[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2010 ХЕШВАН 5771 – 11(223)
Радость
Аркадий Ковельман
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
Владимир
Маяковский.
Сергею Есенину
Тревожащая необходимость жить, заискивая перед временем и людьми, сводя радость к небольшой хорошо охраняемой территории, к пространству Райского сада. Когда создал Г-сподь Б-г человека, Он вдунул ему в ноздри дыхание жизни. «На стекла вечности уже легло / Мое дыхание, мое тепло», – сказал человек. «За радость тихую дышать и жить / Кого, скажите, мне благодарить?» – спросил человек. И еще спросил: «Дано мне тело – что мне делать с ним, / Таким единым и таким моим?» И сам же ответил: «Я и садовник, я же и цветок, / В темнице мира я не одинок».
Давид пляшет перед ковчегом.
Джеймс Тиссо. 1896–1900 годы
Удивительно! Райский сад вдруг превратился в темницу, а первый человек, садовник Адам, – в Йосефа, Осипа. Осип Мандельштам и библейский Йосеф в одном лице. Его бросил Потифар в темницу, но в темнице поэт не одинок, ведь написано, что «Г-сподь был с Йосефом» (Берешит, 39:21). И потому сказано в псалме: «И тьма не скроет меня от Тебя» (Теилим, 139:12). Но если человек сам и садовник, и цветок, то и в темнице он наедине с собой, сам себе составляет компанию. Сам себя он растит в Райском саду у истоков четырех рек. И нет другого Садовника.
А ведь в псалме сказано: «Насадивший ухо не услышит ли? Сотворивший глаз не увидит ли?» (Теилим, 94:9). Филон Александрийский в трактате «О земледелии Ноя» истолковал это так. Б-г, вспахав наше тело как тучную почву, насадил в нем растения полезнейшие: слух в ушах, зрение в глазах, нюх в ноздрях. И не только в Адаме насадил, но выращивает в каждом из нас. Саду же Он дал имя «Эден» – «Наслаждение». Это есть символ души, упоенной добродетелями, скачущей от избытка радости, пренебрегающей ложными благами. И о наслаждении этом царь Давид пел в псалме: «Наслаждайся Г-сподом» (Теилим, 37:4). Так писал Филон. А мы догадываемся, что за историю Филон имел в виду. Царь Давид скакал изо всей силы, когда несли ковчег в Иерусалим. Почти голый он скакал перед ковчегом, в льняном переднике. Жена же царя Михаль, дочь Шауля, увидев эти прыжки, возмутилась и назвала мужа пустым человеком. Его поведение казалось ей неприличным. Ведь она ценила не истину, а видимость, искусство политики.
Видимость ценил и Йосеф Прекрасный, Йосеф Праведный, тонкий политик и любимец женщин. Потому и сказано, что отец его Яаков подарил ему разноцветную одежду. По мнению Филона Александрийского, эта одежда – символ такой философии, которая считает высшими благами карьеру, богатство, здоровье и красоту. Братья же Йосефа, бросившие его в яму и продавшие его за двадцать серебреников, были, как считает Филон, привержены только добродетелям и только в добродетелях находили наслаждение. Ведь карьера, богатство и красота – вещи внешние, хрупкие и ненадежные. Какая же от них радость? Иное дело – блага души. Они зависят только от нас, они внутри нас. Когда Аарон видит брата своего Моше, он радуется в сердце своем (Шмот, 4:14). В самом себе радуется, добродетелью, праведностью наслаждается, а не внешними благами. Высшее же благо – познание Г-спода. Так в трактате Филона «О том, что худшее склонно нападать на лучшее».
По мнению Гегеля, отворачиваться от пестроты жизни, от разноцветья ее одежд – удел унылых стоиков. Они и свободным считали любого, кто свободен внутренне, будь он хоть трижды раб и в оковах. У них «свобода самосознания равнодушна к любому наличному бытию». «…Стоицизм есть свобода, которая всегда исходит непосредственно из себя и уходит обратно в чистую всеобщность мысли и которая как форма мирового духа могла выступать только в эпоху всеобщего рабства, но и всеобщего образования…» Согласимся с классиком. Ведь и мы жили в эпоху всеобщего рабства и всеобщей образованности, писали статьи и читали толстые монографии, уходя в чистую всеобщность мысли. С переменой возраста и сменой эпох эту всеобщность мы утратили и разучились ценить, мы не хотим ее ценить. Нам подавай радость, как она есть, пусть даже придется занять у грядущих дней. Нам подавай не «темницу мира», а будущий мир, где Б-г устроит хоровод для праведников. Как сказано в конце трактата Таанит (31а): «В будущем Святой, благословен Он, устроит хоровод для праведников, сядет посреди них в Эденском саду, и все будут указывать на него пальцами, ибо сказано: “И скажет в тот день: вот Он, Б-г наш! Мы надеялись на Него, и Он спас нас! Это Г-сподь, мы надеялись на Него, будем радоваться, ведь Он спас нас!”» (Йешаяу, 25:9). В будущем весь мир станет Эденским садом. Вот только будущее не спешит наступить.
Утешимся же словами рава Нахмана бар Ицхака, которые завершают первую главу трактата Таанит (15а). Сказал рав Нахман бар Ицхак: «Не все – для света и не все – для радости. Праведники – для света, а прямые сердцем – для радости. Праведники – для света, ибо написано: “Свет посеян для праведников” (Теилим, 97, 1:1). Прямые же люди – для радости, ибо написано: “А для прямых сердцем – радость” (Теилим, 97, 1:1)». В этом мире праведники лишены радости – хватит им и света. А свет – это Тора, как сказано: «Ибо заповедь – светильник, а Тора – свет» (Мишлей, 6:23). Свет принадлежит ученикам мудрецов, которые учат Тору. Они и есть праведники.
Братья Ковельман (слева направо): Иосиф, Бенцион и Израиль. 1935 год
А кто же «прямые сердцем»? Это люди простые и неученые, такие, как тюремщик из Хузистана, что на юге Персии. Как-то раз рабби Брока гулял по рынку города Бей-Лефет в компании Элияу-пророка. Спросил он Элияу-пророка: «Есть ли на этом рынке люди, достойные войти в будущий мир?» Тут показался кто-то, одетый как язычник: в черных башмаках и без голубых нитей по краю одежды. «Вот человек, достойный войти в будущий мир», – сказал Элияу-пророк. Рабби подбежал к этому человеку и спросил: «Что за добрые дела ты делаешь?» Ответил тот: «Я тюремщик. В тюрьме я держу мужчин отдельно, а женщин – отдельно и свою кровать ставлю между ними, чтобы не было блуда. Если же замечаю, что иноверцы заглядываются на еврейку, то душу свою кладу, чтобы спасти ее». – «А почему ты носишь такую одежду?» – «Язычники не должны знать, что я еврей. Ведь я доношу мудрецам о жестоких указах язычников, а мудрецы просят о милости, и язычники отменяют свои указы». Тут Элияу-пророк показал еще двоих, кому суждено войти в будущий мир. Рабби Брока подбежал к ним и спросил: «Что за добрые дела вы делаете?» – «Мы шуты, шутками утешаем удрученных. Если же замечаем, что двое ссорятся, стараемся помирить их». Так в трактате Таанит, 22а.
В «темнице мира» у кого ключи от радости? Конечно, у шутов и тюремщиков. Недаром о Йосефе сказано, что Г-сподь дал ему благоволение в глазах начальника темницы. И отдал начальник темницы в руки Йосефа всех узников, и во всем, что они там делали, Йосеф был распорядителем. А почему праведники лишены радости в этом мире? Об этом я не хочу говорить. Что толку? Лучше расскажу о своем дяде Иосифе, младшем из трех братьев. Он был красив и хитер, мой дядя. Когда в Ханаане случился голод, Иосиф бежал в Египет и поступил во флот. В Умани, куда он приезжал на побывку, его называли «моряк». Член ЦК профсоюза водников, курсант академии – вот кем был Иосиф. В тридцать восьмом году он угодил в яму, стал простым кочегаром. Но поднялся и в годы войны кормил людей в блокадном Ленинграде. Спас от голода многих, в том числе своего друга, писателя Зощенко. И еще он был великим соблазнителем женщин. Я мечтал стать таким, как он, а не таким, как мой несчастный ученый дядя Израиль, старший из братьев. Конечно же, все вышло иначе. К старости я все более узнаю в себе отца. Отец глядит на меня из зеркала, и во взгляде его я читаю укоризну. Он был средним братом, и звали его Бенцион.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.