[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2010 АДАР 5770 – 3(215)
Кодекс Маймонида
Меир Левинов
В рамках серии «Библиотека еврейских текстов» вскоре выйдет первая книга одного из важнейших текстов в еврейской традиции – «Мишне Тора» (букв. «Повторение Учения») Рамбама (рабби Моше бен Маймона; 1138–1204).
В самом обширном из своих трудов Рамбам обобщает и систематизирует талмудическую традицию и в доступной форме излагает всю совокупность еврейского религиозного законодательства – алахи. В первую книгу «Мишне Тора», «Знание», входят «Фундаментальные законы Торы», «Законы о чертах характера», «Законы об изучении Торы», «Законы об идолопоклонстве» и «Законы раскаяния». Этот текст впервые будет публиковаться по-русски полностью, в современном переводе и с подробными комментариями. Предлагаем читателям одну из вступительных статей к изданию.
Страница манускрипта первой книги «Мишне Тора». Германия. 1295–1296 годы
В Малой еврейской энциклопедии Маймонид представлен как «крупнейший раввинистический авторитет и кодификатор алахи, философ, ученый и врач; самый прославленный ученый постталмудической эпохи». Все это правда: Рамбам был знаменитейшим медиком своего времени, недаром он занимал должность лейб-врача легендарного египетского султана Саладина[1] (по некоторым свидетельствам, и Ричард Львиное Сердце предлагал ему такую же должность при своей персоне). Но его слава основана не на медицинских трактатах, пусть даже переведенных в Средние века на латынь, – они сегодня известны только специалистам. Его главный философский труд – «Море невухим» – повлиял на мировую философскую мысль и лег в основу еврейской философской школы. Сам Маймонид, однако, писал: «Целью данного трактата не является разъяснение... широкой публике и новичкам в теоретических науках или обучение тех, кто не изучал ничего, кроме Закона (я имею в виду его алахический аспект...). Назначение же данного трактата – наставить благочестивого мужа, чьею душою воспринята и в чьих убеждениях упрочилась истинность нашего Закона... который при этом сделал предметом своего умозрения философские науки и постиг их смысл; и увлек его человеческий разум, и указал путь в свои края, но заградил ему путь внешний смысл Закона... И оказался он в растерянности и сомнении...»[2] Иными словами – книга эта адресована не широкой публике, но тем, кто знает еврейский Закон и знает философию. Она элитарна в самом жестком смысле этого слова. Она обращена не к раввинам, чьи интересы охватывали еврейский Закон и еврейское же мировоззрение, но не европейскую классическую философию[3]. Она обращена не к европейски образованным философам, потому что для ее понимания следует знать еврейский Закон. Она была, есть и будет востребована очень узкой прослойкой людей, которые живут на рубеже двух миров – мира классической европейской культуры и мира еврейского, причем изо всех сил стараются оставаться в еврейском мире, не забывая мировой культуры. Книга «Море невухим» не могла прославить Маймонида во всех слоях еврейского народа. Воспользовавшись современной аналогией, можно сказать, что «Море невухим» – книга сугубо академическая, недоступная, да и просто ненужная тем, кто не обладает университетским образованием. Славу Маймониду принес именно публикуемый нами труд – Мишне Тора. Именно на постаменте Мишне Тора зиждется величие Рамбама в глазах еврейского мира. Именно этот кодекс заставляет повторять фразу: «От Моше до Моше не было подобного Моше» – то есть от нашего наставника Моше, сына Амрама, который лицом к лицу говорил с Б-гом, до нашего учителя Моше, сына рава Маймона, не было учителя, сравнимого с Маймонидом[4].
Свой кодекс «Мишне Тора» сам Рамбам считал «великим трудом, включающим в себя все законы Торы»:
Почти десять лет трудился я денно и нощно над созданием большого труда. Великие люди, подобные вам, понимают, что я создал, – ведь я приблизил предметы рассеянные и разбросанные между холмов и гор, призвал их «по одному из города, по двое из рода» (Ирмеяу, 3:14)[5].
Собственно, такой труд – сведение законов в единое целое – называется кодификацией, а полученное произведение – кодексом.
Произнося слово «кодекс», ученые обычно подразумевают нечто подобное кодексу Юстиниана. По указанию римского императора Юстиниана юристы проработали существующие в то время законы, выкинули все те, что утратили свое значение, а из тех, что оставались актуальны в ту эпоху, составили книгу законов. При этом император требовал, чтобы вносимые в кодекс законы были точными цитатами, разрешая разве что немного править стиль, например, вычеркивать обращения, введения и т. п., добавлять вводные слова. Это и есть кодекс Юстиниана. Одновременно с публикацией двенадцати книг кодекса Юстиниана были созданы 50 книг Дигест, которые содержали мнения юристов по самым разным вопросам права. Кодекс Юстиниана, опубликованный в 529 году, был признан сводом законов Восточной Римской империи. Для закрепления нового закона Юстиниан повелел уничтожить все законоведческие свитки и книги, сохранившиеся до его дней. Указ был исполнен в полной мере, – до нас дошли только дозволенные императором юридические труды[6].
Иными словами, кодификация – создание упорядоченного свода закона на основании существующих источников, свода, как правило, призванного заменить предшествующие. Таков был кодекс Юстиниана, таков был кодекс Наполеона. Однако между этими двумя кодексами есть существенная разница. Кодекс Юстиниана не устанавливал новых законов, а наводил порядок в старых. Кодекс же Наполеона представлял собой новый свод закона, разработанный, разумеется, на базе уже существующих, – в конце концов юридические системы обычно не возникают из ничего, а создаются по уже существующим принципам и образцам. И все же такого рода труд приводит к созданию нового закона.
Новые кодексы, как правило, возникают по очевидным причинам – в попытках навести порядок в законе или хотя бы в одной из областей закона. Закон – вещь живая; как любое живое тело, он не лишен недостатков, связанных, например, с тем, что законы принимались при разных обстоятельствах разными людьми. Стиль формулировок может быть различен; а иногда обнаруживается, что закон в корне расходится с судебной практикой. Обычно такие явления латают «заплатками», принимают поправки к законам, вводят новые или возрождают старые законы, что обычно только умножает путаницу, и все равно в конце концов приходится прибегать к большому ремонту – созданию нового кодекса.
Здесь придется добавить еще один факт: путь кодификации характерен для континентальных стран. Англосаксонская традиция резко противится попыткам введения кодексов. Вызвано это принципиальным расхождением в представлениях о методе развития закона. В европейских странах (Германии, Франции, России и др.) исходят из того, что закон развивается решением законодательной власти. Каждый закон должен быть принят уполномоченным на то органом, а суды призваны определять применимость закона в каждом конкретном случае. С течением времени принятые законы приходят в некоторый беспорядок, а иногда начинают противоречить принятой в обществе морали, – и для исправления ситуации приходится издавать новые кодексы, как правило, отменяющие все старые законы. Понятно, что новые кодексы обычно в какой-то степени наследуют предшествующим законам.
Англосаксы (Британия, большинство штатов США) исходят из того, что закон изначально принимается органами законодательной власти, но далее развивается в судах, а потому при решении конкретного дела судья руководствуется решениями, вынесенными в аналогичных случаях в других судах страны. То есть изданные законы не так строго формализованы, как в континентальном праве, и можно с большим основанием утверждать, что текущая судебная практика оказывается сильнее воли законодателя[7]. Теоретически нужды в кодификации закона нет. На практике, разумеется, Британии приходится время от времени проводить ревизию существующих прецедентов в той или иной области и возводить полученный результат на уровень законодательного акта, то есть некая – частного характера – кодификация закона все же происходит.
После всего сказанного можно рассмотреть процесс кодификации в еврейском праве. Прежде всего, природой еврейского права не предусмотрена важнейшая часть работы кодификатора – исключение устаревших законов. Ведь мы помним, что еврейский закон имеет силу только в цепи непрерывной традиции, восходящей к Торе. Не столь уж существенно, кто и каким образом воспринял и передал эту традицию; закон есть закон. Он может не применяться в ряде стран и общин, но при этом его юридическая сила сохраняется в полной мере. Более того, все еврейское право построено на общем принципе: законы Торы вечны и неизменны. Даже те законы, которые сегодня неактуальны, сохраняют свою обязательность: «Даже если то, чему посвящена заповедь, исчезло в одном из поколений, заповедь остается вечной»[8]. Кроме того, стиль законов Торы продолжает влиять на всякого, кто занимается кодификацией еврейского права. Ведь законодательство Творца охватывает все сферы жизни, ничего не оставляя в стороне. Точно так же еврейские кодексы, как правило, касаются не какой-то одной области права, а всех сторон человеческой жизни.
Титульный лист книги Шофтим, 14-й книги «Мишне Тора» Рамбама.
Северная Италия. XV век
Первая попытка кодификации еврейского закона была предпринята р. Йеудой а-Наси в начале III века н. э. Этот кодекс получил название «Мишна». По своему характеру Мишна была именно сборником: группа авторов отобрала материал из уже существующих сборников разного типа и, следуя установленным главой проекта принципам, распределила материал по темам. Аккуратность обращения с источниками бросается в глаза; иногда по стилистическим признакам ясно, что перед нами прямая цитата из древнего постановления, – и авторы не пытаются изменить формулировку, исправить ее, улучшить, но цитируют как есть. Заметим, что автор не предполагал придавать своему сборнику законодательный характер, то есть отменять все законы, которые в Мишну не вошли. В конце концов, законодательной силой в народе Израиля обладает только текст Торы, данной нам Всевышним, а все записанное учеными – лишь комментарий к нему. Разумеется, Мишна стала авторитетной интерпретацией закона Торы, но то, что автор не намеревался заняться законодательной деятельностью, очевидно: неизменно, снова и снова он приводит различные мнения относительно того или иного обсуждаемого закона. Иными словами, в отличие от составителей кодекса Юстиниана, коллектив авторов не стремился снять все противоречия закона и принять по каждому пункту одно-единственное решение, обязательное для всех. В результате законоведческая мысль, которую, как правило, новый кодекс пытается закрыть, возводя свое произведение в абсолют, Мишной, наоборот, была открыта нараспашку, – хотя бы потому, что в дальнейшем ученые были обязаны выводить практический закон из существующего в Мишне набора мнений, а не просто цитировать Мишну как авторитетное окончательное мнение. Наверное, если бы р. Йеуда а-Наси решился провести окончательную работу и по каждому пункту закона оставить одно мнение, Мишна имела бы большую законодательную силу, но евреи стали бы в этом случае совсем другим народом, потому что привычка спорить, выясняя истину, была заложена первым же в еврейской истории кодексом. К сказанному следует добавить, что в Мишну включены также постановления, сделанные мудрецами предшествующих поколений и призванные усовершенствовать те или иные стороны жизни.
К Мишне прилегает обширный корпус литературы, обсуждающей приведенные в ней законы, – это Вавилонский и Иерусалимский Талмуды; они представляют собой сборники записей дискуссий на темы Мишны. Тут надо сказать, что оба Талмуда возникли в некотором смысле стихийно: ученые вели дискуссии или обсуждали юридические казусы, пытаясь найти им решение в законах Мишны. Особой структуры Талмуд иметь не может, но, будучи построен в виде дискуссий, более или менее связанных с текстом Мишны, тематически он повторяет ее, хотя порой сильно отклоняется от исходной темы.
В ХI веке рав Ицхак Альфаси (Риф) предпринял новую попытку кодификации еврейского закона. На основании обсуждений Талмуда он вывел практический закон, следующий из Мишны. Дискуссии Талмуда достаточно свободны, а участники легко соскальзывают с темы, заявленной Мишной, на другие, и поэтому кодекс Альфаси изменил порядок и логическую структуру, изначально присущую Мишне. С другой стороны, в Мишне представлены законы, которые утратили актуальность уже к моменту ее составления, например, законы жертвоприношения и храмовой чистоты. Ицхак Альфаси эти законы исключил. Впрочем, рав Альфаси регулярно приводит обоснование своим решениям, то есть не только формулирует, как следует себя вести, но одновременно демонстрирует, как пользоваться Талмудом для установления практического закона.
Кодекс в строгом смысле слова создал именно Рамбам. Он неслучайно назвал его «Мишне Тора» («Второзаконие», «Вице-Тора», если можно так выразиться[9]). Рамбам повторяет в «Мишне Тора» все законы Торы, неважно, актуальны они в его время или нет. Более того, поскольку Тора – это не только образ жизни, но и образ мысли, автор решает включить в свой кодекс предметы, связанные с мировоззрением, с философией. Можно сказать, что Рамбам охватывает своим трудом весь мир: он начинает с Творца мира и сотворения Вселенной, описывает устройство мира, потом излагает историю религии от Адама и Авраама и завершает труд описанием времен Машиаха, времен, когда мир придет к своему совершенному состоянию. Не случайно в этом произведении Рамбам прибегает к библейскому ивриту (все остальные свои труды он пишет на арабском языке). Именно в этом кодексе он пытается изложить всю Тору в виде закона.
Большинство законов Рамбам приводит в виде цитат из Вавилонского или Иерусалимского Талмудов или из мидрашей. Разумеется, он немного исправляет стиль, а при необходимости переводит цитаты с арамейского языка на иврит. Но при этом, как и коллектив создателей Мишны, он неизменно сохраняет стиль оригинала, не поддаваясь соблазну упростить формулировку или сократить ее. Иными словами, Рамбам не создает собственных законов, а собирает окончательные решения из книг предшественников. С другой стороны, в оформлении кодекса он использует интересный прием: он никогда и нигде не указывает источник закона, не пытается дать ему обоснование. Единственный тип обоснований, к которым прибегает Рамбам, – это цитаты из Писания. Точно так же он никогда не указывает на споры вокруг того или иного закона. Все законы приведены в окончательном, категорическом виде. «Мишне Тора», подобно кодексу Наполеона, – самостоятельное юридическое произведение. Однако по внутренней структуре «Мишне Тора» ближе к кодексу Юстиниана, это, безусловно, сборник извлечений из трудов предшественников.
И здесь возникает простой вопрос, существенный для любого законодательства: по какому праву автор устанавливает законы? И Юстиниан и Наполеон в момент создания кодексов были императорами и располагали властью издавать законы. Рамбам никаких полномочий ни от кого не получал. Авторитет его труда зиждется только на авторитете автора – интерпретатора законов Торы в их талмудическом понимании. Ничего, кроме личного авторитета, в распоряжении еврейского кодификатора нет и быть не может. В результате сила законов кодекса зависит только от авторитета автора. Например, в восточных общинах, особенно йеменской, кодекс «Мишне Тора» воспринимается как последнее слово интерпретаторской мысли, спорить с которым ни в коем случае не следует. Ашкеназские авторы, напротив, воспринимают «Мишне Тора» как один из сводов алахических решений, который можно принимать или не принимать[10], хотя, разумеется, европейские раввины точно так же питают величайший пиетет к мысли Рамбама и полностью признают его авторитет. Правда, пиетет сводится к тому, что с мнением Рамбама по любому вопросу следует считаться: его не обязаны принимать, но обязаны анализировать.
Чтобы понять, какой тип кодекса хотел составить Рамбам, следует привести два его высказывания, несколько противоречащих друг другу. О цели написания кодекса он прямо говорит в предисловии:
Цель этого сочинения – сделать законы Торы, как заповеди, так и постановления мудрецов и пророков, достоянием всех, и малого, и великого. Иначе говоря, чтобы человек не нуждался ни в каком другом сочинении для понимания еврейских законов, так как это сочинение включает в себя всю Устную Тору, со всеми постановлениями, обычаями и запретами, которые были введены мудрецами со времен учителя нашего Моше до составления Талмуда, в соответствии с объяснениями гаонов[11], известными из их сочинений. Поэтому назвал я этот труд «Мишне Тора» («Следующее за Торой», «Приложение к Торе»), так как сначала человек читает Письменную Тору, а затем эту книгу и из нее узнает всю Устную Тору; и нет ему необходимости читать между ними еще какую-либо книгу.
Позже он напишет:
...Знай, что я, избави Б-г, не говорил: «Не занимайтесь ни Гемарой, ни законами рава Ицхака[12], ни какими-либо другими [трактатами, кроме моего]». Знает Свидетель, что уже примерно полтора года не изучают у меня трактат мой; лишь два-три человека изучают небольшую [часть] книг [«Мишне Тора»]; большинство учеников хотело изучать «Законы» учителя, и я изучал с ними неоднократно все «Законы»; еще двое просили научить Гемаре, и я обучал их трактатам [Талмуда], о которых просили они. Да разве приказал я или вздумалось мне сжечь все книги, написанные раньше, из-за моего трактата? Не ясно ли сказал я в начале трактата[13], что написал его лишь для пользы тех, кому недоступна глубина Талмуда и кто не может понять из него, что запрещено и что разрешено[14].
Нам представляется, что между двумя этими высказываниями нет противоречия. И раввин, и судья еврейского суда обязаны изучать источники. В конце концов, решения предшественников обязывают только в силу того, что их аргументы в пользу определенной интерпретации источников убедительны. Литературу респонсов читают не для того, чтобы узнать, какие решения принимали прежде, а для того, чтобы понять, какими соображениями пользовались авторитеты, вынося решения, что они считали существенным, а чем пренебрегали, полагая второстепенным. Поэтому кодекс, в котором собраны готовые рецепты закона, может только помешать. С другой стороны, крайне удачная система расположения материала в «Мишне Тора», ясность и краткость формулировок существенно облегчают работу. А после того как к «Мишне Тора» был создан мощнейший аппарат ссылок, эта книга стала обязательной для всех, кто изучает еврейский закон.
Фрагмент черновика «Мишне Тора», который хранится в библиотеке Джона Рейнольдса в Манчестерском университете
Мишне Тора – проблема версии
До недавнего времени основным изданием, которым пользовались все изучающие Рамбама, было знаменитейшее издание Вильна–Варша, увидевшее свет в конце XIX века. Это издание переиздавалось многократно без всяких изменений (только вместо Вильны указывалось место расположения типографии), поскольку за давностью лет и отсутствием наследников проблемы авторского права не стояло. Никакой работы с текстом не производилось. Надо заметить, что виленское издание в свое время потребовало огромного научного труда, сопоставления рукописей, изучения источников и т. п., хотя и оно не лишено ошибок и опечаток. Но время течет, в XIX–ХХ веках было обнаружено множество новых рукописей, например, автограф комментария Рамбама к Мишне. Современные способы обмена информацией сделали редкие рукописи и издания доступными для ученых со всех концов света. Кроме того, укрепились связи между общинами, и то, что было когда-то достоянием одной общины, вошло в обиход всей общины Израиля. Мы видим, что виленское издание, при всех своих несомненных достоинствах, сильно устарело. Кроме фактических ошибок, в нем встречаются пропуски и исправления, связанные с цензурными соображениями.
Чтобы понять проблему оригинального текста, стоит остановиться на том, как Рамбам работал над своими трудами. Вначале он всегда писал черновой вариант, и, возможно, не один. Относительно великого труда «Мишне Тора» это не просто предположение. В Каирской генизе[15] обнаружено около десятка страниц черновика Рамбама к «Мишне Тора»[16] с многочисленными вычеркиваниями, замечаниями на полях, вписанными добавлениями и дополнениями. Не исключено, что Рамбам составлял несколько черновиков. В «Послании о гонениях» он осуждает человека, который разослал свое послание, не проведя черновую работу:
Стоит знать, что человеку не пристало говорить и вещать публично, прежде чем он повторит про себя то, что собирается сказать, раз, и два, и три, и четыре, и лишь после этого пусть говорит... То, что мы сказали, касается устной речи, а то, что человек хочет начертать рукой своей и записать, надо было бы повторять тысячу раз, если бы было возможно... А этот человек не сделал ничего подобного, а написал о столь сложных вещах с первого раза, без черновика, не стал перечитывать и править, потому что не было у него сомнений и не собирался он ничего проверять[17].
После окончания работы над черновиком Рамбам собственноручно писал окончательный вариант книги, с которого желающие делали копии, которые увозили в свои страны, где уже с них делались дальнейшие копии. Но здесь следует остановиться на одной из особенностей характера Рамбама:
У меня нет сомнений в том, что Вы полагаете, что нам, как и большинству людей, трудно смириться с возражениями или указанием на противоречия в наших словах. Но от этого избавил нас Всевышний. И даже если нам возражает ничтожнейший из учеников, сотоварищ или кто бы то ни было, мы радуемся, если он нашел истинное возражение, мы радуемся тому, что он обратил на это наше внимание...[18]
Великий труд «Мишне Тора» Рамбам написал за двадцать лет до своей смерти; и он сам, и его сын р. Авраам свидетельствовали, что автор продолжал вносить в текст исправления даже после того, как с книги снимались копии. Например, в «Послании мудрецам Люнеля» на вопрос о проблематичном месте в своей книге Рамбам отвечает: «Все это ошибка писца и корректора. Исправьте книгу и мир вам!»[19] В том же ответе он пишет по поводу обнаруженной ошибки: «Это, очевидно, правильно, точно, как вы утверждаете. И смысл я скопировал в свой экземпляр, исправив свою ошибку. И так исправили в моем экземпляре». Или еще в том же послании: «И я еще добавил в него (собственный экземпляр) то, чего там изначально не было, а именно...» Сын Рамбама в одном из ответов тоже пишет: «Мой отец уже внес это исправление в свой экземпляр, и так записано в его автографе». Свидетельств о последующих исправлениях множество. Проблема же состоит в том, что, собственно, тот самый, основной, окончательный экземпляр, с которого делались все копии и в который Рамбам вносил изменения, до нас не дошел. Он долгое время находился в Египте и где-то в середине XVI века исчез.
В середине XVII века английский ученый Хантингтон приобрел в Алеппо (Сирия) копию двух первых книг «Мишне Тора» (книги «Знание» и «Любовь»), скрепленных автографом Рамбама, словами «Моя книга выверена». Эта рукопись выкуплена библиотекой Бодли в Оксфорде и сегодня известна как Оксфордская рукопись 577 (Хантингтон 80)[20]. Принято считать ее самой точной из существующих версий, хотя следует помнить, что, по ряду свидетельств, Рамбам скрепил таким автографом несколько копий, а не только эту. В результате сегодня вышло несколько изданий Рамбама, каждое из которых претендует на аутентичность.
Прежде всего следует отметить издание р. Й. Капаха, сопровожденное его же примечаниями[21]. Это издание выполнено с рукописей йеменских общин, которые р. Капах признает самыми совершенными, утверждая, что йеменская община, во-первых, с благоговейным трепетом относится к личности Рамбама (и никто не посмеет внести в текст никаких изменений), а во-вторых, отличается удивительной педантичностью при копировании. Все сказанное нисколько не мешает существованию разночтений и вариаций в различных рукописях. К тому же указанная выше проблема изменений, вносимых Рамбамом в оригинал на протяжении многих лет, касается йеменских рукописей в полной мере. Сам Рамбам свидетельствует, что йеменская община одной из первых создала три копии великого труда[22]. В том же самом письме Рамбам указывает, какие изменения следует внести в книгу. Очевидно, что эти указания делаются уже после того, как представители йеменской общины увезли свои три экземпляра. И все же современные издатели, при всех недостатках йеменских рукописей, неизменно продолжают рассыпать им хвалы, считая их непревзойденными.
Р. Нахум-Эльазар Рабинович опубликовал свое издание, снабженное великолепными примечаниями[23], причем книги «Знания» и «Любовь» опубликованы по Оксфордской рукописи 577.
Р. Й. Шилат приступил к изданию под названием «Точный Рамбам»[24]. Он опирается на целый ряд древних рукописей, в основном восточных общин, в том числе и на йеменские рукописи. Параллельно со своим изводом р. Шилат приводит факсимильный вариант издания Вильна–Варша.
Издание р. Шабтая Френкеля[25] считается основным в кругах изучающих Тору. В отличие от предыдущих современных изданий, оно снабжено классическим аппаратом, необходимым всякому, кто изучает этот труд, и в некотором смысле продолжает традицию привычного всем издания Вильна–Варша.
Все перечисленные нами издания снабжены аппаратом, списком разночтений и т. п.
Об этом издании
Основой русского перевода книги «Мада» послужила наиболее распространенная версия – версия издания р. Ш. Френкеля. Иногда мы указываем разночтения, но только в тех случаях, когда варианты отражаются на переводе <...>.
Только при жизни нашего поколения стали появляться издания Рамбама без комментариев или с комментариями, которые только поясняют смысл текста. Раньше выпустить «Мишне Тора» без комментариев считалось делом совершенно немыслимым. Как правило, комментаторы пытаются либо уточнить, каков первоисточник Рамбама, либо понять, каковы следствия приводимых законов. Понятно, что после того, как над великим трудом Рамбама работали гении и крупнейшие авторитеты прошлого и настоящего, мы не могли себе позволить создавать собственный, независимый комментарий. Мы по мере возможности выбрали из огромного комплекса существующих комментариев к четырнадцати книгам «Мишне Тора» те, которые казались нам наиболее интересными для русскоязычного читателя. При составлении примечаний мы в основном пытались объяснить логику Рамбама. Именно поэтому мы столь часто приводим ссылки и на другие его труды и цитаты из них, в надежде «дополнить краткое полным». Кроме того, нам казалось важным указать, насколько высказываемые Рамбамом мнения приняты другими авторитетами. Именно по этой причине в примечаниях часто приводятся возражения и источники, излагающие иную точку зрения. Простоты ради в тех отрывках, которые связаны с практическим законом, мы приводим итоговое решение, как оно сформулировано в книге «Шульхан арух», до сих пор остающейся основой еврейского права[26] <...>.
Еврейские авторы очень любят давать своим книгам поэтические названия или прибегать в названии книги к игре слов. Например, существует множество книг с названием «Милость Авраамова». Нет ничего удивительного в том, что личное имя всех авторов этих книг – Авраам. Книга с названием «Надгробие живой душе» подразумевает «Памятник душе Хаи», где Хая – имя матери автора. При ссылках на еврейские книги мы иногда переводили название, а иногда, если игру слов в названии перевести невозможно или если перевод неблагозвучен, оставляли транслитерацию. Например, комментарий р. Йосефа Каро к «Мишне Тора» называется «Кесеф Мишне», что, разумеется, любым носителем языка воспринимается как «Серебро Мишны» или как «Второе серебро», однако лучше воздержаться от перевода, потому что сам автор объясняет выбранное им название иначе: «Страсть по Мишне». Название комментария «Лехем Мишне», конечно, воспринимается как «Хлеб Мишны», но автор толкует название своей книги как «Двойная порция хлеба», – словом, переводить такие названия нам кажется несколько странным <...>.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Вначале в должности личного врача визира султана, а потом – личным врачом болезненного сына Саладина Афдалы.
[2] Введение к 1‑й части «Море невухим». Цит. по изд.: Моше бен Маймон (Маймонид). Путеводитель растерянных / Перевод и комментарии М.А. Шнейдера. М.–Иерусалим, 2000.
[3] Рамбам жил в мире мусульманской классической культуры, однако именно в этот период, по меткому выражению Адама Меца, называемый «мусульманским ренессансом», интерес арабов к античным философским источникам, их осмыслению и усвоению был очень высок. А потому книга Маймонида в ее философской части очень сильно связана именно с европейской культурой.
[4] Высказывание, помимо прочего, подразумевает, что ни один из раввинов Талмуда не носил имени Моше. Среди гаонов известен только один Моше (Мешаршия) Каана бар Яаков.
[5] Из «Послания р. Йонатану из Люнеля с его сотоварищи», перевод с издания р. Шилата «Игрот а-Рамбам» [«Послания Рамбама»] / Изд. р. И. Шилата. Маале-Адумим–Иерусалим, 5755 (1995).
[6] В описываемый свод римского права кроме собственно кодекса Юстиниана входят Дигесты (греч. Пандекты) – сборник извлечений из римских юристов, Институции – официальный учебник римского частного права и Новеллы – дополнительный сборник законов, принятых в период 534–556 годах.
[7] Здесь следует оговориться: в Британии судья осуществляет правосудие от имени короны, а потому судьи традиционно следуют инструкциям министерства юстиции. В США инструкций такого рода теоретически не существует.
[8] Книга заповедей, Предписания, 187. Исключение составляют заповеди, данные только на время пребывания в пустыне.
[9] А может быть, кроме всего прочего, автор хотел указать, что он изложил Тору стилем Мишны – и в результате получил «Мишне Тора».
[10] Если присмотреться к общинам, к которым принадлежат «оруженосцы» Рамбама (авторы основных комментариев к его текстам), то обнаружится, что возражают ему, как правило, европейские раввины, а защищают и поддерживают в большинстве своем выходцы из восточных общин. Следует добавить, что р. Йосеф Каро (представитель восточного еврейства), который на протяжении своего комментария к «Мишне Тора» последовательно защищает Рамбама от нападок европейских раввинов, в собственном кодексе «Шульхан арух» часто устанавливает закон именно по мнению возражающих.
[11] Гаонами Рамбам называет всех раввинов постталмудической эпохи, а не только гаонов вавилонских ешив.
[12] Альфаси (Риф).
[13] В предисловии к «Мишне Тора».
[14] Послание к судье р. Пинхасу из Александрии.
[15] Согласно алахе, тексты, написанные еврейскими буквами, не уничтожаются, а отправляются в специальное хранилище – генизу, предназначенное для захоронения предметов, уничтожению ни при каких условиях не подлежащих. В различных общинах генизы были устроены по-разному, в Египте же все подлежащее захоронению складировалось в специальном помещении. В одной из древнейших синагог мира, синагоге Эзры Писца в Фустаде (ныне Каир), существующей с 616 года, такое собрание сохранилось достаточно хорошо (хотя следует принимать во внимание, что туда отправляли или ненужные, или ветхие бумаги). Еще в XVII веке в это хранилище заглядывали исследователи в поисках ценных рукописей. В XIX веке дело было поставлено на поток. В Каирской генизе, а именно так принято называть это хранилище, было обнаружено огромное количество ценнейших документов, к несчастью разбредшихся по различным библиотекам мира и до сих пор изученных далеко не полностью. Известность получают только сенсационные находки.
[16] Состоялось несколько публикаций; мы пользуемся публикацией р. Эльазара Гурвица в журнале Тарбиц (№ 27).
[17] Цитируется по переводу р. Мордехая Гринберга (готовится к печати).
[18] Из послания р. Шмуэлю а-Леви, главе багдадской ешивы.
[19] Респонсы Рамбама. Изд. Блау, с. 354.
[20] Мишне Тора ле-а-Рамбам. А-Сфарим Мада, Аава, маадура факсимилит шель ктав-яд Оксфорд 577 (Мишне Тора Рамбама, Мада, Аава. Факсимильное издание Оксфордской рукописи 577. Иерусалим–Кливленд: Офек, 5757 [1997]).
[21] В 24 т. Изд. Института МША, 5744–5746 (1984–1986).
[22] Послание мудрецам Люнеля.
[23] Изд. Маалийот выходит в свет с 1990 года.
[24] Изд. р. Шилата выходит в свет с 2004 года.
[25] Изд. Кеилат Йосеф (Иерусалим–Бней-Брак) начато в 1975 году.
[26] Следует учесть, что простым людям не рекомендуется следовать закону в том виде, в каком он приведен в «Шульхан арух», поскольку не все могут понять область применения конкретного закона или же узнать, насколько он актуален сегодня.