«ЕСЛИ БЫ Я ТОРГОВАЛ ГРОБАМИ

[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2009 ЭЛУЛ 5769 – 9(209)

«Если бы я торговал гробами...»

Биография рабби авраама бен меира ибн-эзры

Меир Левинов

Статья, предлагаемая вниманию читателей, является одним из предисловий к выходящему в серии «БЕТ: библиотека еврейских текстов» изданию памятника XII века – астрологического трактата «Начало мудрости» и авторских комментариев к нему («Книга обоснований») поэта, философа, астролога и комментатора Танаха Авраама Ибн-Эзры.

Издание представляет собой результат длительной работы коллектива переводчиков и исследователей Института перевода еврейских текстов и, помимо первого полного перевода трактатов Ибн-Эзры с иврита на русский, содержит значительный справочный аппарат.

Начальный лист толкования книги Шмот в комментарии Авраама Ибн-Эзры к Торе. Неаполь. 1488 год

О частной жизни рабби Авраама, сына Меира из рода Ибн-Эзра, который называл себя «Рожденным без звезды», известно до обидного мало [1]. Точный год рождения рабби Авраама, сына Меира из рода Ибн-Эзра, неизвестен, родился он между 1089 и 1093 годами в мусульманском королевстве Сарагоса, в городе Тудела, что на реке Эбро. В то время это была мощная крепость, мусульманский форпост, защищавший северную границу от христианских королей Наварры и Арагона. Еврейская община Туделы проживала отдельно в еврейском районе, называемом джудерия [2], и занималась обычными для испанских евреев ремеслами: были там кожевенники, золотых дел мастера, торговцы. Как и всюду в Испании, много внимания уделялось воспитанию детей: «Каждые пятнадцать семей обязаны содержать учителя для обучения детей Писанию»[3]. О том, что образование в еврейской общине Туделы было поставлено блестяще, можно судить по числу великих людей, которые родились и получили воспитание в этом городе. В первую очередь следует упомянуть старшего современника Ибн-Эзры, философа и величайшего еврейского поэта Средних веков рабби Йеуду Галеви (ок. 1075–1141). Оттуда же вышел рабби Биньямин из Туделы, оставивший прекрасные записи о своем путешествии на Восток во второй половине XII века. Там провел детство один из величайших каббалистов, рабби Авраам Абулафия (1240 – после 1291). Именно Тудела была родовым гнездом рода Шапрут и рода Минир, в каждом поколении поставлявших еврейскому миру гениев. Всех выходцев из Туделы отличают глубокие знания не только в Торе, но и в светских науках. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать Сефер а-кузари Йеуды Галеви, который, прекрасно зная философию, свободно ориентировался также в астрономии и филологии. Непонятной особенностью уроженцев Туделы была тяга к странствиям. Когда мы читаем биографии выходцев из этого города, в глазах начинает рябить от названий городов и стран, куда их заносило. Собственно, Авраам Ибн-Эзра и есть в высшей степени туделец: поэт, астроном, астролог, математик Б-жьей милостью. Бродяга, чьи переезды с места на место попросту необъяснимы.

О родителях рабби Авраама ничего не известно, кроме того, что они дали сыну блестящее образование. Обладая обширными познаниями в Танахе и еврейских науках, что было естественно для всей образованной части еврейской Испании, он также отлично ориентировался в современной ему философии, великолепно знал астрономию и тесно связанную с ней в те времена астрологию. Ибн-Эзра отличался широкими познаниями в математике, его учебник по арифметике «Книга числа», где он изложил принятую сегодня десятичную запись числа, немало способствовал распространению этой системы в еврейской общине Испании, а затем и в христианской Европе. А так называемая задача Ибн-Эзры занимает школьников вплоть до нашего времени [4]. Числа он любил с нежностью математика – в одном из своих трудов он даже посвятил каждой из цифр по стихотворению. В своих трудах он часто неожиданно сбивается на сложные арифметические расчеты, и создается впечатление, что просто из любви к ним. Не исключено, что у него было еще и медицинское образование, но как врач он никогда не практиковал.

В 1115 году, когда рабби Аврааму было около 25 лет, Альфонс I, король Арагона и Наварры, покорил Туделу, изрядно напугав этим еврейскую общину. Король сумел удержать евреев в городе, только письменно пожаловав им права автономии. Впрочем, сам рабби Авраам, кажется, в то время уже давно оставил Туделу, отправившись с севера Испании на юг. Куда и зачем, сказать трудно. В какой-то момент мы обнаруживаем его в Кордове. Очевидно, что он не бежал от политических или религиозных преследований, потому что в ту эпоху в Испании продолжалась война между христианскими и мусульманскими правителями, города и государства переходили из рук в руки, так что политического покоя в Испании было не найти в принципе. В религиозном отношении евреям было в то время достаточно безразлично, под чьей властью находиться, – и христиане, и мусульмане были одинаково неласковы, но все же в меру терпимы к евреям. Судя по стихам Ибн-Эзры, он очень любил Испанию: «Я буду печален, оставив Испанию», – напишет он позже. Да и в годы скитаний он для всех так и оставался р. Авраамом-испанцем. До пятидесяти лет он переходил из одного испанского города в другой, нигде надолго не задерживаясь. Не очень понятно, что он искал. Он мог легко обрести покой и найти пропитание в любой общине, хотя бы как уважаемый учитель, и все же ему не сиделось на месте. Состоятельным человеком он не был, но в то же время в испанский период его жизни мы не находим жалоб на бедствия и бедность. Чем он зарабатывал на жизнь, нам неизвестно. Можно предположить, что он пытался заниматься торговлей, но результаты заведомо не были блестящими.

Около 1140 года Ибн-Эзра, которому было в то время более пятидесяти лет, оставил Испанию, и начались его скитания. Причины поступка неясны: до начала серьезных бед еврейских общин Испании, связанных с вторжением Альмохадов из Африки в 1163 году, пройдут еще годы. В одном из своих писем Ибн-Эзра пишет, что вынужден был оставить Испанию «...из-за преследователей». Очевидно, речь идет не о политических или религиозных преследованиях, и можно предположить, что имеются в виду какие-то финансовые неурядицы, для Ибн-Эзры совершенно естественные и органичные, ведь он был идеальным примером умного человека, совершенно не способного к финансовой деятельности.

Король Альфонсо I. Франсиско Прадилла

Подобно тому как мы ничего не знаем о родителях Ибн-Эзры, почти нет и сведений о его семейной жизни. Известно, что он был женат. Известно, что у него был сын Ицхак, знаменитый поэт, может быть даже превосходивший отца поэтическим талантом, – все же стихи рабби Авраама при всей своей легкости слишком «умны». Исследователям приходится прибегать к ненадежным интерпретациям текстов Ибн-Эзры, чтобы извлечь из них какую-то информацию о его семье. Согласно распространенной легенде, он был женат на дочери Йеуды Галеви, но это вряд ли соответствует действительности, хотя бы потому, что Ицхака Ибн-Эзру никогда не считали внуком Йеуды Галеви. Утверждается, что у рабби Авраама было пять детей. Доказательством тому служат слова комментария к Пятикнижию: «Тот, кто знает время зачатия, может вычислить срок родов, а кто знает время рождения, может вычислить срок зачатия. Формула испытана древними, и я сам пять раз проверял ее»[5]. Из этого утверждения делается вывод, что у Ибн-Эзры было пять детей – по числу проверок. Может быть, и правда, что, кроме Ицхака, у него были другие дети – в стихах он называет своего сына «сохранившимся угольком, утешением старости», откуда можно заключить, что другие дети не выжили.

К моменту, когда Ибн-Эзра оставил Испанию, у него уже не было жены, а его сын Ицхак, покинув Испанию, не последовал в Европу с отцом, а отправился на Восток, сопровождая рабби Йеуду Галеви в его последнем путешествии. Вначале Ицхак поселился в Каире. Потом мы находим его в Багдаде на должности секретаря придворного врача. Здесь он переходит в ислам, но, кажется, лишь для видимости. Через некоторое время он возвращается в лоно иудаизма и пишет стихи: «Никогда в жизни не ел падали! / Если сумасшедший называет себя пророком, / провозглашу это в начале каждой молитвы. / Уста произнесут, а сердце ответит: / Лжешь ты! Ничтожно свидетельство твое! / Я уже вернулся под крылья Б-га! / И у Тебя, Б-же, прошу прощения». Умер он еще при жизни отца, в 1163 году. Опубликовано всего с десяток его стихов – блестящие, легкие, но их так мало!

С Йеудой Галеви Ибн-Эзру связывала тесная дружба. Они родились в одном городе, вместе жили потом в Кордове. Легенды, как уже говорилось, упорно пытаются связать их родственными узами. Иногда их объявляют сыновьями родных сестер, то есть двоюродными братьями, или пытаются объединить их еще как-либо. Иногда легенды пытаются выдать дочь рабби Йеуды Галеви за сына рабби Авраама, раз уж не удается женить на ней его самого. Связь между двумя поэтами была действительно глубока; великий спорщик Ибн-Эзра, не признающий никаких авторитетов, в своем комментарии к Танаху только с Йеудой Галеви никогда не спорит, а цитирует десятки раз и всегда с большим почтением. После смерти друга он в стихах описал, как рабби Йеуда Галеви пришел к нему во сне и пригласил: «Приходи, вместе будем петь, вместе будем покоиться в земле. Что тебе бродить в одиночестве?!» Собственно, и Испанию они оставили одновременно, но разошлись в разные стороны: Йеуда Галеви отплыл в Святую землю в сопровождении сына рабби Авраама, а сам рабби Авраам Ибн-Эзра отправился в Италию.

Итак, начался двадцатипятилетний период скитаний Ибн-Эзры и одновременно период активной литературной деятельности. В Испании он, похоже, писал только стихи, по крайней мере, нам не известны другие его произведения этого периода. Покинув любимую Испанию, он практически сразу же приступил к комментаторской деятельности. Первую из своих книг, комментарии к книге Коелет, он открывает стихами:

Остался как лист гонимый,

От Испании-родины отлученный,

И в Рим отправился с душою смятенной.

Далее он, предваряя книгу, просит «извинить за все погрешности» и надеется «искупить все ошибки». Заметно, что стиль автора еще не устоялся. Резкость и четкость придут позже. Пока есть множество длиннот и отступлений, но едкость и готовность поспорить уже просматриваются. В Риме он выполнил перевод с арабского на иврит трех книг крупного еврейского грамматика Ибн-Хаюджа, а также написал собственную книгу по грамматике иврита Маозней лашон а-кодеш («Весы священного языка»). Из Рима он отправился в странствия, скитаясь непонятно где. Точно известно, что он добрался до Алжира, – есть письменные свидетельства тех, кто его там встречал. Кажется, побывал в Багдаде. По легенде, добрался до самой Индии, но последнее не находит подтверждений.

Через несколько лет мы вновь обнаруживаем его в Риме, где он жил недолго и вскоре переехал в Салерно на юго-западе Италии. В Салерно, он, кажется, собрался прочно обосноваться, но это ему не удалось, потому что в городе в те годы жил рабби Ицхак бен Малкицедек, известный комментатор Мишны и большой знаток Талмуда, прибывший туда из Греции. Хотя жители города, похоже, и признавали познания рабби Авраама в светских науках, они сочли, что он уступает их мудрецу в знании священных предметов. В результате Ибн-Эзра переселился на север Италии, в Мантую, оставив жителям Салерно на память стихи: «В Италии нет почтения. / Освистывают всех мудрецов / из страны чужой. / А если прискачет греческий кузнечик, / вознесется над всеми, / оседлает всех / и будет в гигантах ходить. / А талантливые люди, / знающие Писание, / у этих в рубищах ходят, / и все это молча сносят».

Рисунок Хосе Хoакина Монторо Сагасти: предполагаемый вид мусульманской Туделы с крепостью, мостом, стенами и главной мечетью. На рисунке также изображена церковь Святой Магдалины с башней, построенной в XII веке, которая сохранилась до наших дней, но в действительности мечеть и церковь существовали в разное время.

В Мантуе он задержался настолько, чтобы завершить Сефер а-цахут («Книга ясности»). Здесь его настигла болезнь, от которой он чуть не скончался. Именно тогда он дал обет составить комментарий, объясняющий простой, прямой смысл Пятикнижия. Этот обет он выполнил, но уже не в Мантуе, а в Вероне, где прожил несколько лет. Сразу после окончания работы над комментарием к Пятикнижию он отправился в Прованс, где, как известно, мудрецов почитали. Во Франции он задержался на десять лет. И снова мелькают названия городов: Безье, Нарбонн [6] (куда он несколько раз возвращается), Дрё [7]. В конце концов его заносит в Нормандию, он некоторое время живет в Руане.

В Провансе его, безусловно, почитали и ставили очень высоко. Достаточно сказать, что спустя сто пятьдесят лет именно пребывание там Ибн-Эзры – р. Авраама-испанца – упоминали как доказательство того, что еврейский Прованс переживал свой золотой век. Более того, все признавали, что именно Ибн-Эзра оказался тем человеком, который построил мост между арабоязычной ученостью еврейских общин Испании и германскими общинами, не владевшими арабским языком. Под влиянием Ибн-Эзры род Ибн-Тибонов [8] приступил к переводам на иврит арабоязычных еврейских произведений, а благодаря Ибн-Тибонам все еврейство смогло прикоснуться к трудам Йеуды Галеви и Рамбама (Маймонида).

Сохранился обмен восторженными письмами и посвященными друг другу стихами между Ибн-Эзрой и внуком Раши рабейну Тамом, величайшим знатоком Талмуда всех времен. Одна из обсуждавшихся ими проблем отражена в Тосафот [9], сборном комментарии к Талмуду, составленном в Провансе. На этот период приходится работа над Сефер а-Шем («Книгой Имени») – толкованием развернутого Имени Всевышнего; этот труд стал одним из основополагающих в мистической традиции европейского еврейства. В это же время Ибн-Эзра пишет Перуш арох аль а-Тора («Длинный комментарий к Торе»), от которого до нас дошли только отрывки, – мы даже не знаем, завершил ли его сам рабби Авраам. Там же он пишет комментарии к ряду книг Танаха. Именно на этот период приходятся практически все его труды по астрологии.

Около 1159 года он пересекает Ла-Манш и несколько лет живет в Лондоне, где у него находится состоятельный покровитель. Там он составляет труд Йесод мора («Основа Б-гобоязненности»), в котором объясняет смысл заповедей Торы, и ряд посланий: «И было в году четыре тысячи и девятьсот и девятнадцать в ночь субботнюю месяца тевет, числа четырнадцатого [10], я, Авраам-испанец Ибн-Эзра, находился в одном из городов острова, называемого “Край Земли”, у седьмой границы земли населенной. Спал я, и сон мой был сладок, и во сне явился ко мне муж с запечатанным посланием в руках, и обратился он ко мне и сказал: “На, возьми послание от субботы”»[11]. «Остров, называемый “Край Земли”» – это, конечно, Англия, буквально переведенная с английского Angle land – «Угол земли». Далее он рассказывает, что во сне родилось послание, «спешно посланное во все края земли», в котором он доказывает, что суббота и все прочие дни еврейского календаря начинаются с вечера. В Англии же он заново отредактировал свой комментарий к Торе. В 1161 году его следы обнаруживаются опять в Нарбонне, но, судя по стихотворению, завершающему комментарий к Торе, оттуда он опять отправляется в Рим. А сколько еще городов встретилось на его пути, сказать трудно.

Дата его смерти устанавливается по записи в одной из рукописей, хранящейся в Венской национальной библиотеке: «Во второй день нового месяца первого адара 4927 года умер Ибн-Эзра, и было ему 75 [12], и о себе он в год своей смерти записал: “А Аврааму было семьдесят и пять лет в году ухода его от гнева Г-сподня”[13]». Увы, в записи не указано место смерти. Рабби Моше Тако уверенно пишет, что Ибн-Эзра умер в Англии [14], где и похоронен. По другим версиям, Ибн-Эзра из Нарбонна решил вернуться в Испанию, где скоропостижно скончался в Калаорре, что на реке Эбро, и там похоронен. По третьей версии, из Нарбонна Ибн-Эзра через Рим отправился в Святую землю, где и умер в Галилее, как обещал в стихах: «Перед разверзнувшейся бездной вернуться в Землю». Сам Ибн-Эзра упоминает, что видел свиток Торы, проверенный мудрецами Тверии, и пятнадцать ее мудрецов клялись, что трижды проверили в нем каждое слово [15]. Соблазнительно сделать вывод, что те мудрецы клялись самому Ибн-Эзре, то есть он побывал в Тверии. Как бы то ни было, его могилу в Верхней Галилее часто посещают паломники. Впрочем, в Риме, там, где было написано его последнее стихотворение, тоже есть могила Ибн-Эзры.

Итоги личной, а не литературной и творческой биографии Ибн-Эзры таковы: он был примером неудачника, человека, не способного заработать никакими усилиями. Вокруг этого, не дай Б-же, таланта сплетено множество легенд и анекдотов, начало которым он положил сам, написав стихи, ставшие еврейской поговоркой:

Если бы я торговал свечами,

Солнце не садилось бы ночами.

Если бы я торговал гробами,

Люди никогда б не умирали.

По легенде, последнее двустишие основывается на рассказе о том, как рабби Йеуда Галеви послал рабби Авраама в некий город, где всякий день умирало пятьдесят-шестьдесят человек и не было саванов, чтобы похоронить их. Взял рабби Авраам верблюда, груженного саванами, и отправился в тот город. И как только пришел, все прекратили умирать. Когда Ибн-Эзре надоело сидеть в ожидании покупателей, он раздал все саваны бесплатно и вернулся домой. На вопрос Галеви «где деньги?» рабби Авраам предложил рабби Йеуде считать, что он отдал их на благотворительность.

Ибн-Эзра свято верил в астрологию, строка, предваряющая приведенные стихи, гласит: «Звездные сферы, созвездия и планиды сошли с пути своего, когда я родился». А в другом стихе он назвал себя «несчастным, рожденным без звезды».

Известно великое множество анекдотов о его неспособности заработать. Как-то друзья решили помочь Ибн-Эзре, но, не желая его смущать подарком, положили кошель с деньгами на дороге, где рабби Авраам обязательно должен был пройти, а сами спрятались неподалеку посмотреть, как он будет радоваться находке. Приблизившись к месту, где лежал кошелек, Ибн-Эзра внезапно закрыл глаза и пошел, как слепой, нащупывая дорогу руками. Кошелька он так и не поднял. Друзья спросили, что случилось, и тот ответил: «Я шел и думал о своей несчастной жизни. А потом подумал, что, слава Б-гу, я пока не слепой. И решил проверить, как ощущает себя слепой. Закрыл глаза и пошел на ощупь...»

А еще рассказывают, что Ибн-Эзра решил поправить свои дела женитьбой. Он рассмотрел несколько гороскопов невест и обнаружил, что одной из них суждено найти клад. На ней и женился, не посмотрев, что она бесприданница. Год и другой прошли, а клада все не было. Он опять составил гороскоп жены и никакого клада в нем не обнаружил. «Я женился на тебе, потому что тебе суждено было найти клад»,– упрекнул он жену. «Что касается меня,– отвечала жена,– я в твоем лице нашла сущий клад». Рассказывают и такой анекдот: «Ибн-Эзра решил поправить свои дела, создав по всем правилам астрологии козла, который шел бы по следу клада. Козел уверенно встал на след, дошел до моря и столь же уверенно скрылся в пучинах [16]. Ибн-Эзра остался на берегу...»

В конце концов Ибн-Эзра признал, что у него нет ни одного шанса разбогатеть или хоть как-то поправить свое материальное положение. Уже в самой первой книге, в комментарии на стих: «Посмотри на деяния Б-га; разве кто может выпрямить то, что Он искривил?..» (Коелет, 7:13), он пишет, явно имея в виду себя: «Мудрец, у которого нет ни денег, ни имения, радуется своей мудрости и не печалится бедности, ибо это было предопределено ему с шести дней Творения. И тот, кто понимает в астрологии, подтвердит это... И если у кого-то гороскоп ущербен в отношении денег или в другом отношении, то нет тому исправления».

Рабби Авраам Ибн-Эзра.
Портрет современного художника

комментатор

Для еврейской культуры Ибн-Эзра – один из светочей экзегетики, и его комментарий к Пятикнижию почти столь же почитаем, как комментарий Раши, правда, обращаются к нему значительно реже. Дело в том, что Раши во всех своих комментариях строит мостик между текстом Пятикнижия и талмудической литературой. Ибн-Эзра же, если строит мостик, то не всегда понятно куда. Его комментарий строится на грамматическом анализе и его личных представлениях о мире. Иными словами, Раши излагает взгляды Талмуда на Писание, а Ибн-Эзра выражает только свою точку зрения – его комментарий в гораздо большей степени авторский, личный. Спорить с Раши – это спорить с одним из мнений Талмуда, что категорически не принято (можно выбирать между мнениями Талмуда, но не оспаривать их), а спорить с Ибн-Эзрой – это спорить с Ибн-Эзрой. Правда, с таким авторитетом не принято пререкаться, но можно просто объявить о своем непонимании. Рабби Лейбу Лифшицу (прозванному Хариф – «едкого ума») приписывается высказывание: «Раши писал свой комментарий, чтобы я его понял, и я его действительно понимаю. Рашбам писал свой комментарий, чтобы я его понял, но я его не понимаю. А рабби Авраам Ибн-Эзра писал, чтобы я его не понял, и я его действительно не понимаю». В другой версии сказано еще резче: «Он писал, чтобы я его не понял, я его не понимаю и не хочу понимать. И всё же все признают величие души рабби Авраама Ибн-Эзры». Что касается «он хотел, чтобы не поняли», вероятно, имеется в виду привычка Ибн-Эзры зашифровывать те комментарии, которые, по его представлениям, простой читатель мог счесть еретическими. Например, в одном из комментариев он пишет: «И я приоткрою краешек тайны, намекнув, что, когда тебе будет тридцать три, узнаешь». Подразумевается: сравни с тем, что написано тридцатью тремя стихами ниже. Таких намеков у Ибн-Эзры достаточно.

На самом деле комментарий Ибн-Эзры не может оставить равнодушным никого, кто к нему прикоснулся. Не зря рабби Элияу Мизрахи, великий комментатор Раши, именно Ибн-Эзру называет «главой всех комментаторов». Дело в том, что именно Ибн-Эзра проникает в тайны Писания, не мистические, а доступные великому уму, обремененному многими знаниями. Лучше всех выразил отношение к этому комментарию Рамбан [17]: «К Ибн-Эзре у нас будут откровенные упреки и тайная любовь!»[18]

астрология: ибн-эзра и рамбам

Рабби Авраам Ибн-Эзра – не только выдающийся комментатор и поэт, но и один из величайших знатоков астрологии. Рабби Йосеф-Шломо Дельмедиго писал: «Этот человек всю жизнь скитался по всему свету, от самого западного моря до Лукки, Египта, Эфиопии и Элама. Не было у него ни серебра, ни червонцев... Только одежда для согрева и мешок с астролябией. Верный рыцарь Г-спода, он очень верил в склонения и асценденты [звезд], а для Рамбама все это сродни спиритизму, которым соблазняются глупцы»[19].

Начиная с упомянутого Рамбама, отношение евреев к астрологии всегда было довольно неодобрительным, хотя среди великих ученых Израиля время от времени появлялись большие поклонники астрологической науки. Понятно, что рабби Моше бен Маймон [20] был не первым, кто считал, что астрология не еврейское дело; он это извлек из ряда высказываний Талмуда. Но ведь и еврейские астрологи обосновывали свое отношение к астрологии, обращаясь к Талмуду. На самом деле в вопросе об отношении иудаизма к астрологии возникают две проблемы. Первая достаточно очевидна и в некоторой степени актуальна до нашего времени, а именно: является ли астрология наукой, или хотя бы искусством, или это просто набор фантазий, не имеющих ни малейшего рационального основания. Вторая проблема религиозная и касается нескольких ключевых вопросов взаимоотношения человека и Создателя. Во-первых, возникает вопрос, насколько Всевышний вмешивается в дела людей, а во-вторых – насколько человек самостоятелен в принятии решений. Ведь если судьба целиком зависит от звезд, то как человек может отвечать за свои поступки – за него все уже решили звезды!

Рамбам, чей авторитет непререкаем, категорически не признает астрологию наукой. Он полностью отрицает любую научную основу астрологии, считая ее обманом, приближающимся к мошенничеству. Он уверенно заявляет, что только наивные люди могут доверять астрологическим прогнозам. С его точки зрения, верные предсказания астрологов находятся в области паранормальных способностей, никак не связанных со звездами, а гороскопы и натальные карты не более чем метод сосредоточения человека, наделенного такими способностями, ничуть не превосходящий по точности гадание на бобах и на кофейной гуще [21].

Ибн-Эзра считает астрологию искусством, с паранормальными способностями не связанным. Искусством в той же мере, в какой врачевание – это искусство. Разумеется, медицина имеет научную основу, но ее конкретное применение зависит от таланта врача, от умения применять знания в областях туманных, где информация далеко не полна: «...потому что, если воздух не прозрачен, трудно точно определить длины дуг [22] и в результате узнать последствия (для человека) в городах и воздусях...»[23] И действительно, мы видим, что Ибн-Эзра приравнивает медицину к астрологии, утверждая, что естественные причины вызывают болезни; эти причины могут быть связаны с едой, воздухом, местом жительства, но Всевышний в милости Своей великой может спасти от болезней. Ибн-Эзра отмечает, что таким же образом предначертанное на небесах еще в час рождения должно случиться, но Всевышний в милости Своей великой может изменить предначертание [24]. Как в медицине он различает явные болезни (ушибы, ожоги и т. п.), которые дано вылечить врачам, и болезни внутренние, часто врачам не поддающиеся [25], так и в астрологии случаются вещи очевидные и не очевидные, и подход к ним различен. Хороший астролог может многое, например, рабби Авраам так объясняет таланты Бильама, про которого было известно, что «тот, кого он проклял, – проклят»[26]:

Он умел читать гороскопы, и когда видел, что кому-то суждена беда свыше, проклинал того, когда же беда наступала, все думали, что проклятие пришло от Бильама... Но не мог он изменить решение Всевышнего, как ему пришлось признаться позже [27].

Рабби Авраам Ибн-Эзра – человек исключительно религиозный и никогда и ни в чем не готов поступиться верой в волю Всевышнего. В ключевом отрывке об астрологии он так излагает собственную позицию в вопросе:

Знай, что все растения и животные на земле: птицы, скот, звери, букашки и человек, – все они связаны с высшими, ибо общие [законы управления миром] связаны с 48 созвездиями [28]... И вот не могут слуги [29] изменить предначертанные им пути, и ни один из них не может нарушить закон, данный Создателем. А все звездное воинство и жители дольнего мира распределяют полученное свыше благо, но сами не могут даровать ни блага, ни горя. И никакие поклоны воинству небесному не принесут пользы. Но то, что суждено с рождения по положению звезд, то и сбудется, разве что высшая, чем звезды, Сила обережет того, кто прилепился к Нему, и тот спасется от предначертанного. И приведу тебе один важнейший пример: звезды сложились так, что река, протекающая по некоторому городу, должна была смыть всех его жителей. И пришел пророк, и предупредил их, чтобы раскаялись и вернулись к Создателю до того, как придет день бедствия. И они раскаялись всем сердцем, и, поскольку произошло такое, Он послал в их сердца мысль, чтобы вышли из города помолиться Ему. Так они и сделали. В тот день, как обычно внезапно, река разлилась, что мы видели многократно, а они спаслись. И вот мы видим, что предначертание не изменилось, но Он спас их...[30]

Урок астрологии. Страница из «Путеводителя растерянных» Рамбама. Барселона. 1348 год

Здесь стоит на минутку прервать цитату и отметить последние слова: «…предначертание не изменилось, но Он спас их». То есть природа продолжала следовать своим путем, предначертанным ей звездами, но люди смогли спастись благодаря Всевышнему. Мы говорили о том, что на Ибн-Эзру часто нападают последователи Рамбама, который к астрологии относился плохо. А теперь цитата из Рамбама ровно на ту же самую тему, о предначертании и спасении:

То, что корабль тонет и крыша дома падает, погребая под собой всех, – это чистое дело случая [31], а вот то, что люди пришли на судно или оказались в том доме, – это не случайно, но по воле Всевышнего… И знай, что Б-жественное Провидение не касается всех людей в равной степени, но злодеи полностью исключены из Б-жественной благодати и равны животным [32], но люди спасаются от катастроф... благодаря близости своей к Создателю [33].

И тут мы замечаем, что большой разницы между Рамбамом и Ибн-Эзрой не обнаруживается:

И это важно, что слуги [34] следуют своими путями, не принося ни счастья, ни горести. Просто таков путь их...[35]

Тот, кто не верит в предначертания звезд, говорит о законах природы и «случайностях», то есть событиях, которые акцидентально происходят в мире и которых избежать невозможно. Но Всевышний в милости Своей помогает праведникам, например, опоздать на корабль, которому суждено утонуть. Кто верит в предначертания звезд, говорит о том, что река разольется, потому что так суждено, и это неизменно. Но праведники, близкие к Создателю, в тот день окажутся вне города. Получается, что между воззрениями этих ученых, рассматривающих мир с совершенно разных позиций, нет никакой разницы. Различие лишь в том, как предсказать будущее. Последователь Рамбама рассчитает вероятность события и постарается уменьшить шансы попасть в катастрофу. Последователь Ибн-Эзры попытается прозреть гороскоп и разобраться с констелляцией планид. И в том и в другом случае результат описан Ибн-Эзрой:

Важно отметить, что планиды идут по своим путям, как кони по дороге. И слепому человеку не дано определить путь коней, и он вынужден в этом полагаться на зрячего. И этот зрячий спасает – бег коней не изменится, но зрячий отведет слепого в сторону... И наши благословенной памяти мудрецы сказали: «Нет звезды у Израиля», подразумевая, что, когда евреи соблюдают законы Торы, их не касается постановление звезд, а когда нарушают, то попадут под власть звезд, как и следует из опыта...[36]

Мы видим, что позиция Ибн-Эзры в религиозном смысле безупречна и полностью соответствует изложенному в Талмуде [37]. Там приводится история о дочери рабби Акивы, которой астролог предсказал, что она умрет в день свадьбы. Перед свадьбой она дала проходящему бедняку денег из предназначенного на свадебные расходы, а позже, разбирая прическу, воткнула булавку между камнями стены и убила ею змею. И далее приведено еще множество историй в том же стиле. Там же говорится, что характер человека определяется звездами: «Тот, кто родился под Марсом, будет склонен к пролитию крови», и немедленно добавляется, что есть много замечательных профессий и для таких людей, начиная от мясника и кончая хирургом. Да и судье тоже приходится проливать кровь. Иными словами, в Талмуде утверждается: предначертание свыше не может заставить человека стать преступником или праведником. Для любого характера есть свой путь праведности. И опять Рамбам и Ибн-Эзра удивительным образом совпадают в выводах, исходя из разных посылок.

Если бы Г-сподь предопределял для человека быть праведником или злодеем или если бы существовало нечто, увлекающее человека на определенный путь в соответствии с обстоятельствами его рождения, дающее ему определенное мировоззрение, определенные качества характера, заставляющие совершать определенные поступки, как воображают глупцы-звездочеты, – как же могло бы быть нам приказано через пророков поступать так-то и не поступать так-то, исправить стези свои и не следовать дурным примерам?! Если суждено человеку поступать определенным образом или условия его рождения диктуют определенный образ поведения, от которого невозможно отклониться? И какой смысл был бы в Торе?! Как можно было бы наказать злодея и вознаградить праведника?[38]

Очевидно, что Рамбам здесь возражает против строго детерминированной астрологии, согласно которой все события в жизни человека, его мысли и образ жизни целиком зависят от звезд. Такое представление о мире не оставляет человеку никакого выбора и, собственно, не предполагает никакой ответственности за поступки и преступления, – ведь все предопределено звездами. При этом Рамбам прекрасно понимает, что в судьбе человека множество вещей определяется внешними обстоятельствами, например, его физическими данными, местом рождения, социальными обстоятельствами. Но ведь и Ибн-Эзра ни в коей мере не принимает детерминированной астрологии. Он даже срок жизни не считает предписанным звездами: «Ибо срок жизни определяется природой, а природа выстраивается в соответствии с правильными поступками. А потому Всевышний может восполнить дни жизни, чтобы человек прожил столько, сколько отведено здоровьем данного человека, или сократить, и тогда Создатель ослабляет силы или шлет гибель от бедствий и несчастных случаев тем, кто не благоговеет перед Ним»[39]. Еще откровенней: «Тому, кто полагается на Г-спода всем сердцем, Он посылает обстоятельства, чтобы спасти от всех бед, предначертанных ему гороскопом от рождения. А потому нет никакого сомнения в том, что праведник защищен в большей степени, чем знаток астрологии»[40].

Народный анекдот свел Рамбама и Ибн-Эзру. Ибн-Эзра решил проверить, действительно ли Рамбам такой великий врач. Он пробрался к тому в больницу и лег в кровать. Рамбам, совершая обход, никогда толком больных не осматривал, а с одного взгляда определял диагноз и диктовал помощникам метод лечения. Дошел он до постели Ибн-Эзры, взглянул на пациента и прописал: «А этому сто динаров!» – и пошел дальше. Трудно поверить, что Ибн-Эзра вот так, ни за что ни про что, получил сто динаров. Да и встреча такая достаточно сомнительна, хотя бы потому, что в год смерти Ибн-Эзры Рамбам еще не был практикующим врачом. А вот представить себе встречу двух этих ученых интересно. Можно предположить, что Рамбам написал бы очередное язвительное послание об астрологии вроде того, что послал марсельским мудрецам, а Ибн-Эзра написал бы не менее язвительное стихотворение о враче. И при этом можно с уверенностью сказать, что они остались бы довольны друг другом. Действительно поражает, насколько два этих мудреца, Рамбам и Ибн-Эзра, совпадают в своем восприятии мира и жизни и насколько при этом различается их мировоззрение.

Рамбам, говоря о свободе принятия решения, с его точки зрения неограниченной, – вынужден согласиться с тем, что Создатель может закрыть человеку «дорогу раскаяния», и это наказание злодею свыше [41]. Он считает, что лишение человека свободы выбора – это чудо, прямое вмешательство свыше. Ибн-Эзра, рассуждая о желании человека служить Всевышнему, о выборе, связанном с внутренней духовной жизнью, рассуждает о власти Творца, которая проявляется посредством звезд: «…небольшие изменения свыше могут привнести изменения в предначертанное». В качестве примера он приводит фараона, который не в силах пожелать отпустить народ Израиля, ибо «Всевышний укрепил его сердце». Подобно тому как вмешательство свыше в расположение звезд лишает фараона свободы выбора, Всевышний может повлиять на народ Израиля и склонить его к служению Себе [42]. Ибн-Эзра не считает, что при этом человек полностью лишается свободы выбора. Каждый сам выбирает свою дорогу, но Всевышний в милости Своей может вмешаться в расположение звезд так, что данный человек станет чувствительней к Его слову. И все равно решать предстоит человеку. Таким образом, и Рамбам, и рабби Авраам-испанец считают, что вмешательство свыше в человеческий выбор – это великое, хотя и скрытое чудо.

В еврейском мире не предполагается, что можно кого-либо избавить от ответственности; этому учит Тора: человек сам решает, быть ему праведником или злодеем. Человеческое сознание, не только интеллект, но и чувства, эмоции, воображение, могут низвести его до животного состояния или вознести на ступень ангелов. Рамбам считает, что человека поднимет до уровня ангелов интеллект: благодаря интеллектуальной близости к Всевышнему смертный может вырваться за пределы ограничивающих его законов природы. Об этом же говорит и Ибн-Эзра. Праведная жизнь и интеллектуальные способности приближают человека к Б-гу и позволяют вырваться за рамки, предначертанные звездами: «А ангелом-посланником между человеком и Б-гом служит интеллект человека» – пишет он в стихах, предваряющих его комментарий к Торе.

Можно предположить, что различия в мировоззрении этих величайших умов отчасти объясняются их профессиональными склонностями. Рамбам был врачом и логиком, он искал пути познания природы мира в медицинской науке того времени. Ибн-Эзра был астрономом, математиком и поэтом. Он познавал мир посредством астрономии, естественным образом преобразовавшейся для него в астрологию. Но они жили в одном мире, они служили одному Б-гу, и в результате путь, предначертанный человеку, понимали одинаково. А друг о друге отзывались пренебрежительно. Если Рамбам утверждал, что астрология – чушь, то Ибн-Эзра утверждал, что потуги врачей лечить болезни вовсе бессмысленны! Нет, конечно, костоправы нужны – кто-то должен залечивать раны. Но болезни?! Ведь они либо происходят от дурной еды, и тому, кто полагается на Всевышнего, бояться их не следует, ведь Он обещал «благословить хлеб твой», либо разносятся по воздуху, в зависимости от положения звезд, а «...соблюдающему Тору нет нужды во враче, когда есть Г-сподь»[43].

В какой-то момент Ибн-Эзра вообще отказывается от астрологии: «Известно, что у каждого народа есть своя звезда и созвездие, есть своя звезда у каждого города. У народа же Израиля звезды нет, потому что Всевышний Сам принимает решения о судьбе нашего народа, нет у него звезды, ибо надел Г-спода – народ Израиля»[44]. Да и вообще, он полагает, что жить согласно предначертанию звезд – наказание свыше: человек уподобляется животному – как звезды предначертали, так и будет. Но «...тело человека – из нашего низменного мира, а с ним связана высшая душа...», соединенная с человеком через интеллект. Между телом и душой есть два посредника: «дух» – сфера эмоций, и «душа низшая», которая нуждается в пище и обладает прочими естественными потребностями. «Всевышний дал Тору, чтобы укрепить высшую душу и тело не властвовало бы над нею»[45].

Как написал, так и прожил: тело Ибн-Эзры прошло свой тернистый путь, дух его бушевал, но высшая душа властвовала над ними. Хасидский наставник рабби Симха-Буним из Пшисхи, желая объяснить, что «ярмо Небесного царства» – такая же ноша, как «ярмо для быка и ярмо для осла», сказал про Ибн-Эзру: «Я вообще не понимаю, как плечи Ибн-Эзры могли вынести столь великое почитание Б-га»[46].

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

[1] Мы даже не знаем, принадлежал ли р. Авраам к знаменитому гранадскому роду Ибн-Эзра или у него это не родовое имя, а прозвище.

[2] В современном испанском языке произносится «худерия».

[3] Цитата из постановления еврейской общины Вальядолида, составленного по общепринятому образцу. См., например: Вавилонский Талмуд, трактат Сангедрин, 17б.

[4] Трое пошли в лес. У одного было пять лепешек, у второго три, а третий еды не взял. Они съели поровну, после чего тот, у кого еды с собой не было, заплатил за лепешки 8 медяков на двоих. Как их честно поделить? (Если в ответе не 7 и 1 соответственно, то это ошибка.)

[5] Комментарий на Шмот, 2:2.

[6] Или Нарбонна (Narbonne), таково же и средневековое еврейское название.

[7] Из-за ошибочного прочтения названия этого города в еврейской рукописи (предполагалось, что порядок букв перепутан переписчиком и следует читать ñåãø) долгое время считали, что Ибн-Эзра жил какое-то время на Родосе.

[8] Ибн-Тибоны – философы и переводчики. Представители этого рода: Йеуда, его сын Шмуэль, сын Шмуэля – Моше, внук Моше – Яаков бен Макир – значительно обогатили еврейскую культуру. Р. Йеуда родился в Гранаде (около 1120) и уже в ранней молодости переехал в Прованс, где и умер (около 1190). Перевел на иврит множество классических трудов, написанных на еврейско-арабском языке (труды Саадьи Гаона, Йеуды Галеви, Бахьи Ибн-Пакуды, Ибн-Джанаха). Вклад р. Йеуды и его потомков в развитие иврита, еврейской мысли и литературы невозможно переоценить.

[9] Комментарий на Вавилонский Талмуд, трактат Рош а-Шана, 13а, на слова: «На следующий день после Песаха».

[10] В ночь на 6 декабря 1158 года.

[11] Игерет а-шабат («Послание о субботе»), предисловие.

[12] Если так, то датой смерти следует считать 23 января 1167 года, а годом рождения 1092 или 1093 год, в зависимости от еврейской даты рождения. Некоторые исследователи полагают, что в рукописи следует читать «4924», а не «4927».

[13] Аллюзия к стиху: «А Аврааму было семьдесят и пять лет по уходу его из Харана» (Берешит, 12:4). Название ïøç, Харан, на иврите созвучно слову ïåøç, харон, – «гнев [Всевышнего]».

[14] Ктав тамим («Ясное письмо»). Из авторов, сообщающих о месте смерти Ибн-Эзры, Моше Тако (ум. в 1232 году) по времени ближе всего к Ибн-Эзре. Правда, стоит привести более пространную цитату: «А Ибн-Эзра утверждал, что никаких чертей не существует... Я слышал от уроженцев Англии, где он и умер, что однажды он ехал по лесу и оказался среди множества псов, которые стояли кругом и пристально его разглядывали. И все
они были черными, и, разумеется, они были не кем иным, как чертями. Когда ему удалось уйти от них, он опасно заболел и от той болезни умер».

[15] Комментарий на Шмот, 25:31. Неясно, следует ли из этих слов, что Ибн-Эзра сам беседовал с ними в Тверии. Впрочем, есть свидетельство о том, что «рабби Авраам Ибн-Эзра прибыл в Святую землю только в конце жизни» (р. Йосеф Тов-Илем, Цафнат панеах; XIV век).

[16] Судя по тому, что он сначала шел по суше, а потом уверенно направился в море, это был козел с рыбьим хвостом, изображающий зодиакальный знак Козерога.

[17] Рамбан (рабби Моше бен Нахман, Нахманид; 1194–1270) – философ, каббалист, врач и законоучитель, глава испанского еврейства. Жил в Испании и в Земле Израиля. Его комментарии к Торе считаются классическими.

[18] Рамбан, Маво ле-перуш аль а-Тора («Предисловие к комментарию на Тору»).

[19] Рабби Йосеф-Шломо Дельмедиго, Михтав ахуз («Отдельное письмо»).

[20] Рабби Моше бен Маймон (Рамбам, Маймонид; 1135–1204) – крупнейший кодификатор Алахи и один из величайших еврейских философов Средневековья, врач. Жил в Испании и Египте. Наиболее известные его труды – всеобъемлющий алахический кодекс Мишне Тора («Второзаконие»), Сефер а-мицвот («Книга заповедей»), Перуш аль а-Мишна («Комментарий к Мишне») и философский трактат Море невухим («Путеводитель растерянных»), заложивший основы всей последующей еврейской философии. Впрочем, Рамбам был не чужд и мистики, но она у него тоже была философской.

[21] Сефер а-мицвот («Книга заповедей»), Запреты, 31.

[22] То есть расчет астрологических карт затруднен, потому что наблюдения за планетами искажаются.

[23] Комментарий к стиху из Йешаяу, 47:13 («Спасут ли тебя наблюдатели небес, созерцатели звезд?»).

[24] Комментарий к Шмот, 23:25.

[25] Комментарий к Шмот, 21:19.

[26] Бемидбар, 22:6.

[27] Комментарий к Бемидбар, 22:28.

[28] И положениями семи планид, которые могут образовывать 120 сочетаний. Далее он вкратце приводит расчет этого числа (полный расчет он дает в «Книге Вселенной»): планид всего семь. Число всевозможных сочетаний пар семи планид составляет 21, троек семи планид 35 и т. д. (Ибн-Эзра правильно считает числа Бернулли сочетаний по одному, по два и т. д.).

[29] Планиды.

[30] Комментарий к Шмот, 33:21.

[31] Законов природы.

[32] Животных Б-жественная опека касается только в самом общем, видовом смысле.

[33] Море невухим, 3:17-18; итог рассуждения см. в 3:51.

[34] Планиды.

[35] Комментарий к Шмот, 33:21.

[36] Там же.

[37] Вавилонский Талмуд, Шабат, 156а-б.

[38] Мишне Тора, Тшува, 5:4.

[39] Комментарий к Мишлей, 10:27.

[40] Предисловие к Сефер а-моладот («Книге рождений»).

[41] Шмона праким («Восемь глав» – предисловие к трактату Мишны Авот, традиционно выделяемое в отдельное произведение), гл. 8.

[42] Комментарий к Дварим, 5:26.

[43] Комментарий к Шмот, 23:26.

[44] Комментарий к Дварим, 4:19.

[45] Комментарий к Шмот, 23:26.

[46] Приводится, например, в Коль мевасер («Глас провозвещающий»), раздел Тецаве, причем составитель удивляется, почему р. Симха-Буним выбрал в качестве примера именно Ибн-Эзру, поставив его впереди пророков. Сам того не замечая, составитель дает и ответ: «Души первых пророков и поколения, стоявшего у горы Синай, покидали тела при встрече с Создателем, и Он оживлял их росой воскрешающей», – р. Авраам Ибн-Эзра нес это ярмо сам, без всякой помощи свыше.