[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2009 ХЕШВАН 5770 – 11(211)
«К нам едет ревизор»?: Великая комедия на израильской сцене
Елена Тартаковская
Подход к классической драматургии в современном театре обычно опирается на сценическую традицию постановки того или иного произведения. Авторы спектакля следуют за традицией, продолжают ее, спорят с ней или опровергают, но, так или иначе, ведут с ней диалог.
В Израиле постановка классики является серьезной проблемой. Израиль – молодая страна, и, хотя история израильского театра началась еще до создания государства, театр на иврите – явление относительно недавнее, насчитывающее чуть больше ста лет. За эти годы лишь у считаного количества пьес выросла богатая сценическая история, с которой можно вести диалог. Самым ярким примером такой пьесы является «А-Дибук» С. Ан-ского1.
Эта ситуация объясняет и отсутствие определенной сценической традиции постановки русской классики вообще и «Ревизора» в частности. В целом сценическую историю «Ревизора» в Израиле можно рассматривать как процесс постепенной локализации сюжета, завершающийся «присвоением» сюжета и окончательным перенесением его на местную почву.
Прежде чем рассказать читателю о наиболее значительных постановках «Ревизора» в Израиле, я хочу привести краткий обзор сценической истории этой пьесы в русском театре, так как там можно наблюдать обратный процесс – стремление к наибольшему удалению сюжета от конкретных времени и места.
Сцена из спектакля «Ревизор» тель-авивского Камерного театра. 1950 год
Пьеса Гоголя «Ревизор» была написана в 1835 году. Те, кто прочитал ее тогда, увидели острую и актуальную сатиру на все слои российского общества, включая самые высшие. Сам Гоголь признавался, что его первоначальным замыслом было написать «общественную комедию», чтобы разом осмеять «все дурное, что есть в России». В многочисленных комментариях к «Ревизору» автор подчеркивал сатирическое значение комедии.
Но в 1846 году, находясь под влиянием религиозно-мистических настроений, Гоголь написал «Развязку “Ревизора”», в которой попытался раскрыть иной смысл своего произведения. В этой «пьесе после пьесы» писатель полностью отказался от сатирического значения «Ревизора» и дал ему новое толкование, согласно которому действие происходит не в реальном городе, а в душе человеческой, чиновники – это человеческие страсти, Хлестаков – ветреная совесть человечества, а ревизор, появляющийся в конце пьесы, – Высший суд, ожидающий каждого.
Это толкование вызвало резкое неприятие со стороны российской общественности, и при жизни Гоголя пьеса ни разу не была поставлена в соответствии с ее поздней трактовкой. В сценических интерпретациях пьесы в России XIX века подчеркивались, в основном, комические, реже – сатирические аспекты. Впрочем, у русского театра в период расцвета сценического реализма не было еще выработано эстетических средств для осуществления мистической или символической постановки.
Ситуация изменилась только в XX веке, с зарождением режиссерского театра. В течение 20‑х годов на сценах Москвы и Ленинграда создается несколько спектаклей, отступивших от сложившейся традиции постановок «Ревизора». Самыми значительными среди них можно считать постановки Станиславского во МХАТе с Михаилом Чеховым, явившим в роли Хлестакова «фантасмагорическое лицо, некий чудовищный гротеск»[1] (1921), Игоря Терентьева в Ленинградском доме печати (1926) и, конечно, знаменитый спектакль Мейерхольда 1926 года, который «выжал мощности поэтического, фантастического, гротескного в искусстве Гоголя»[2].
В период застоя в постановках «Ревизора» опять стал превалировать сатирический план, позволявший театру в завуалированном виде высказать критику в адрес властей, однако сразу после перестройки сатира уступила место более философским трактовкам. Постперестроечные постановки Гоголя в большинстве своем подчеркивали универсальный, обобщающий смысл комедии, удаляясь при этом от конкретики в обозначении времени и места действия. Ностальгические, мистические или даже трагические аспекты «Ревизора» интересовали режиссеров больше, чем комические и сатирические стороны пьесы.
В сравнении с тем, что происходит с комедией Гоголя в русском театре, сценическая история пьесы в Израиле выглядит совершенно иначе.
Первая постановка «Ревизора» на иврите состоялась в 1935 году в театре «Габима». Перевел пьесу Авраам Шлёнский, лучший в то время переводчик классики, в основном русской. Режиссером спектакля был Цви Фридланд, художником-постановщиком – Михаэль Шмидт. Создатели спектакля поставили своей целью реконструировать на сцене время и место действия, то есть российскую провинцию XIX века. Это выражалось не только в декорациях и костюмах, но и в стиле актерской игры. «Достоверные персонажи, живая человеческая речь и подлинные жизненные картины»[3] – так охарактеризовал общий стиль спектакля один из критиков.
Но эта достоверность стала и одной из причин непопулярности спектакля – происходящее в нем никак не задевало зрителя, живущего в Палестине в 30‑х годах XX века. Единственным достоинством постановки критики называли роль Городничего в исполнении старейшего актера «Габимы» Йеошуа Бертонова: Бертонов пытался затронуть более глубокие смысловые слои гоголевской пьесы и представил Городничего как «серьезную трагическую фигуру»[4]. Но публика еще не была готова воспринять трагизм пьесы, которую принято считать комедией. Вероятно, в этом кроется еще одна причина неуспеха спектакля.
Сцена из спектакля «Ревизор» тель-авивского Камерного театра. 1978 год
Вторая попытка поставить пьесу Гоголя в Израиле состоялась лишь пятнадцать лет спустя, в 1950 году, на сцене тель-авивского Камерного театра. Камерный театр был основан в 1944 году группой молодых актеров как художественная и идеологическая альтернатива «Габиме» и другим существовавшим в то время в Тель-Авиве театрам, которые состояли большей частью из выходцев из России и считались проводниками русской театральной традиции. Эта традиция подразумевала реалистический репертуар, тяжелый, полный пафоса стиль речи с обязательным русским акцентом, а также нежелание принимать в труппу актеров, воспитанных в иной театральной культуре. Если «Габима» обращалась к старшему поколению зрителей, большая часть жизни которых прошла в городах и местечках Российской империи, то новый театр был предназначен для молодой публики, выросшей в совершенно иных условиях. Новаторство Камерного сказывалось и в репертуаре (в основном, европейская и американская классика и современная драма), и в актерской игре, гораздо более раскрепощенной, и в речевом стиле, близком к разговорному языку молодежи.
Несмотря на коренные различия между двумя театрами, подход к постановке «Ревизора» в Камерном был во многом схож с подходом «Габимы» пятнадцатилетней давности. Начнем с того, что и на этот раз театр обратился к переводу Шлёнского. Кроме того, на постановку спектакля был специально приглашен из-за рубежа Петр Шаров – режиссер российского происхождения, сформировавшийся, как и режиссер габимовского «Ревизора» Цви Фридланд, в стенах Московского художественного театра. Шаров, в свою очередь, использовал в постановке эскизы Мстислава Добужинского, который в 1921 году оформлял постановку «Ревизора» во МХАТе. Можно предположить, что, приглашая для работы над русской классической пьесой постановщиков российского происхождения, руководители Камерного театра предполагали получить спектакль, продолжающий русскую театральную традицию.
Но результат получился иным, и основные различия были даже не в постановочных решениях, а в восприятии пьесы публикой, сильно изменившейся за прошедшие годы.
Несмотря на заявленное в программке намерение режиссера отойти от любого вида «локализации» – как российской, так и израильской – и подчеркнуть универсальное значение пьесы, большая часть критиков и зрителей увидели в спектакле злободневную сатиру, пришедшуюся ко времени и к месту. Дело в том, что за прошедшее с габимовской премьеры время не только сменилось поколение зрителей, но и произошло важнейшее политическое событие – образование в 1948 году Государства Израиль. В первый раз гоголевскую комедию ставили в Палестине, находившейся под британским мандатом, и, хотя бюрократия и коррупция, конечно, существовали, они не были в центре внимания еврейской общины. Создание государства довольно быстро повлекло за собой формирование своего чиновничества и, следовательно, развитие своих бюрократии и коррупции. Критика этих явлений тоже не заставила себя ждать, их обсуждение занимало немало места в израильской прессе, поэтому и в «Ревизоре» зрителям бросались в глаза именно социально-политические, а не философско-психологические аспекты.
Начиная со спектакля в Камерном театре, восприятие актуальной, сатирической стороны гоголевской комедии стало основной тенденцией в понимании пьесы критикой и публикой. Даже когда в замыслах театра было подчеркнуть аллегорические аспекты «Ревизора» и оставить в тени все злободневное, зритель все равно воспринимал лишь то, что вызывало ассоциацию с конкретными местными реалиями. Поэтому можно считать, что именно с этого спектакля начался процесс локализации сюжета «Ревизора», то есть постепенного приближения его к местным реалиям.
Прошло еще пятнадцать лет, прежде чем в 1965 году Ниссим Алони, один из наиболее значительных драматургов и режиссеров Израиля, представил свою версию «Ревизора» в собственном театре-антрепризе «Онот» («Сезоны»). На сей раз гоголевская комедия была поставлена в жанре мюзикла. Куплеты были заказаны популярному поэту-песеннику Хаиму Хеферу, а музыка – эстрадному композитору Дову Зельцеру. Алони переработал перевод «Ревизора», «сделав язык пьесы более доступным для уха современного зрителя»[5]. Такой язык повлиял и на актерский подход к гоголевским персонажам. Исполнитель роли Хлестакова, популярный актер и певец Йоси Банай, заявил в одном из интервью: «Мой ревизор – сабра»[6].
Цель постановки была явно коммерческой: «Ревизор» призван был привлечь широкую публику, наполнить кассу и тем самым спасти театр от закрытия. Театр «Онот», руководители которого в начале пути ставили перед собой высокие художественные задачи, на третий год своего существования находился на грани банкротства и прибег к «компромиссу» в виде постановки «Ревизора» в жанре мюзикла. В период работы над спектаклем режиссера спросили: «Нуждается ли Гоголь в украшении куплетами?» «Гоголь – нет, – ответил Алони. – Касса – да»[7].
Результатом компромисса был полный провал – и коммерческий, и художественный. Высокая стоимость спектакля, призванного спасти театр, привела на самом деле к его окончательному закрытию.
Критика тоже не приняла спектакль. Большинство отзывов были отрицательными. Алони обвиняли в легковесности и излишней развлекательности, не подходящих для произведения Гоголя. Критики утверждали, что пьеса Гоголя – это «сатирическая комедия, а не фарс. Убрать из пьесы все, что связано с Россией XIX века, и вместо этого одеть ее в современные одежды и заставить говорить и петь на современном сленге можно только в том случае, если хотят превратить ее в пародию»[8].
В отношении критики к постановке можно заметить все то же стереотипное восприятие Гоголя исключительно как сатирика.
Интересно отметить, что, вспоминая о спектакле театра «Онот» спустя годы, те же критики смягчили свое отношение и стали объяснять его провал тем, что спектакль был «слишком хорош». С особенной ностальгией вспоминались исполнители главных ролей Йосеф Банай (Хлестаков) и Авнер Хизкияу (Городничий), которые, начав свою карьеру в 50‑х и 60‑х годах, в течение еще долгих лет оставались ведущими актерами израильского театра. Так или иначе, но спектакль театра «Онот» послужил очередной ступенью в процессе локализации «Ревизора».
До 1974 года все постановки гоголевского «Ревизора» сохраняли оригинальное название пьесы, хотя на иврит эта должность переводится как «мевакер». В 1974 году Хайфский городской театр называет свой спектакль по пьесе Гоголя «Мевакер а‑медина» («Государственный контролер»). Смена названия неслучайна: спектакль был поставлен в обстановке общественного смятения, охватившего страну после войны Судного дня. Напомню, что обстоятельства этой войны и последовавшие за ней общественные волнения привели к отставке левого правительства Голды Меир и к приходу в 1977 году к власти правого лагеря во главе с Менахемом Бегином.
На этот раз переводчиком пьесы стал известный писатель Яков Шабтай, режиссером – Эдна Шавит, художниками – Эдна Шавит и Гила Лахат. «Эдна Шавит придерживается своей линии в прочтении пьесы, не слишком оригинальной, но для Израиля новой: линии крайнего, пугающего гротеска, на грани сюрреализма»[9], – писали критики. Гротеск воспринимался как средство еще большей актуализации пьесы, которое не оставит у зрителя сомнений – речь идет о конкретном событии – недавно завершившейся кровопролитной войне, заставшей страну врасплох и приведшей к большим человеческим потерям и кризису власти: «Ревизор, заставший нас в “неглиже”, – это… война Судного дня»[10]. Таким образом, спектакль Хайфского театра и новым названием, и переводом, и, конечно, постановочными средствами еще более приблизил пьесу Гоголя к израильской реальности.
В своей второй версии гоголевской пьесы (1978) Камерный театр воспользовался переводом Якова Шабтая, оформить спектакль пригласили художника Йосефа Карла, а постановщиком был режиссер Шмуэль Буним, который заявил что, по его мнению, «Ревизор» – «самая современная пьеса из всех написанных до сего дня на русском языке». Гоголя режиссер назвал «модернистом, революционером, выражающим самую суть человеческой души», а также «отцом театра абсурда, повлиявшим на Беккета, Мрожека и Пинтера»[11].
Буним хотел поставить «Ревизора» как абсурдистскую пьесу, говорящую о невременном, универсальном в человеческой душе, а не о конкретных жителях Израиля 1978 года. Подход режиссера свидетельствует о гораздо более многоплановом прочтении пьесы Гоголя, чем принятое на тот момент в израильском театре.
Однако режиссеру не удалось убедить актеров в правомерности такой интерпретации, они выглядели на сцене «как странного вида марионетки», на лицах которых как будто было написано: «Я против такой режиссуры»[12]. Спектакль отталкивал публику «вульгарностью и пессимистичностью». Единственное достоинство, которое критики нашли в «Ревизоре» Бунима, – это его… злободневность: «В дни, когда проводятся выборы в местные органы власти, сатирическая комедия Гоголя приобретает дополнительную актуальность»[13]. Можно только удивляться, каким образом рецензентам удалось найти связь между событиями пьесы и конкретной повесткой дня, даже когда спектакль не давал для этого никаких оснований. Таким образом, процесс локализации продолжался, в данном случае вопреки замыслу режиссера.
Сцена из спектакля «Государственный контролер». Театр «Габима». 2005 год
Этот процесс достиг своего апогея в 1994 году, когда на сцене Камерного театра появился спектакль «Мевакер а-медина» («Государственный контролер»). Теперь это был не перевод, а самостоятельная пьеса израильского драматурга Илана Хацора, написанная по мотивам гоголевского «Ревизора». То есть в данном случае авторы спектакля сознательно пошли по пути максимальной локализации сюжета. Действие пьесы происходит в некоем городке на юге Израиля. Мэр города собирает своих подчиненных и объявляет им о намечающейся ревизии. Все в панике. В это время два друга-полицейских (израильский вариант Бобчинского и Добчинского) сообщают, что встретили в местной гостинице подозрительного субъекта, одетого по моде центра страны и не желающего платить по счетам. Остальное – известно.
Пьеса написана на современном разговорном иврите, с большим юмором, с использованием сленга и «острых» выражений. В ней затрагиваются проблемы, хорошо знакомые всем израильтянам: коррупция, сплетни, протекционизм, провинциализм и другие, – но проблемы эти представлены не аллегорически, не в обобщенном виде, а очень конкретно и узнаваемо. По всему тексту рассыпаны приметы Израиля 90‑х годов. Например, пьеса начинается с открытия в городке нового торгового центра, мэр города занят предвыборной кампанией, его супруга ведет себя как «типичная марокканская матрона» и т. п.
В целом можно сказать, что произведение Илана Хацора представляет собой настоящую сатирическую комедию, острую и злободневную. Спектакль поставил Илан Ронен, тогда подающий надежды молодой режиссер Камерного театра, оформила его художница Рут Дар, а роли были распределены среди лучших актеров театра, известных зрителям также по кино и телевидению.
Все эти составляющие привели к необычайному успеху спектакля, причем как у зрителя, так и у критиков.
Комедия продержалась в репертуаре почти пять лет – невиданный срок для израильского театра, а после снятия ее со сцены Илан Хацор написал сценарий, и вскоре на телеэкраны вышел телесериал на тот же сюжет, с тем же названием, с теми же, полюбившимися публике, персонажами в исполнении, в основном, тех же актеров.
Но это еще не все. В 2004 году Илан Ронен, ставший к тому времени художественным руководителем Национального театра «Габима», возобновил спектакль по пьесе Хацора с небольшими изменениями, связанными с приметами нового времени. На главные роли опять были приглашены звезды кино и телевидения, и успех опять не заставил себя ждать. Спектакль продержался два года с аншлагами и был снят с репертуара только из-за ремонта здания.
Каковы же причины столь феноменального успеха и какое отношение ко всему этому имеет Гоголь, неизменно упоминавшийся в программках обоих спектаклей?
Илан Хацор так объяснил необходимость «перелицовки» Гоголя на израильский лад: «Гоголь – классический драматург, но содержание его пьес ничего не говорит нам, израильтянам. Мы гораздо изощреннее персонажей Гоголя. Они слишком наивны по сравнению с израильскими коррупционерами… Русская провинция не знакома нашему зрителю и поэтому не смешит его. У нас провинцией считается все, что южнее или севернее Тель-Авива, но на самом деле мы все – провинция Соединенных Штатов»[14].
Однако анализ сценической истории «Ревизора» в Израиле позволяет выявить более глубокие корни такого свободного отношения израильского театра к классике вообще и к гоголевской комедии в частности. В течение шестидесяти лет израильский театр безуспешно пытался освоить различные аспекты гоголевской пьесы, но в результате сталкивался с неприятием критики и публики, не желавших видеть в «Ревизоре» ничего, кроме сатиры на местные нравы. Такое восприятие постепенно, шаг за шагом, приближало место действия пьесы к конкретной реальности за порогом театра и сужало ее универсальный мир до пределов небольшой провинции. В конце концов в спектакле «Мевакер а-медина» произошло полнейшее слияние ожиданий публики с намерениями театра и состоялось окончательное присвоение сюжета «Ревизора» израильским театром и израильским обществом в целом.
Только когда классический сюжет был вырван из родной почвы и пересажен в другие место и время, он стал понятен, близок и интересен израильскому обществу, стал «своим» для него. И только тогда к «Ревизору» пришел успех. Но составной частью этого успеха, наряду с художественными качествами пьесы Илана Хацора, являлось и имя Гоголя, подчеркивающее причастность к классике и придававшее пьесе и спектаклю дополнительную культурную ценность.
Нет сомнения, что такой подход к классике, который был выработан в процессе работы над пьесой и спектаклем «Мевакер а-медина», может быть очень успешным и чрезвычайно выгодным, и это быстро поняли как в Камерном, так и в других театрах. В последние годы на израильской сцене состоялись пересадки на местную почву «Лисистраты» Аристофана («Лисистрата-2000», 2001), «Вольпоне» Бена Джонсона («Господин Вольф», 1997), мольеровского «Тартюфа» («Рав Камеа», 2001) и других классических произведений.
Вместе с тем последняя постановка «Ревизора» на израильской сцене свидетельствует и об обратном процессе: о возвращении к первичным классическим формам, позволяющим обратиться к глубинному смыслу пьесы. Постановка состоялась в 2006 году, в маленьком зале экспериментального театра «Тмуна» («Картинка»). Постановщик – молодой режиссер Ишай Карни-Экхауз – увидел свою цель в том, чтобы вернуть израильскому зрителю гоголевскую комедию как она есть. Для своего спектакля он заказал новый перевод – без сокращений, без «гебраизмов», без сленга, как можно более приближенный к языку оригинала (переводчик Рои Хен). Спектакль шел в декорациях и костюмах, стилизованных под Россию XIX века (художник Керен Юваль). В какой-то мере спектакль был даже слишком консервативен, но такова была принципиальная позиция постановщика, вызванная неприятием того, что произошло с пьесой на больших сценах. Конечно, такая принципиальность имела свою цену: спектакль прошел почти незамеченным ни критикой, ни широкой публикой, хотя у него и имелся свой, очень небольшой, круг почитателей.
Подводя итоги, следует отметить, что, если во многих российских современных постановках пьесы бросается в глаза стремление к наибольшему удалению сюжета от конкретного хронотопа в пользу обобщения и абстрактизации сюжета, израильский театр движется в противоположном направлении. От спектакля к спектаклю усиливается локализация сюжета, то есть его принадлежность конкретным времени, месту и проблематике, пока не доходит до кульминации в виде полного и окончательного присвоения сюжета.
Разница в подходах объясняется значительными различиями, существующими как в истории, общественной жизни и настроениях, царящих в России и Израиле, так и в путях развития театральной культуры двух стран. Театральной культуре с богатой традицией, доказавшей свою состоятельность далеко за пределами своей страны, легче позволить себе отход от узконациональных проблем в сторону проблем универсальных, тем более что это направление приветствуется и большей частью публики и критики. А молодая театральная культура, еще не сформировавшая свой оригинальный облик, к тому же принадлежащая маленькой, в чем-то провинциальной стране, находящейся в ситуации выживания, обращение к универсальной проблематике считает излишней роскошью. Израильское общество слишком зациклено на собственных проблемах, и потому постановки, не затрагивающие этих проблем, не пользуются успехом. И это касается не только постановок Гоголя.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Чехов М. Литературное наследие. М., 1995. Т. 2. С. 473.
[2] Козинцев Г. Собрание сочинений в 5‑ти томах. Л., 1983. Т. 3. С. 415–416.
[3] Рецензия напечатана в газете «А-Поэль а-цаир» в 1935 году.
[4] Там же.
[5] Коль а-ам. 3.09.1965.
[6] Маарив. 13.08.1965. «Саброй» в Израиле называют человека, родившегося в стране и воспитывавшегося на местной культуре.
[7] Двар а-шавуа. 6.08.1965.
[8] Ури Рапп. Гоголь тель-авивского разлива. 1965. Вырезка без указания названия газеты и точной даты хранится в Театральном архиве Тель-Авивского университета.
[9] Давар. 21.01.1974.
[10] А-мишмар. 16.06.1974.
[11] Едиот Ахронот. 10.11.1978.
[12] А-арец. 20.11.1978.
[13] Д‑р Эмиль Ферштейн. «Ревизор» в Камерном театре. 1978. Вырезка без указания названия газеты и точной даты хранится в Театральном архиве Тель-Авивского университета.
[14] Любич Т. Интервью с Иланом Хацором // Маарив. 31.12.1993.