АРХИТЕКТУРА ТРАГЕДИИ

Лиза Плавинская

В Бордо в рамках городского фестиваля «Ивенто» прошла международная экспозиция, одним из участников которой был Амос Гитай, выступивший с показом своего нового инсталляционно-философского проекта «Цитатник». Амос Гитай – не просто «один из самых», он самый известный в Европе израильский кинорежиссер и самый успешный за всю историю Государства Израиль, моложе которого всего на полтора года. Гитай, можно сказать без преувеличения, совесть израильского кинематографа. Интернированный из страны в 1983‑м за острую критику войн, проживший 10 лет во Франции и сохранивший с французским киноискусством глубокие связи, он, как истинный израильтянин, обостренно переживает события израильской действительности и считает основной своей задачей раскрытие внутреннего мира человека, проживающего в стране бесконечных войн.

Инсталляционно-философский проект

«Цитатник» Амоса Гитая в доках для подводных лодок WW2. Бордо. Франция

Понятно, почему режиссер, работающий с такими звездами, как Жанна Моро, Натали Порт­ман, Жюльетт Бинош, неоднократный участник Каннских, Венецианских, Берлинских и других элитных фестивальных мероприятий, воспринимается как мастер Большого кинематографа, почему Музей современного искусства в Нью-Йорке в 2008‑м устраивает у себя ретроспективу его фильмов, а в 2010‑м отваживается на многоэкранную выставку. Но почему его безоговорочно помещают на территорию современного искусства, не употребляя при этом слов «инсталляция» или «видеоарт»? Почему «Нью-Йорк таймс» называет эти события «многоэкранной выставкой искусства совершенно неопределимого жанра»?

От видеоарта фильмы Гитая отделяет не только их фестивальная биография, но и жанр – это кино, со сценарием, актерами, развернутой драматургией. Тем не менее Гитай все чаще и чаще оказывается на территории именно изобразительного искусства. Почему так складывается? Видимо, потому, что изобразительное искусство длится дольше одного сеанса, оно вообще не зависит от времени. Есть и еще предположение: к художникам Гитай попал из-за своей оппозиционности, а современное искусство, как и сто лет назад, любит таких вот оппозиционных, колючих, неудобных, нуждается в них: привычка есть, а реальной оппозиции нет, за редкими исключениями власть не имеет ничего против того, что делают современные художники, более того, ей это, как правило, вообще не интересно.

Израильскому искусству более чем какому-либо другому свойственна частная, интимная интонация, порою доведенная до фальцета. Страна возраста человека, где все переживания укладываются в продолжительность жизни одной семьи, сама по себе почти не слышна ни стилистически, ни конструктивно: пока что слишком юна эта страна. Правда, есть еще одна – древняя, но та очень уж древняя.

Как уходит от этого парадокса в своем искусстве Амос Гитай?

Он несомненный педант, когда переживает обстоятельства жизни членов своей семьи, всех ее возрастов, а значит и периодов истории Государства Израиль, включая новейшую. Как европеец, он подходит к размышлениям об Израиле системно: берет максимально длинную дистанцию и выстраивает параллели из фактов еврейской истории и случаев из местной жизни. Супердревнее и суперновое объединяются им рамками Большого стиля и классической композиции, переживания его героев на историческом фоне обретают смысл, превосходящий частные переживания конкретного человека. Это хорошо артикулированный голос греческой трагедии, где не мораль, но самая неразрешимость узора судьбы подвигает зрителей к высшим степеням сопереживания.

Выставка в рамках городского фестиваля «Ивенто» в Бордо – опять-таки разговор со зрителями на античный манер. Разумеется, зрители в курсе сюжета. Подразумевается, что им не надо рассказывать все заново. Достаточно обозначить. И это справедливо: Гитая хорошо знают во Франции, он может позволить не утруждать себя законченными формами, а просто накидать видеоряд: сами разберутся, что с этим делать. Так что мультиэкранная ретроспектива в доках фашистских времен оказалась цитатником. Только в этот раз на экраны выпущены не целые фильмы, а несмонтированные куски хроники и отдельные игровые сцены.

Инсталляция в доке № 2

 

Бордо – центр знаменитого на весь мир винодельческого региона, древний средиземноморский порт, известный как своими культурными, так и военными традициями. Книжный фестиваль в этом городе сменяют театрализованные представления о далеких средневековых войнах. Но если знаменитые европейские войны стали на рубеже тысячелетий культурно-туристическим поводом для международных костюмированных действ, то израильские войны далеки от того, чтобы оказаться культурным аттракционом.

Творчество Амоса Гитая, будучи помещено в здание доков подводных лодок времен второй мировой войны, шокирует самим фактом подобного соединения. Очевидно, что идеей осеннего фестиваля «Ивенто» в Бордо было не столько устройство очередной большой выставки современного искусства, сколько наполнение пространства города высказываниями современных художников, от кинематографистов до архитекторов и дизайнеров. Экспозиции в общественных местах и просто на площадях, открытые для любого прохожего, – вот в чем была основная интенция куратора фестиваля, архитектора и художника Дидье Фурьоза Фаустино.

Доки WW2 – что на самом деле не более чем аббревиатура, обозначающая вторую мировую войну, – тоже превращены в выставочную площадку. Здание доков, построенное в 1940 году по приказу генерала Дёница, привлекло к себе внимание в 1990‑х, на волне интереса к архитектуре промышленных сооружений и превращения их в культурные центры. Здание из монолитного бетона длиной более двухсот метров и шириной более полутора сотен, безусловно, является одним из шедевров тоталитаристской архитектуры. Лаконичные формы, симметричная композиция, голые бетонные объемы, простые проемы между доками.

Одно из основных очарований средиземноморских культурных фестивалей – это легкость вхождения культурных объектов в жизнь города. Здесь никого не удивишь видеопроекциями, появляющимися прямо на стенах зданий, они стали современной альтернативой классической архитектурной декорации. И превращение голых бетонных стен доков в экраны было бы простым продолжением этой эффектной привычки, если бы не живые, слишком живые обстоятельства места и предмета проецирования: еврейское кино, оживившее стены фашистской морской базы...

Тонкость такого способа проецирования состоит в точном соответствии размера проекции величине поверхности, превращенной в экран. И технические проемы в стенах, становящиеся естественной границей между изображениями, точно совпадают с ранами в сознании, оставленными преступлениями и трагедиями второй мировой войны…

Фильмы Гитая, в которых нередко звучит французская речь, традиционно снабжаются субтитрами для израильского зрителя. Оставлены субтитры и в проекциях, показанных в Бордо. Дань уважения международности неведомой зрительской аудитории портового города или историческая тяга евреев к написанному слову? Артикуляция, язык, речь, познание и понимание – отличительные признаки не только искусства Гитая, это общая черта израильского и – шире – еврейского искусства. Ясность послания, ответственность позиции, абсолютность и простота высказывания – родовые черты современного искусства, отличающие всех без исключения лучших его мастеров. Это счастливое совпадение делает кинематографиста Гитая одним из востребованных современных художников. И главным становится не способ создания киноинсталляций, а степень их воздействия на зрителя.

Док № 1, подготовленный для инсталляции Амоса Гитая

 

Куратор Дидье Фаустино, оказавшись в экспозиции Гитая в доках Бордо, не мог удержаться от слез. В менее острых ситуациях, когда искусство Гитая оказывается на нейтральных территориях музеев, критика неизменно говорит о его мультипоказах как о «кинопоэзии» или «кинематографических балладах». Кадрирование, монтаж, аппликация, смешение и противопоставление документалистики и игрового кино – Гитай использует все возможности средств выражения, завоеванные искусством в ХХ столетии. И технические приемы становятся приемами художественными. Монтажные ножницы – стихотворным ритмом, смена образов – мелодией.

Инсталляционно-философский шедевр «Цитатник» Гитая в доках WW2 в Бордо, конечно, не случайность. Архитектура и повседневная жизнь – это вторая, после войны, постоянно длящаяся тема в творчестве Гитая. Его отец Муньо Вейнрауб, архитектор, получил образование в «Баухаузе», легендарной и влиятельной интернациональной школе современной архитектуры в Германии 1930‑х годов, переставшей существовать с приходом фашистов к власти. Сам Гитай прервал свое архитектурное образование из-за того, что был призван на войну Судного дня.

Материалы, вошедшие в «Цитатник», начинаются с фрагментов фильма «Берлин и Иеру­салим» 1989 года. Зрители Гитая говорят о переживании коллективной интимности в смысле всеобщей вовлеченности (collective intimacy), о том, что Страна Израиля становится у Гитая территорией ссылок и утопий. Израиль как неотъемлемая часть мировой истории, Государство Израиль как вечно недоделанное домашнее задание, как открытая рана, заживления которой все ожидают... Фильмография, состоящая из картинок, вступающих в резонанс с памятью и архитектурой места, в данном случае фашистского дока, обретает звучание симфонического оркестра.

Режиссер Амос Гитай и Жюльетт Бинош на съемках фильма «Размежевание». 2007 год

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.