаешься? Ты посмотри, как сам Фрез волнуется!
В сцене «Лифт» Давик остановил съемку, подбежал к режиссеру и тихо сказал Илье Абрамовичу:
– Вы забыли снять, как я зашел в лифт, а уже снимаете, как я в лифте.
Режиссер объяснил ему особенности кинопроизводства. Всех поразило, с какой недетской тактичностью, тихо, боясь обидеть режиссера, он это сделал.
Оператор картины Егиазаров научил Давика нескольким простым фокусам. Восторгу и радости ребенка не было предела. С тех пор Давик считал оператора своим лучшим другом, а я стала лучшей подругой. Благодаря общению с Давиком я поняла, что ребенок четырех лет уже личность и с ним можно разговаривать и беседовать, а не сюсюкать. Давика огорчало, что он играл плохого мальчика. Однажды он сказал об этом режиссеру. Илья Абрамович серьезно и подробно объяснил ему характер и поступки его героя. После беседы режиссер уже не делал ему замечаний и Давик самостоятельно играл роль мальчика Юры. А в остальном Давик был как все дети: во время перерыва бегал, веселился, играл. Когда выдавался перерыв между съемками эпизодов, дети-актеры окружали оператора Гогу Егиазарова, который рассказывал им смешные истории и показывал фокусы. Однажды во время такого веселья Давик вдруг увидел костюмершу, несущую узлы с костюмами. Он подбежал к ней, донес узелок до места и снова побежал играть с детьми.
Нашего героя всегда сопровождала его мама, удивительно красивая женщина, которая умела вести беседу на любую тему. Каждому хотелось с ней пообщаться, и она с каждым, будь то директор или осветитель, находила общий язык.
С завершением съемок все разошлись «по своим квартирам», но поначалу перезванивались. Шло время, многое изменилось в семье Маркиша, тяжелейшие годы и трагедия не обошли эту семью.
Я стала художником по костюмам и как-то по делам картины поехала в Ялту. Было начало мая, море и небо были серыми, беспрестанно лил дождь. Но когда выдался первый хороший день, я сразу пошла в кафе на набережной. Не доходя до кафе, слышу:
– Норочка, Норочка! Да это же Норочка!
И ко мне идет красивый молодой мужчина. Обнимает меня:
– Да я же Давик, Норочка!
Следом подошла его мать, Эсфирь. Она осталась такой же красивой. Казалось, ничего в ней не изменилось, но глаза… Все, что она пережила, было в этих глазах.
Теперь каждый день после работы я поднималась в Дом творчества писателей и проводила вечера с милыми Маркишами. Когда настал день моего отъезда и они меня провожали, мы, конечно, пообещали друг другу встретиться в Москве. Но у меня было чувство, что мы видимся в последний раз.
В 1972 году Маркишам наконец разрешили уехать в Израиль.
Давид Маркиш несколько раз приезжал в Москву по издательским делам. В первый его приезд меня не было в Москве. А в следующий я вдруг подумала, что он помнит меня молодой, веселой и пусть я и останусь в его памяти такой же. Я тоже буду помнить его очаровательным ребенком и молодым красивым мужчиной.
Спасибо Давику: я научилась уважать в ребенке личность. Спасибо Эсфири: как она, я научилась разговаривать с любым человеком на любые темы.
Нора Вольфовна Муллер, Москва
Вы читали? Борис Клин. Короткая память // 2010, № 7
Реакция. Неужели вы и вправду верите, что с помощью «общественных и религиозных организаций, еврейских в частности» можно оказывать давление на государство, которое не собирается ловить военных преступников? Во мне болит все то же самое – уничтожение шести миллионов ни в чем не повинных людей и культуры, ими созданной. Культуры, которую нам уже не поднять. «Были и вовсе необъяснимые ситуации. В Любавичах, где почти все евреи оказались истреблены, местные жители рассказывали мне, как после войны объявился в селе человек, в котором опознали карателя. Писали и в КГБ, и в ЦК КПСС, но его так и не тронули, дожил спокойно до глубокой старости». Боюсь, что разгадка до крайности проста: такое не раз уже случалось в истории человечества. Ни расчет, ни усилие воли не спасут и не выправят нашей судьбы. Но лишь вера и любовь к ближнему. Без веры ни один народ не устоит. Мне нравится статья Клина, хотя раньше, казалось, я была совершенно не способна смотреть на мир с точки зрения национальной. Нравится еще и тем, что речь в ней идет, помимо исторического прошлого, и о сегодняшнем нашем существовании, а более всего – о будущем, в котором и урок, и наши корни.
Ветта, Интернет
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.