[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2009 КИСЛЕВ 5770 – 12(212)

 

УМЕР АЛЕКСАНДР ПЯТИГОРСКИЙ

Знакомые рассказывают, Александр Моисеевич умер мгновенно. Он говорил, что философ может бояться двух вещей – прекращения мышления и смерти. Он не успел испугаться. Прощаясь, в 70‑х годах он произнес такую фразу: «Тем не менее не сомневаюсь, что все закончится ко всеобщему благополучию». Не знаю, произносил ли потом. Он жил с нами в одном доме и заходил ежедневно, маму мою, человека, склонного к трагическому восприятию действительности, это прощание доводило до белого каления. «Что, что здесь может закончиться ко всеобщему благополучию?» Но ведь так и вышло. На его смерть – десятки некрологов, я прочитал о нем, что он всемирно известный философ, культуролог, буддолог, филолог и писатель. Это хорошо. Это значит, у него все получилось.

В 1974 году он эмигрировал в Лондон. Никто не понимал – с чего. Он не был диссидентом, его никто не преследовал, он не хотел сказать что-то, чего нельзя было, экономическим эмигрантом тоже не был. Объяснил: «Мне стало скучно». Он оставил нам ключи от своей пустой квартиры, там была швейная машинка его второй жены и листки рукописи «Жизнь Будды», которые гонял по полу сквозняк. Тогда проводы были вроде поминок, теперь вот приходится хоронить его во второй раз. Странно, что он не взял с собой тогда эту рукопись, – книгу про Будду он никогда не издал. У него три книги про Индию на английском – «Рождение семиотики в Индии», «Буддийская теория мышления» и «Буддийские исследования», а биографии Будды нет. С другой стороны, может, он и уехал, чтобы не остаться здесь навсегда всеобщим другом, спорщиком и собутыльником, автором книги «Жизнь Будды» для «ЖЗЛ».

А вернулся он довольно-таки фантастически. У него вообще была склонность к каким-то странным сюжетам. В 1980‑х он не то чтобы утверждал, а скорее вовсю подмигивал насчет своего масонства (ой как он подмигивал! он был невероятно обаятельный человек, а вдобавок еще косой на один глаз, и это было не подмигивание, а соло на бровях). Выпустил книжку «Кто боится масонов? Феномен масонства», а потом еще в своей автобиографической прозе все время как-то намекал, то ли его вывезли из России масоны, то ли опекают, то ли он их. Так вот, после 11 сентября американцы обратились к нему как к эксперту по терроризму (можно по этому судить, как они были растеряны), а он такого им наплел, что его назвали «врагом Америки». А про это узнал «Фонд эффективной политики» Глеба Павловского, и его позвали в Россию с лекциями. Раз враг Америки, то уж конечно наш друг.

И тут оказалось, что он – такой авторитет, что дух захватывает. В России все же дикий дефицит авторитетов. А он философ, он учился с Эвальдом Ильенковым, Александром Зиновьевым, Карлом Кантором, Георгием Щедровицким, работал в Институте востоковедения в секторе Рериха, соавтор Юрия Лотмана и Мераба Мамардашвили, и он был жив! Его – и на телевидение, и на радио, и публичные лекции, даже деньги за вход брали. Из лекций этих две книжки собралось, одна вообще «Теоретические проблемы корпоративного управления» (но он никогда-никогда ничем не управлял!), а вторая – «Размышляя о политике». Ну, отчасти он им отработал, фразы типа: «Вы же понимаете, что сейчас для думающего человека быть “антипутинцем” – смешно» – в интервью вставлял, а обратные высказывания – «как и “пропутинцем”» – они опускали. За это его примерно отчитала радиостанция «Свобода».

Но надо понимать, какого рода он был философом. В отличие от Ильенкова, Зиновьева или Лотмана, он ничего цельного не строил. Иногда выруливал на сущие банальности, иногда непонятно что говорил. Его даже легче изобразить, чем понять. Его некролог должен был бы звучать как-то так: «Умер Александр Пятигорский. Но что это – умер? Говоря, я хочу отдавать – и хочу чтобы отдавали вы – отчет (кому – себе в первую очередь) в смысле – не слова – смысле произнесения этого слова hic et nunc. Не кажется ли вам – нет, не кажется ли мне, что умер – предполагает не что он не жив, а то, что живы – вы, это слышащие, то есть вы от него отличаетесь. Но были ли вы – не тождественны, ненавижу это слово, – но хоть бы сходны? Даже тем, что живы? Были ли вы – “вами”, объединялись ли “ты” и “он” в “вы”? Я утверждаю – нет никакого “вы”, есть только “я”! В пределе никто не сходен ни с кем, быть – это не быть не собой. Твое небытие другим и небытие другого – суть границы твоего бытия. Но граница – барьер для атаки». И так далее. Никакой эффективной политики a` la` Павловский из этого не выстроишь, скорее это отменяет политическое действие вообще. Как сформулировал Алексей Нилогов в вопросе к нему в «Русском журнале»: «Своими публичными лекциями Вы вносите в наше антиинтеллектуальное пространство мыслительную суету». «Да, да, ажиотаж, – отвечает Пятигорский. – Но раз меня приглашают – я приезжаю. Не приглашают – не приезжаю. Так легче жить. Согласны?»

Однажды я обедал в Лондоне в индийском ресторане с одним антисемитом. Ему не нравился официант, и, глядя вслед его покачивающейся чалме, он бросил: «Еврей, наверное». Не очень понимаю, почему Пятигорский занимался буддизмом – это молчаливое направление ума, но повторю, он любил экзотические канвы, и я думаю, это надо числить по линии индусских евреев. Мне же кажется, он больше сродни не буддистам, а мужчинам, которые бесконечно спорят у синагоги и, подвергая сомнению каждое слово, каждый поворот, самим процессом сомнения переживают восторг своего бытия, своей способности мыслить, своей Б-гоизбранности. Это мышление, протекающее речью, рождает почти эротическое удовольствие от говорения. Ох как он любил говорить! Как здорово было его слушать – не читать, а именно слышать!

Наверное, он был великим философом, даже точно. А еще в Лондон он уехал с первенцем от первой жены, со второй беременной женой и с ребенком от нее, и еще там родил, и успел вывезти туда маму и папу (мы ездили к ним в Малаховку, помогали собираться), потом еще раз женился, и у него народилась куча внуков, и он прожил 81 год. И все закончилось ко всеобщему благополучию.

Только вот он умер.

Григорий Ревзин

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.