[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2010 ТЕВЕТ 5770 – 1(213)
Роман «Погребенное сердце» и еврейская фэнтези
Елена Римон
Существует ли еврейская фэнтези? Ну, конечно, существуют евреи, в том числе израильтяне, которые пишут фэнтези на разных языках. Среди них достойное место занимают русскоязычные авторы: Песах Амнуэль («Люди Кода», «Тривселенная», «Каббалист»), Даниэль Клугер и Александр Рыбалка («Тысяча лет в долг»). Рыбалка, кстати, написал и «Путеводитель по миру каббалы» – интересный обзор материала для будущих сочинителей еврейских фантазийных сюжетов (недавно он присовокупил к нему нечто вроде руководства по практической магии – зря). С другой стороны, существуют авторы, довольно бездарно описывающие на весьма среднем иврите фантастические приключения в каком-то отдаленном будущем, в космосе или в Америке (Эйтан Исраэли, «Связь амазонок»; Михаэль Омер, «География края Вселенной»; Ранит Хамцани, «Драконы на чердаке»).
Но вот ивритской фэнтези на израильском материале довольно мало. «Не удивительно ли, что, имея богатейшую литературную традицию, имея колоссальный по объему фольклорный материал – частью собранный в мидрашах, частью содержащийся в хасидской литературе и тому подобное, – еврейские писатели-фантасты обращаются за образцом для подражания к англоязычной литературе?» – спрашивает Клугер. Действительно, мало разве у нас было интересных исторических личностей? Прямо готовые романы! Где же наши израильские Толкиены и Желязны?
Могу подарить любому желающему замечательные эпизоды из XVIII–XIX веков. Приключения поэта и драматурга р. Моше-Хаима Луццато, которому в юности ангел-вестник диктовал трактаты об Избавлении (по настоятельному совету падуанских раввинов, опасавшихся новой вспышки саббатианской ереси, Луццато перестал встречаться с ангелом, поместил свои записи в архив, куда по сию пору нет доступа исследователям, и уехал из Падуи в Амстердам, а оттуда в Акко, где и умер совсем молодым)… Живописное противостояние хасидов и митнагедов на фоне вздымающегося и опадающего Просвещения и зарождающегося сионизма… Голландский марран, каббалист и апостат Геррера вдохновляет Гегеля на создание «Феноменологии духа» и новой историософской концепции единства и борьбы противоположностей… Рационалист Ахад а-Ам в конце XIX века организует мистический орден, цель которого – поощрение сельского хозяйства в Палестине…
А через каждые четыре страницы сюжет будет перемещаться с континента на континент, из Европы куда-нибудь в Цфат XVII века, куда только что прибыл из Египта Ари и привез с собой неогностические идеи, озаряющие новым светом книгу «Зоар». По узким и крутым улочкам вслед за ним толпой бегут ученики и ищут… что же они ищут? Код! Код, конечно, что они еще могут искать? Код для чего? Ну, ясно, для нового толкования Писания – что же еще могут искать евреи? В крайнем случае, код для нового толкования какого-нибудь старого тайного толкования Писания. Вот это и будет единая ниточка, на которую нанижется весь интеллектуальный детектив.
Ах, какой материал! Эко с Павичем отдыхают! Дэн Браун даже близко не стоял! Под этим соусом запросто можно скормить читателю целые страницы из исторических справочников, учебников и путеводителей, а самое главное – из Писания. Хоть пару кусочков.
Да, но только вот… что герои найдут в конце концов? Клад? Ключ от квартиры, где деньги лежат? Тайный меридиан с затонувшими изумрудами, как у Переса-Реверте? Живую бабушку, как в «Коде да Винчи»? Как-то все это мелко… Как-то все это будет блекло выглядеть на фоне аутентичных хасидских комментариев и трагической мистерии мироздания, как ее представлял себе Ари. Стоит ли размениваться на такие пустяки? Фэнтези – это же современный вариант мистерии. Ее тема – полное и окончательное спасение мироздания и уничтожение персонифицированного источника вселенского зла. Борьба сынов света с сынами тьмы в семи томах, как в эпопее про Гарри Поттера. Да хоть в двадцати семи – главное, чтобы в конце маячил эсхатологический апофеоз. Кольцо Всевластья по меньшей мере. Иначе не стоило вставать с дивана.
Однако в рамках еврейской истории никакой такой эсхатологии быть не может, поскольку наш Машиах еще не пришел. Предлагать же евреям Гарри Поттера в качестве Спасителя (или хотя бы прообраза Спасителя) было бы все-таки затруднительно. Кроме того, в современной еврейской картине мира отсутствует такой важный персонаж, как деятельный источник абсолютного зла. Не просто Обвинитель или даже Соблазнитель, но Антихрист. Кто у нас будет Волан-де-Морт – Бен-Ладен, что ли? А кем тогда быть Ахмадинеджаду?
Мифологические и теологические основы, на которых строится европейская фэнтези, евреям не слишком подходят. Поэтому, хотя материалов для настоящей еврейской фэнтези полным-полно, объединить их в единый сюжет очень трудно. Тем более когда у фэнтези есть такой мощный конкурент, как политика. Израильтяне всецело погружены в перипетии ближневосточной политики именно потому, что это самый захватывающий триллер, какой только может быть. Он захватывает в буквальном смысле слова, потому что мы в нем живем и потому, что он вышит по канве древних текстов, которые дети каждый день учат в школе, а взрослые хотя бы листают по субботам. Возможно, израильская жизнь настолько тесно переплетена с фантастикой и гротеском, что для фэнтези остается мало свободного пространства…
В ту субботу, когда я начала обдумывать эту статью, читали недельную главу «Лех-Леха», в которой рассказывается о важнейшем событии еврейской истории – акеда, жертвоприношении Авраама. Вне всякой видимой связи с жертвоприношением в этой главе упоминалась война четырех царей севера под предводительством Амрафела, владыки страны Шинар, и Тидаля, царя многих народов, против пяти царей юга, живших в районе нынешнего Мертвого моря. Северная коалиция победила и разграбила города Сдом и Амора. Из комментариев Раши явствует, что мидраши отождествляли Амрафела со строителем Вавилонской башни Нимродом, который преследовал Авраама за его монотеистические идеи и бросал его в огненную печь. (На исходе субботы я зашла в Интернет и узнала, что на днях кто-то проверил гематрию полного имени Барака Хусейна Обамы и она совпала с гематрией имени Тидаля, царя многих народов, которое тут же было отождествлено юзерами с именем Амрафел.) Впрочем, поверженные южные цари тоже были злодеями и царствовали над городами, погрязшими в пороках.
Авраама (тогда еще Аврама) все это не касалось, он был не царь города, а глава небольшого кочевого пастушеского племени, и в то время ему было не до политики: эта небольшая ближневосточная война случилась как раз в промежутке между важнейшими пророческими видениями, в которых Всевышний заключил вечные заветы с ним и его потомками. Но дело в том, что северяне увели в плен племянника Аврама Лота – то ли в числе других пленных, то ли потому, что, как утверждает мидраш, они приняли Лота за Аврама, на которого тот был похож, а Аврам-то и был целью похода Нимрода-Амрафела. Так или иначе, Аврам вместе со своими родственниками и учениками, количеством 318, погнался за ними, разгромил армию северной коалиции и освободил Лота. Впрочем, некоторые комментаторы утверждают, что сражались с армией Амрафела всего двое – Аврам и его верный слуга Элиэзер (гематрия имени которого – 318), и победили они в битве благодаря магии Б‑жественных имен, открывшихся Авраму в первом пророчестве.
Вот этот краткий и довольно загадочный эпизод из Книги Бытия и стал мифологическим фоном для романа Шимона Адафа «Погребенное сердце»[1].
В начале романа перед нами – самый обычный израильский мальчик, который живет в самом обычном израильском городке, скучном южном городке посреди пустыни, под непонятным названием Мево-Ям («Врата Моря»), очень похожем на Сдерот, в котором вырос сам Адаф. Завязка сюжета приходится на сакральное время: начало учебного года. В классе, где учится застенчивый, флегматичный, немного заторможенный и очень дисциплинированный 11‑летний Эмир, появляется новенькая – энергичная, любопытная и болтливая Талья. На первый взгляд самое обычное распределение ролей… Казалось бы, единственные проблемы, которые волнуют этих детей, – засилье вредных одноклассниц Сиван и Шани и трудные контрольные. Казалось бы, главное, что волнует их родителей, – найдет ли работу Тальин отец…
Но все это только кажется. На самом деле в жизни Эмира с каждым днем разверзаются новые бездны и открываются новые тайны, которые он может доверить только своей бесстрашной подруге. Под кроватью у него находится коробка, в которой хранится перо залетевшего к нему в комнату одноглазого ворона, хребет от рыбы, которую обглодала одноглазая кошка, и зеркальце, в которое смотрелась таинственная дама в заколдованном саду, куда привела его собака Эвен-Шошан (отец мальчика, влюбленный в иврит, назвал пса по имени составителя известнейшего ивритского Толкового словаря). Все эти сведения очень пригодятся Талье, когда Эмир вдруг исчезнет и ей придется пуститься на поиски.
Наконец логические рассуждения и подсказки Интернета приведут ее в поместье Шинар, владения ужасного Амрафела. Оказывается, Амрафел вынудил Эмира отправиться вместе с ним в его замок путем дьявольского шантажа: сначала навел на родителей Эмира непонятную болезнь, потом, в качестве выкупа за их здоровье, потребовал от мальчика вырезать себе сердце волшебным ножом и похоронить под старым эвкалиптом в саду, – а еще потом, когда оказалось, что мальчик-без-сердца ненавидит тех, в чьей любви нуждается, и сам от этого немыслимо страдает, лукаво предложил ему отрастить новое сердце в волшебном поместье Шинар.
Путешествия на огненных конях из Лунной сферы (в которой, оказывается, обитаем мы все) в Шинар и другие библейские места, через разнообразные и очень живописные круги мироздания, описаны весьма живо. В конце концов Талье удается найти Эмира, и они вместе, пройдя через тяжкие испытания, возвращают сердце и родительский дом.
Похоже на сказку Андерсена, да? Но это не сказка, а фэнтези, и поэтому, чтобы вернуть себе сердце, Эмир должен заодно спасти всю Вселенную от Амрафела, задумавшего погубить Лунную сферу, дабы насладиться страданиями и кошмарными снами ее обитателей. Оказывается, в свое время праотец Эмира и Тальи Аврам магическими заклятиями лишил Амрафела его черной силы, но тот постепенно наращивал ее вновь, тысячи лет со страхом ожидая рождения Избранника, которому предназначено Великое сражение. Этот избранник – Эмир.
В подсознании Эмира хранится знание магического «среднего языка», которому когда-то ангелы научили первых представителей человеческого рода. Слова этого языка были живыми, и, произнося их, можно было создавать живых существ. Люди, как и следовало ожидать, употребили свое знание во зло, ангелы заставили их забыть колдовской язык, но он сохранился в человеческих снах. По этим снам путешествует Эмир, разыскивая волшебные слова и собирая таким образом армии призраков, которые помогут ему в решающей схватке с Амрафелом. А Талья, как и положено отважной девице в рыцарском эпосе, в последний момент приносит ему чудесный меч, который хранил для нее слуга Аврама на краю мира…
Покрытые пылью, исцарапанные и обожженные, но живые и здоровые, Эмир и Талья возвращаются домой, и – о чудо из чудес! – любящие родители не встречают деток упреками за то, что те не ночевали и не позвонили. Дело в том, что в ночь Великого сражения все жители Мево-Яма в коллективном сновидении наблюдают за ним с трибун некоего исполинского стадиона. Проснувшись, эти простые люди не делятся друг с другом впечатлениями от жуткого сна, но молча отдают должное своим спасителям – Эмиру и Талье.
Шимон Адаф
Кроме впечатляющих описаний последней битвы, в которой чудовища сражаются с обнаженными мужчинами верхом на медведях и женщинами, гарцующими на львицах, в романе есть очень поэтичные фантастические пейзажи. Например: «Сад! Внутренний сад! Сад в самом сердце поместья Шинар! Целую вечность Эмир мечтал пробраться в этот сад. У него перехватило дыхание, он задыхался от счастья и неясного томления. Перед ним распростерся сад. Растения захлестывали его, как морские волны, воздух был сладок до боли. Животные и птицы танцевали и пели… Разумные деревья, похожие на мужчин и женщин, принимали его взгляд и мысль. Колдовское очарование сада затопило его, как солнечный свет. Ему хотелось раствориться в этом сиянии. Не слыша, как Талья тормошит его, пытаясь вывести из забытья, Эмир упал на колени и прошептал: “Я пришел к источнику жизни…” Слова, слова на забытом языке, он почти видел, как они звучали и пели… или, наоборот, он слышал голос сада? Эмир знал, как направить эти слова и слить их в единое существо, ужасающее и прекрасное… но ему еще нужно было учиться! У всего был смысл и назначение, смыслы прятались в листве, цвели в вечном летнем сиянии сада и ждали его. Воспоминание всплывало и устремлялось к нему сквозь детство, сквозь все его одиннадцать лет, мощное и пугающее воспоминание…» и т. д.
Описанное, как можно догадаться, и было преображенным и наконец найденным сердцем Эмира. Но найти сердце оказалось недостаточно – нужно было еще отвоевать его в бою с чудовищным Амрафелом. Это, очевидно, должно означать инициацию, а символ сада-сердца, вероятно, восходит к символике рыцарского романа и имеет своим источником западноевропейский фольклор. Как же это все сочетается с Книгой Бытия?
Шимон Адаф родился в Сдероте, учился в религиозной школе и в ешиве движения восточных евреев ШАС. Затем круто поменял идеологию и образ жизни, уехал в Тель-Авив, создал рок-группу «Ацула», в которой был автором текстов и музыки, гитаристом и певцом, выпустил диск, два поэтических сборника и книгу рассказов, стал преуспевающим редактором тель-авивского издательства и, наконец, автором бестселлера «Погребенное сердце». В романе он использовал некоторые сведения из еврейской средневековой космологии и теории языка – в основном из книги великого философа и поэта Йеуды Галеви «Сефер а-кузари», из тех ее глав, где обильно цитируется «Сефер Йецира» («Книга Творения»), в которой, в свою очередь, комментируется первая глава Книги Бытия. Кстати, средневековая традиция приписывает авторство «Сефер Йецира» Аврааму.
Любопытно, что в «Погребенном сердце» праотец еврейского народа именуется исключительно Аврам. Действительно, так звали победителя Амрафела во время войны девяти царей. Но впоследствии Всевышний дает ему имя Авраам и клянется: «И скреплю Я союз между Мной и тобой со всеми потомками после тебя – вечный союз». Логично было бы предположить, что победа юных потомков Авраама над силами зла имеет какое-то отношение к этому союзу и вообще к тому, что евреи называют «ашгаха», «провидение». Но роман Адафа написан так, будто вся еврейская мифология как раз и заканчивается на 14‑й главе Книги Бытия, то есть на войне девяти царей, а Завета никакого не было. Иначе говоря, основа сюжета в этом романе – причудливая смесь еврейской и европейской мифологии без монотеизма. Ангелы в ней есть, а Всевышнего – нет.
Тут, мне кажется, самое время задаться вопросом, с которого мы начинали: а возможна ли вообще еврейская фэнтези? Можно ли вообще построить более или менее связный сюжет так, чтобы в нем были приключения, мистика, мистерия и мифология с элементами луна-парка, но сохранить при этом идею единого Б‑га (то есть не превращать Авраама обратно в Аврама)? Мидрашам это удавалось, но ведь мидраши – это не роман, в них связного сюжета нет в принципе… А первый роман на иврите появился в середине XIX века – как раз на две тысячи лет позже первых греческих образцов. Может быть, это значит, что не только фэнтези, но и вообще роман – жанр не аутентичный для иудаизма?
К этому вопросу мы вернемся в одном из следующих очерков, когда будем говорить об особом израильском тренде – женской фэнтези на еврейском мифологическом материале.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.