[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2010 АДАР 5770 – 3(215)
Тина антисионизма и Изратина
Леонид Кацис
Не так давно в «Лехаиме» (2009. № 9) появилась сдержанно-скептическая и остроумная рецензия Давида Гарта на книгу Якова Рабкина «Еврей против еврея. Иудейское сопротивление сионизму», вышедшую в серии «Чейсовская коллекция». Признаться, не стал бы я эту книгу читать, если бы не наткнулся на фрагмент ее в довольно неожиданном месте – либерально-христианском журнале «Континент». Фрагмент этот удивил меня не столько содержанием, сколько манерой изложения, пропагандистским пафосом, поразительными логическими кульбитами, несколькими подменами тезисов внутри одной фразы. А в немалой степени – и странным ощущением, что поток текста вовлекает тебя в какую-то собственную непостижимую логику. Перефразируя один нееврейский афоризм, про эту книгу можно сказать: «Читать очень трудно!» Захотелось разобраться: почему же, в чем особенность этого текста?
Чтобы ответить на этот вопрос, прибегнем к так называемому «медленному чтению». Но поскольку книга Рабкина объемна – более 500 страниц, – проделаем эту операцию только с введением к русскому изданию.
Итак, первая фраза:
История России как бы довлеет над судьбой Израиля.
Понять из этой фразы, идет ли речь о народе Израиля либо о Государстве Израиль, не представляется возможным. Между тем, для «иудейского сопротивления сионизму» разграничение принципиальное.
Дальше две иллюстрации исходного тезиса: о влиянии «кризиса империи Романовых» и сопутствующих погромов на теорию и практику сионизма и о помощи Израилю со стороны СССР сразу после образования государства. А затем – поистине гегелевский скачок:
С другой стороны, иудейских противников сионизма, о которых идет речь в этой книге, вдохновляет пример распада СССР: если Г‑сподь смог мирным путем развалить ядерную сверхдержаву, он разберется и с миниатюрным сионистским государством.
То есть громадный ядерный СССР, созданный, по-видимому, как и империя Романовых, дьяволом, сотворил не менее гадостный Израиль – к счастью, небольшой (потому и называемый, как известно, уменьшительно – Изя). Поэтому Всевышний, мирно разрушивший нечто огромное, разберется и с Изей. Остается лишь один вопрос: откуда такая наивность, и сколько больших держав, включая гитлеровский рейх, Всевышний разрушил мирно и без ущерба для евреев?
Переходим ко второму абзацу:
Идея переселения евреев в Святую землю, конечно, возникла не в России: поначалу она созрела в умах английских и американских протестантов, для которых такое переселение должно ускорить Второе пришествие Христа.
Пусть так. Вот только первые протосионисты билуйцы не спрашивали ни протестантов, ни тогда еще правого венского журналиста Герцля. Если они что и знали, то «Рим и Иерусалим» Гесса или тексты Пинскера и Смоленскина. Однако у автора свои цели. Ему важно показать «некреативность» евреев Восточной Европы (которые, напомню, составляли тогда едва ли не две трети еврейского населения мира) и их разрушительную роль в судьбе Израиля (уж не знаю, в каком смысле):
Далекий от всякой религии еврей Теодор Герцль, который придал этой идее политическое содержание, родился в Венгрии. Однако сионизм остался бы всего лишь предметом обсуждения для узкой группы респектабельных буржуа и интеллектуалов в Центральной Европе, если бы движение это не захватили куда менее респектабельные российские евреи из черты оседлости. Поэтому трудно переоценить русское влияние на сионистскую колонизацию и израильское общество.
Пассаж очень характерный. Рабкин пишет как бы научную книгу, при этом словоупотребление его настолько приблизительно и неопределенно, что выдает приверженность автора совсем иному дискурсу – пропагандистскому или мессианскому, это уж как кому угодно, но точно не научному. Для начала: в какой же стране родился Герцль? Да, в Будапеште, но все же – в Австро-Венгерской империи Габсбургов (факт, разумеется, принципиальный как для биографии Герцля, так и для истории сионизма).
Почему интеллектуалы, интересующиеся сионизмом, жили только «в Центральной Европе»? А в Западной? Житель франкоязычного Квебека Рабкин мог бы вспомнить хотя бы французских раввинов Калишера, Гильдсгеймера, Гутмахера и других, сыгравших большую роль в развитии идеи переселения евреев в Палестину.
Далее: что означают «менее респектабельные евреи из черты оседлости»? Не та ли это верующая масса, которая и была еврейским народом? Кстати, билуйцы были студентами Харьковского университета, расположенного вне черты. А Пинскер – одесситом (Одесса входила в Херсонскую губернию, но реальная ситуация в городе не имела ни малейшего отношения к обстановке черты – именно евреи черты считали, что Шеол распространяется на 20, что ли, верст вокруг Одессы).
Если быть точным, то надо говорить о том, что идеи эмансипированных, а часто и ассимилированных евреев Западной Европы нашли свой отклик у еврейской массы. Сами же «респектабельные интеллектуалы» вовсе не хотели покидать буржуазные кварталы европейских городов, а сионизм создавали для угнетенных братьев в Восточной Европе.
Вина «активистов из России», по Рабкину, еще и в том, что именно они «настояли на том, что Палестина, а не Уганда должна служить плацдармом воплощения сионистской мечты». Это нетрудно понять. Действительно, «нереспектабельные евреи из черты оседлости» с большим трудом могли поддаться на призыв переселяться в черную Африку, а вот библейская Палестина была понятна и близка. Но не хочет ли Рабкин поразмышлять о том, во что превратилась бы жизнь евреев, согласись они на Уганду? Неужели пример сегодняшней Южной Африки, где евреям было так хорошо чуть ли не 150 лет и откуда (вот уж точно) рано или поздно им придется уйти, ничему не научил канадского математика от истории? И нет ли здесь руки Всевышнего?
Но столь трудные вопросы отступают перед желанием понять: насколько грамотный или честный человек перед нами? Сомнение закрадывается при чтении следующего пассажа:
Именно они (активисты первой алии из России. – Л. К.) первыми ощутили себя «лицами еврейской национальности», которые, как и все национальности, имеют право на самоопределение. (Общее с советским понятие «еврейская национальность» продолжает оставаться краеугольным камнем сионистской структуры государства.)
Здесь остается только развести руками. Слово «национальность» действительно было известно еще в годы первых споров о сионизме в Российской империи, однако означало оно всего лишь этническую религию. Сионисты же использовали общеупотребительные тогда термины «нация», «народ» либо «раса» (это слово в догитлеровском мире ничего криминального в себе не несло). Причем тут конструкт из сталинской этнологии – «лицо еврейской национальности»? Не только ли для того, чтобы скомпрометировать сионизм намеком на его идеологическое родство со сталинизмом?
Завершая этот пассаж, Рабкин пишет: «одна из важнейших целей сионистской программы» – «создать из духовного сообщества евреев некий этнос, народ или расу». Ну, расу создать, вообще говоря, невозможно. Непонятно и то, зачем надо было создавать какой-то новый этнос, если евреи в нееврейском окружении сохранились на протяжении двух тысяч лет. А вот создание народа, нации, т. е. этноса, обладающего собственным государством и единым национальным самосознанием, – это действительно задача сионизма и, как показали сотни национальных движений в XIX–XX веках, вполне осуществимая. Но что позволено кому угодно, не позволено, по Рабкину, евреям – наверное, как «избранным».
Оставим в стороне обычные высказывания маргиналов, вроде: сегодня мы в меньшинстве, но «строгие к себе меньшинства имеют свойство становиться торжествующим большинством», что, со ссылкой на Джонсона, утверждает автор. Помимо амбивалентности этого постулата (т. е. при возможной победе «рабкинцев» затем строгие к себе неосионисты вновь станут торжествующим большинством), математик Рабкин не хочет объяснить своим читателям, сильным или слабым (в математическом смысле) является его высказывание. Если бы Джонсон сказал, что все строгие к себе меньшинства обязательно становятся большинством, то евреям, не столь строгим к себе, оставалось бы только ждать победы «рабкинцев». Но это слишком «слабое» высказывание. Если же Рабкин точно знает те признаки «строгости к себе», которые ведут к победе, то не грех было бы привести их множество, естественно, не пустое. Ибо простого заявления о том, что его «…встречи с читателями на пяти континентах показали, как много есть людей доброй воли, для которых израильское государство, его природа и поведение не укладывается в их (кого: евреев, неевреев, мусульман, буддистов, гомосексуалистов, скинхедов? – Л. К.) представления об иудаизме как об учении о смирении, сострадании и справедливости», увы, недостаточно[1].
В следующем абзаце предисловия мы вновь встречаем набор несводимых (математик поймет это выражение) позиций. Итак:
1) Некоторые находят в моей работе давно назревшую «реабилитацию» иудейской религии.
Как и в предыдущем случае, хотелось бы понять, какие «некоторые» имеются здесь в виду. Если ультрарелигиозные антисионистские круги, то они уверены не только в истинности иудаизма вообще (слабое утверждение), но и в абсолютной правоте своего «меньшистского» понимания еврейской религии (сильное утверждение). Следовательно, в этой фразе речь идет никак не о тех, чьи подходы к критике сионизма нам обещают продемонстрировать.
2) А такие люди, как американский кинорежиссер Менахем Даум, полагают, что в книге идет речь не столько о религии, сколько о спасении человеческих жизней.
Установить связь этого фрагмента с первым высказыванием нет возможности. В чистом же виде, если речь идет не об иудаизме, а о некоем абстрактном «спасении человеческих жизней», то, опять же, при чем здесь «иудейское сопротивление сионизму»? Наконец, нам ничего не известно о том, каких религиозных и политических взглядов придерживается субъект высказывания, а без этого его идею «спасения» можно толковать как угодно – от эвакуации евреев, страдающих от арабского террора, до спасения евреев от американского или европейского антисемитизма.
3) Памятуя о столь частом и опасном смешении понятий «еврей» и «израильтянин», кардинал Данеельс из Бельгии считает, что книга «обезвреживает заряд ненависти, направленный против евреев Европы».
Хорошо уже, что этот «заряд ненависти» назван прямо. Что же касается кардинала, то он, кажется, католик. Быть может, именно ему требуется некое «оправдание» иудаизма? Ведь это вполне в традиции католицизма, который не так давно снял с евреев (а тогда, на рубеже «ветхой» и «христианской» эр, все евреи были иудеями, за исключением микроскопической секты «строгих к себе» христиан, ставших – по Джонсону? – большинством) обвинение в убийстве Христа.
4) Должен добавить, что я писал эту книгу с чувством сопереживания со знакомыми и незнакомыми мне людьми, впрямую испытывающих (так! – Л. К.) на себе влияние конфликта, не утихающего вот уже больше века на Святой земле.
Здесь, по крайней мере, понятно, о ком идет речь. Но слишком уж широк и неопределенен круг тех, кому сочувствует Рабкин. А множество позиций, представленных в этом абзаце, объединяется лишь поразительной широтой души автора. Право, для математика странновато…
Далее Рабкин утверждает, что противники сионизма, так же, как и он сам, сочувствуют миллионам родственников тех евреев, кто живет в Израиле, и обращается к тем, «у кого духовность (какая? – Л. К.) остается важной составляющей их жизни». И тут выясняется, что дело вовсе не в иудаизме:
В ней (книге. – Л. К.) идет речь о частном случае куда более общей, фундаментальной полемики современности: противники сионизма (на сей раз – без всякой иудейской обертки. – Л. К.) так же, как Лев Толстой и Томас Манн, отстаивают определяющую роль духовности в истории.
Ну да, все великие умерли, вот и мне что-то нездоровится. К чему тут Толстой и Манн? Они против сионизма? Нет, всего лишь за «духовность». Но в этом не всякий читатель разберется с первого раза, поэтому автор на всякий случай вербует их под свои знамена (прием, как мы убедимся ниже, для Рабкина очень характерный). Кроме того, трудно понять, каким образом всеобъемлющее учение сверхортодоксального иудаизма становится у Рабкина «частью общечеловеческого дела», к евреям отношения не имеющего. К чему вся эта Авода зара?
А вот к чему:
Книга должна позволить читателю по-новому посмотреть на понятие «титульной», или «коренной», нации, обретшее новую жизнь после распада СССР. Сионистское государство по своей природе противится либеральному принципу «отчуждения гражданства от этничности» <…> на котором зиждутся такие государства, как США, Россия, Канада, Франция или Великобритания. Напротив, Израиль, как Эстония или Латвия, – продолжает сохранять связь между гражданством и этничностью, в то время как даже такие некогда этнически однородные государства, как Швеция или даже Япония, стали развиваться в сторону либеральной модели государства.
Хорош сионизм или плох, но он не имеет никакого отношения к сказанному. Ведь США вообще страна иммигрантов, кстати, успешно «разобравшихся» с коренным населением. Россия – империя, постоянно включавшая в свой состав новые и новые народы и государства (в том числе и польские земли с жившими там евреями). Франция же и Великобритания не столько движутся к либеральной модели государства, сколько расплачиваются за колониальное прошлое, впуская к себе критические количества мусульманского населения из своих бывших колоний. Что до Японии, то она строжайшим образом препятствует натурализации даже неяпонских супругов японских половин. А вот Израиль и, видимо, подсунутые по принципу ожидаемой ненависти к ним российского населения две (почему не три, где Литва?) Балтийские страны – это новые национальные государства.
Но еще интереснее Канада, откуда поучает нас бывший ленинградский математик. Лучший ответ ему – движение франкофонов в Квебеке. И еще неизвестно, как реализация проекта независимости Квебека скажется на канадских евреях. Ведь им, как в свое время польским евреям, придется выбирать между сепаратистской франкофонией и единством англо-французской Канады. В Российской империи 1860‑х годов это привело к появлению понятия «горячее время», когда у евреев, оказавшихся между завоеванными и восстающими поляками и победившими их русскими, выхода не осталось вообще. А закончилось все это уже в ХХ веке Холокостом в Польше, где поляки продолжали убивать евреев уже без помощи немцев и после окончания войны.
А вот и вывод:
Книга эта затрагивает злободневные проблемы современного мира, выходящие далеко за пределы еврейской истории и проблем Ближнего Востока.
Не слишком ли далеко от истории – нам, в общем-то, все равно. Но не слишком ли близко к конкретным политическим проблемам Ближнего Востока? Это выяснится уже не в предисловии.
А потому обратимся теперь к самой книге, и не столько к высоким проблемам иудейской ультраортодоксальной теологии, сколько к дольнему миру светской науки. Ведь Рабкин, как все авторы подобных текстов, стремится почему-то быть причисленным не к религиозным проповедникам или литераторам-мифологам, а именно к ученому сообществу. Впрочем, это отчасти понятно: в качестве проповедника и теоретика иудейского сопротивления сионизму он явно уступает не только ребе Тейтельбойму и его вижницким и бельзским коллегам и последователям, но и автору вполне научной и широко известной книги Авиэзера Равицкого «Мессианизм, сионизм и еврейский религиозный радикализм», изданной в Чикаго в 1996 году (оттуда Рабкин, собственно, и почерпнул почти все свои сопротивленческие цитаты).
Рабкин с гордостью включает в библиографию свою статью, напечатанную в израильском журнале «Акдамот», на соседних страницах с материалами Равицкого и Исраэля Барталя. Нет слов, израильское научное сообщество весьма толерантно. Но иногда кажется, что Рабкин живет в каком-то параллельном привычному научном мире. То здесь, то там в его книге мелькают фамилии наших израильских коллег, с которыми приходится работать на протяжении вот уже более 20 лет. Это люди самых разных политических убеждений, есть среди них и верующие, однако ни от кого из них нам не приходилось слышать ничего подобного прозе Рабкина.
Фотографии исламских манифестантов из ежегодника Центра Видала Сассуна за 2006 год
Ни профессор Барталь – исследователь истории польского еврейства, ни профессор Шауль Штампфер, изучающий систему преподавания в литовских ешивах и историю женского религиозного еврейского образования, ни историк евреев Габсбургской империи и директор Центра Видала Сассуна по изучению антисемитизма при Иерусалимском университете профессор Роберт Вистрих никогда, насколько нам известно, не писали о мистической необходимости переселения евреев Израиля с Ближнего Востока хоть в Европу, по Ахмадинеджаду, хоть к чертовой матери, по Рабкину. Но Рабкину не нужны их научные труды. Нужны ему лишь по-солженицынски огромные «пустые» библиографические списки работ, недоступных или, как он надеется, ненужных его доверчивому еврейскому (а лучше – нееврейскому) читателю[2]. Как и от монографии Равицкого, Рабкину от книг, например, Вистриха, нужны лишь приводимые последним цитаты из глав об антисионизме – составной части его обширных трудов по истории далеко не однородных еврейских сообществ Австро-Венгрии, откуда, собственно говоря, и происходят и сатмарский, и бельзский хасидские антисионистские дворы.
Ох, не стоило бы Рабкину пользоваться для своих специфических целей научной объективностью и добросовестностью профессиональных историков!.. Кстати, проклиная восточноевропейское еврейство, Рабкин очень плохо знает как раз русскую полемическую литературу о сионизме. Об этом можно было бы поговорить и специально, но не стоит: ведь книга Рабкина – не научная, а пропагандистская.
И чтобы увидеть это, мы сейчас обратимся не толстым книгам профессора Вистриха по истории Австро-Венгрии, а к его статье «Изменчивые патологии: от антисионизма к антисемитизму», опубликованную в ежегоднике Центра Видала Сассуна за 2006 год. Кстати, характерное название. Будь Рабкин ученым, он, разумеется, обязан был бы сообщить своему читателю, что массивно цитируемый им автор является исследователем прямо противоположного ему направления. То, что он использует ссылки на настоящих историков, не оговаривая их научных позиций, вперемешку с листовками ООП, «Нетурей Карта», случайными отсылками к правому израильскому порталу «Аруц Шева» («Седьмой канал») и т. д., лишний раз доказывает, что все им написанное и «сосланное» серьезного отношения не заслуживает[3].
Но нас и интересует пропаганда, а не наука. Так вот, к радикальным иудеям-антисионистам Рабкин присоединяет в качестве положительного примера и упомянутого выше Ахмадинеджада, и тех обезумевших раввинов, которые поехали ему разъяснять, что не все евреи – сионисты, а следовательно, и «Протоколы сионских мудрецов» относятся не ко всем евреям. То есть они не относятся к настоящим евреям, которые ненавидят Израиль. Но относятся ли они к остальным 90–95% евреев мира – этого нам Рабкин и его раввины не объяснили.
А вот Вистрих объяснил еще в 1984 году:
Существуют несколько разновидностей антисионизма, и в основе антиизраилизма не обязательно лежат антисемитские побуждения. Это относится и к еврейскому ортодоксальному антисионизму, и к бундовскому боданию с сионизмом, и к реформистскому иудаизму в период до образования Израиля. Они не обязательно занимаются умышленной клеветой, дегуманизацией или распространением искаженных стереотипов, которые ставят под сомнение моральную легитимность Израиля.
Мы привели именно эту цитату из работы Вистриха в том числе и потому, что рядом с ней в ежегоднике можно увидеть плакат, казалось бы, очень похожий на призывы Рабкина и его ультраортодоксальных собеседников, мечтающих, напомним, о мирном уничтожении Израиля Всевышним. Так вот, рядом с приведенной цитатой находится фотография плаката: «Аллах разрушит террористическое государство Израиль» (курсив наш. – Л. К.). Однако два выделенных слова исключают и мирный, и мессианский контекст, который так хочет внушить своим читателям Рабкин. Ибо «разрушит» – не значит «мирно распустит», как приснопамятный СССР, а «террористическое» государство – понятие не теологическое. Под всем этим Маген Давид с вплетенной в него свастикой, этот «двуединый» символ объят огнем, а внизу – надпись, которую наверняка не раз видел Рабкин на митингах своих антиизраильских друзей-мусульман: «Общество исламских мыслителей», и чуть ниже, очень мелким шрифтом: «Обретение шанса через интеллектуальную и политическую борьбу».
Ну, вот и договорились: именно этим типом мышления ради будущего и занят профессор Рабкин. Ведь без всякого труда из Интернета можно узнать, что наш специалист по иудаике и сопротивлению сионизму проводит семинары по борьбе с употреблением понятия «исламофашизм», однако ему не приходит в голову указать своим друзьям на неуместность выражения «Холокост палестинского народа в Израиле».
А на следующей странице мы видим фотографию примерно той же публики с плакатом, на котором зеленое знамя развевается над Белым домом и красуется надпись: «Ислам будет доминировать». Пусть так, подумает читатель Рабкина, уверяемый им, что ничего лучше жизни под властью ислама евреи не знали. Но тут вновь вторгается «пропущенная» Рабкиным (или почему-то неизвестная ему, как и многое другое) цитата из лекции Вистриха 1984 года:
Цель арабского антисионизма – в конечном счете свести Израиль (или евреев как общность) к их вековому униженному положению под властью ислама, к положению людей, «защищенных» исламской толерантностью и живущих в мусульманском окружении не по праву, но из милости. Этот тип антисионизма стремится деэмансипировать евреев как независимую нацию, подобно тому как секулярный европейский антисемитизм стремился деэмансипировать их как свободных и равноправных индивидуумов в гражданском обществе.
Хочется лишь узнать – неужели профессор Рабкин не знает слова «зимми», которым обозначали парий исламского мира? Разумеется, такой выдающийся палестиновед не может этого не знать. Но и назад в гетто сам он не хочет. Пусть в нем поживут хасиды наиболее радикальных направлений, а Рабкин своим пером послужит совсем не их идеям. Не стоит более притворяться, пора, как говорили советские предшественники Рабкина, сорвать маски или, как говаривали бундовцы, «дефетишизировать» цели и задачи нашего автора.
Видимо, неудобно бывает даже Рабкину, хоть он и профессор. Поэтому своими обычными приемами он пытается все-таки избавиться от неудобного иранского президента. Вот как это происходит. В книге есть фрагмент, написанный уже после последней Газы и даже после избрания Барака Хусейна Обамы президентом США. Следовательно, этот текст отсутствует в первых версиях книги по чисто хронологическим причинам и предназначен вновь специально для российских читателей.
Итак:
Интересно, что на следующий день после вступления в должность президента США Барака Обамы близкая к его окружению «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью в поддержку… смены режима на территории Израиля и Палестины.
Речь идет об идее создания единого арабо-еврейского государства. Что ж, такая статья могла появиться на страницах этой газеты еще во времена Рузвельта и Трумэна, т. е. и до возникновения Израиля. Но идея двунационального образования пока никого особо не привлекает, кроме Рабкина и автора процитированной им статьи. Пора раскрыть карты. Статья эта называется «The One State Solution», опубликована она 21 января 2009 года, а автор ее – некий «журналист» Qaddafi, в тексте предусмотрительно названный без имени Муамар.
Конечно, Рабкин – ученый, поэтому он читает газеты. Мы же обратимся к первоисточнику газетного текста – знаменитой «Белой книге» того же автора под названием «Изратина», т. е. «Изра(иль) + (Палес)тина». Вот несколько цитат:
В конце XV века евреи вместе с арабами были изгнаны из Андалусии и нашли приют именно у арабов, благодаря чему мы в любой арабской стране можем обнаружить еврейские кварталы. Так в мире и согласии они и жили бок о бок друг с другом.
Новое государство будет похоже на Ливан. Оно получит всеобщее признание и, возможно, даже вступит в Лигу арабских государств…
В одиночку еврейское государство подвергается опасности со стороны арабов и ислама, тогда как смешанное государство мусульман и иудеев, палестинцев и израильтян никогда не будет объектом агрессии ни для арабов, ни для мусульман. Единое «изратинское» государство существует с 1967 года, и даже террористы-смертники (федаины) проникали сюда извне. И сегодня операции, проводимые федаинами, осуществляются не арабами 1948 года, как их иногда называют, а палестинцами, не относящимися к так называемым «израильским арабам». В этом – очевидный пример успешного существования единого и неделимого государства – Изратины.
Как минимум миллион палестинцев проживает в так называемом Государстве Израиль, а около полумиллиона израильтян живут сегодня на Западном берегу и в секторе Газа (выделено нами. – Л. К.). К этому следует добавить и другие общины, такие, как друзы, католики, прочие христиане, мусульмане и др. Все это прообраз будущей ассимиляции.
Ну вот, теперь ясно, какое Извратино вступит в ЛАГ!
Но зачем же все это Рабкину, если у него есть Ахмадинеджад, бундовцы и иудеи-ортодоксы? А вот зачем: Каддафи пишет очень удобно для Рабкина, все-таки стесняющегося ахмадинеджадовского отрицания Холокоста. Так вот, Каддафи дает ему выход, не отрицая очевидного. У него даже есть специальная глава «Преследования евреев»:
Их изгоняли, уводили в плен, убивали, казнили и всячески угнетали и египтяне, и римляне, и англичане, и русские, и вавилоняне, и хананеи, и, наконец, гитлеровцы.
Вот теперь все встает на свои места, паззл собирается. Понятно и то, зачем понадобились проклятия в адрес восточно-европейского еврейства – ведь это именно оно разрушило якобы традиционно добрососедские отношения арабов с проживавшими в мусульманском окружении евреями. Вот только зачем же прикрываться Обамой, как раньше Львом Толстым и Томасом Манном? Ведь текст Каддафи, который мы процитировали, датирован 2003 годом, то есть до ухода израильтян из Газы, приведшего к массивным обстрелам израильской территории и операции «Расплавленный свинец». Просто Каддафи образца 2009 года должен был привести свой шедевр в соответствие с реалиями, а то как-то неудобно относить к Изратине евреев мирного арабо-еврейского государства Газа.
Мы видим, что книга Рабкина, да и вся его общественная деятельность на пяти континентах, не имеет никакого отношения к проблеме иудейского сопротивления сионизму. Мы даже не стали анализировать его цитаты из ребе Тейтельбойма, которыми прикрывается вся эта политическая эквилибристика.
Что же касается причин, по которым мы обратили внимание на это сочинение, то это прежде всего сам факт выхода «ливийско-иранского коммюнике по изратинскому вопросу» в еврейской книжной серии. На наш взгляд, значительно полезнее было бы издать здесь перевод книг самого ребе Тейтельбойма, дописавшего их уже после того, как он чудом спасся во время отрицаемого Ахмадинеджадом Холокоста, – правда, заняв в эшелоне место погибшего сиониста.
И последняя деталь. На обложке книги изображен ортодоксальный еврей, с осуждением, что видно и со спины, взирающий на израильского захватчика, стоящего у Стены Плача (на которую наложена карта Изратины) с автоматом и в омерзительной бумажной кипе на канцелярской скрепке, какие дают туристам, не уважающим обычаи иудеев и не раскошелившимся на пятишекелевую кипу перед посещением святыни. Вряд ли к этой публике имеет отношение молодой еврей, защищающий свой дом с оружием в руках и пришедший к Котелю, освобожденному для иудеев лишь в 1967 году. Неужели и на обложке такой же фальшивый, хотя внешне очень кошерный монтаж, каким является все сочинение Рабкина?
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Забавно, что Рабкин, пытавшийся скомпрометировать сионизм мнимым сходством его терминологии с советской, не задумываясь использует сусловское понятие «люди доброй воли» (они же – «друзья Октября и мира»), означавшее западных людей, готовых поддерживать СССР в любых его преступлениях, включая антисемитские эксцессы.
[2] Чем-то это напоминает методику и стилистику «каббалы» Лайтмана, которая чудесным образом предназначена как раз тем, кто никакого иудаизма, кроме лайтмановского, и не знает.
[3] Кстати, пытаясь, по старой ленинградской кухонной памяти, привлечь к себе интеллигентов-шестидесятников, Рабкин, явно не знающий песни Окуджавы об израильской девушке-солдате, и его стихи привлекает для своих «сопротивленческих» целей.