[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2009 ТИШРЕЙ 5770 – 10(210)
ПРОЩАЙ, СВОБОДНАЯ СТИХИЯ!
Евгений Голубовский
Припомнить те давние времена меня побудила составленная Александром Рапопортом и вышедшая не так давно в Москве антология «Одесса в русской поэзии», где приведено одесское стихотворение Иосифа Бродского. Читатели знают, что вынесенная в заголовок хрестоматийная строка – начало элегии Александра Пушкина «К морю». Как одну из самых трагических в русской поэзии переосмыслил и процитировал ее И. Бродский в стихах «У памятника Пушкину в Одессе». Биография Бродского уже пишется. Издана книга Льва Лосева в «ЖЗЛ», два тома интервью И. Бродского, множество мемуарных свидетельств. Надеюсь, не обойдут вниманием историки литературы и короткую одесскую страницу, ведь именно в нашем городе поэт ощутил острую, я бы сказал, пушкинскую тоску по свободе…
Мне довелось видеть Иосифа Бродского в Одессе. В один из холодных мартовских дней 1971 года позвонил одесский, а ныне американский поэт Леонид Мак.
В Одессе Бродский. Сегодня будет в гостях у художника Стрельникова. Приходите, надеюсь, почитает стихи.
Благодаря самиздатскому «Синтаксису», который дарил мне основатель журнала Алик Гинзбург, и нашим ленинградским приятелям, передававшим в Одессу машинописные листки со стихами Иосифа Бродского, я к тому времени уже знал и любил его поэзию. Кроме того, в Одессу нередко наведывался Евгений Рейн. Однажды в доме общих знакомых я провел вечер в его компании, Рейн самозабвенно читал стихи поэта, в частности пронзительный «Рождественский романс».
К Стрельникову Бродский опоздал примерно на час, пришел вместе с Леней Маком и художницей Ритой Жарковой, женой художника Александра Ануфриева (в их доме в 60‑х годах формировался «второй одесский авангард» – нонконформизм). Был неразговорчив и угрюм. Сел в дальнем углу большого стола, налил стакан красного вина (все мы тогда пили недорогое и неплохое одесское «Шабское»), молча, не вслушиваясь в разговор, пил. Беседа, начатая до его прихода, продолжалась. Мак тихо пре-дупредил, что у Иосифа неприятности, стихи он вряд ли будет читать. Так и случилось. В разговор он со временем вступил, смотрел картины Алексея, но с бо́льшим интересом этюды его отца Владимира Владимировича Стрельникова – тонкого живописца, продолжателя южнорусского импрессионизма.
Вскоре я узнал: в тот день Бродскому велено было покинуть Одессу. Как Пушкину в 1824 году…
Много позже я провел собственное «журналистское расследование».
Леня Мак знал, что после ссылки Бродский в Питере (Мак, учившийся в Ленинградском университете, только так называл город на Неве) не получает даже переводческой работы и живет впроголодь. А на Одесской киностудии запускали фильм «Поезд в далекий август» об ушедших в катакомбы партизанах в годы немецкой оккупации города. Искали актеров. Леня к тому времени был помощником режиссера и, увидев фото секретаря одесского горкома Гуревича, руководившего подпольем, поразился его сходству с Бродским. Уговорил создателей фильма пригласить поэта на пробы.
Режиссер фильма Вадим Лысенко рассказывал:
– Сходство было необычайное. Большой, мощный, плечистый. Мы лишь побрили его наголо и утвердили на роль. Понимали: афишировать, что это «тот самый» опальный Бродский, не следует. Благо, фамилия распространенная, придумали ему «легенду»: студент, выпускник ленинградского театрального института, первая роль в кино. Отсняли практически весь материал с его участием. И вдруг меня вызывают в Киев, в республиканский Комитет кинематографии. «Уничтожить все кадры с участием Бродского, все переснять». Я чуть не плачу: это же сотни метров пленки, актеры разъехались, фильм не успеет к юбилею! Со мной даже не стали разговаривать: «Иначе фильм закроем. А Бродского – немедленно в Ленинград».
В тот день, когда Бродскому пришло это известие, мы и встретились. Кто «настучал» – загадка и сегодня.
Мои попытки найти в музее киностудии «пробы» Бродского успехом не увенчались. Фотоальбомы есть, но Иосифа Александровича в них нет. «Все, как видно, изъяли». Но все же, все же…
Оператор фильма Леонид Бурлака рассказал:
– Мы посоветовались с Вадимом и решили обмануть начальство. Все переснять было невозможно. Актера мы нашли похожего уже на Бродского и пересняли только крупные планы, где Бродский на экране один. А в групповых сценах, где он лишь мелькает, виден в профиль, решили тайно оставить кадры с Бродским.
После долгих поисков Леонид Бурлака нашел мне фотокадр, где снято заседание Военного совета Приморской армии, первый слева на нем −– Иосиф Бродский.
Конечно, пребывание поэта в Одессе не ограничилось участием в съемках фильма. Леня Мак, собравший нас на встречу с Бродским в квартире А. Стрельникова, должен был обеспечить «инкогнито из Петербурга» жильем на две недели съемок. Не поселять же его в общежитии киностудии, знаменитом «Курьяже», где все буквально всё знали друг о друге. Своим названием «Курьяж» обязан «Педагогической поэме» А. Макаренко, в нем жили в 1950‑х – начале 1960‑х годов молодые тогда М. Хуциев, П. Тодоровский, Ф. Миронер, позднее там гостил В. Высоцкий – это было веселое, яркое, творческое сообщество, хотя, как в любой богемной среде, там были и свои трагедии, а не только розыгрыши. Сегодня его уже нет, вспоминают о нем как о легенде Одесской киностудии.
Иосиф Бродский. 1970-е годы
Леня Мак попросил Риту Жаркову подыскать пригодную для жилья мастерскую и показать Иосифу работы «неофициальных» одесских живописцев, поводить по Одессе, чтобы он почувствовал атмосферу города. Предоставить Бродскому мастерскую согласился Лев Межберг, замечательный одесский художник. Позднее, когда Межберг уедет в Нью-Йорк, он и там будет общаться с поэтом. А Рита Жаркова, вернувшись из США, рассказывала о нью-йоркской встрече с Бродским, о том, как они вспоминали и шабское вино, и солнечную живопись одесских художников, и улочки Молдаванки, и Приморский бульвар с памятниками Ришелье и Пушкину, который Бродский воспринял как знак Одессы, смысловой ключ города…
Приглашение на Одесскую киностудию, изгнание с киностудии…
Если бы лишь этим актом «несвободы», надзора и преследования окончилось пребывание Иосифа Бродского в Одессе, то и тогда оно бы вошло в биографию нашего города. Как и пребывание в Одессе Булата Окуджавы, сценарий которого «зарубили» на киностудии, или Александра Галича, которого здесь, на Садовой улице, оскорбили настолько, что это стало темой его неоконченного романа… Печальные страницы. Но и о них нужно знать.
Во многой мудрости много печали. Возможно, если б не этот эпизод, не написал бы Иосиф Бродский пронзительное стихотворение «У памятника Пушкину в Одессе». Его Бродский не включал в ранние сборники, вошло оно лишь в последний составленный им, вышедший через десять дней после смерти автора томик «Пейзаж с наводнением». Все стихи книги читаются как завещание великого поэта. И среди них это стихотворение – перекличка с Пушкиным, где он, вослед гению России, осознал трагизм строки «Прощай, свободная стихия!».
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический
журнал и издательство.