ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ И КОНКУРСНАЯ ПОЛИТИКА

Анна Исакова

Израильская Неделя книги удивила в этом году количеством продаж, превзошедшим все прошлые достижения. Книги покупали столь активно, что комментаторы, склонные к восторженности, объявили о наступлении периода духовности ввиду отступления идеологии потребительства (очевидно, имелся в виду глобальный экономический кризис).

Йоси Сарид

Более уравновешенные наблюдатели отнесли столь необычную читательскую активность на счет небывалых скидок, предложенных устроителями события. Остроумцы даже предлагали переименовать «Неделю книги» в «Неделю грошовой книги». Книги продавали по цене дешевого мороженого.

Такая тактика вызвала серьезную дискуссию. Защитники скидок утверждали, что низкие цены призваны вернуть народ к книге и приучить родителей, не склонных тратить деньги на бумажную продукцию, включать покупку книг в семейный бюджет. Их противники уверяли, что, поскольку распродажа в основном производилась за счет неликвидов, речь идет о празднике победы плохой книги над хорошей, а это не может считаться ни триумфальным возвращением народа к печатному изданию, ни воспитательной акцией.

Склоняясь к мнению последних, я нашла подтверждение их позиции в сценке, подсмотренной в поезде: мамаша, с напряжением морща лоб, читала сыну смазанный и к тому же набранный петитом текст про мезозойскую эру, тогда как юноша лет шести требовал показать ему на еще более смазанной картинке того орангутанга, который стал предком всего человечества. Картинка бракованного издания, на обложке которого красовалась наклейка «10 шекелей», не позволяла обнаружить орангутанга, и мои соседи по поезду сошлись на саблезубом тигре – юноше понравились клыки, его маменьке, я полагаю, пришелся по вкусу мех. В этот момент мне очень хотелось встать на защиту Адама и Евы – почетнее произойти от Б-гоподобных, нежели от саблезубых.

Однако Неделя книги – это не только неделя читателя, но и неделя активизации писательской жизни. Газеты печатают интервью с писателями, рассказы о новых книгах и новых именах, а заодно дают общую сводку литературных событий за год. Включаются в фестивальное действо и радио с телевидением.

Неделя книги – время писательских тусовок, официальных и сугубо частных, на которых страстно обсуждаются книги и их авторы, особенно если последние живы и сплетничают за соседним столиком того же кафе.

Основным поводом для сплетен и взволнованных обсуждений служат обычно домыслы о решениях жюри главного литературного конкурса Израиля «Прас Сапир» («Премия Сапира»), результаты которого объявляются на торжественном вечере, приуроченном к Неделе книги. Вечер этот и есть главная литературная тусовка года, на которую загодя стараются получить приглашение. В нынешнем году суета вокруг премии вышла за пределы писательского тусовочного быта и стала всенародным достоянием, то есть попала наконец в новостные сводки.

Премия Сапира (названная в честь бывшего министра финансов Пинхаса Сапира) была учреждена в 2000 году государственной компанией по проведению лотерей «Мифаль а-Пайс» по образу и подобию английской премии «Букер». Издательства представляют на премию своих кандидатов, жюри из семи человек отбирает из общего списка пять книг и награждает одну из них премией в 150 тыс. шекелей и не менее ценным подарком – бесплатным переводом на любой язык по выбору автора. Все пять финалистов получают поощрительный приз в 25 тыс. шекелей. Помимо этого, выдаются премии в 25 тыс. шекелей за лучший перевод и за лучший дебют.

Надо сказать, что рекламная ценность премии не ниже ее денежного эквивалента. Так, во время недели книги все пять номинированных романов распродавались в повышенном темпе, а некоторые срочно допечатывались. Кроме того, номинанты и лауреаты могут рассчитывать не только на благосклонность издательств в дальнейшем, но и на переводы, а также на различного рода бонусы, как-то: курсы лекций, заказы на всякую окололитературную продукцию, поездки за границу в составе делегаций и т. д. Короче, быть призером «Сапира» хорошо и почетно.

В этом году в длинном списке номинантов фигурировало 82 наименования, выдвинутых 22 издательствами. Приз переводной книге решили не давать, зато вручили сразу две премии начинающим авторам: Ирми Пинкусу за книгу «Историческое кабаре профессора Фабриканта» (см. наш материал об этом: Лехаим. 2009. № 2) и Райе Зайт за книгу «В четыре после обеда».

За основной приз боролись Амнон Данкнер (роман «Дни и ночи тети Евы»; см. наш материал об этом: Лехаим. 2009. № 4), Нурит Герц, Ирис Лаэль, Ронит Маталон и Алон Хило. Победил последний с книгой «Поместье Даджани». После чего разразился скандал.

Впрочем, скандал зрел давно. Критики и в прошлом не раз утверждали, что жюри конкурса руководствуется чуждыми литературе интересами, в связи с чем либо победитель известен изначально, либо в жюри и вокруг него идет не солидная отборочная работа, а истерическая схватка между интересантами. Более того, призерами обычно становятся бестселлеры, что лишает премию смысла.

Говорить говорили, но поскольку жюри действует в тайне, доказательств не было. Сходились на том, что ни английский «Букер», ни все прочие национальные суррогаты этой премии не свободны от таких же подозрений. Однако на сей раз журналисты все-таки добыли факты.

С разоблачением выступила газета «Маарив» – яростный конкурент газеты «Едиот ахронот», издательством которой была выпущена книга Хило.

Обвинения были следующие:

А) Ни книга Алон Хило, ни боровшаяся с ней за первое место книга Ронит Маталон изначально не были фаворитами конкурса.

Б) Редактор романа Хило, Рина Вербин, выступила с бурной рекламой книги, разослав электронные письма с призывом о поддержке всем значимым критикам и главам книжных разделов СМИ. Более того, сам Хило зачислил Вербин чуть ли не в соавторы, сообщив в интервью, что книга не могла появиться на свет без ее редакторской помощи. И все бы ничего, горячие поклонницы того или иного автора, пусть даже являющиеся редакторами издательств, – дело житейское и ненаказуемое. Проблема в том, что Вербин является племянницей председателя жюри Йоси Сарида, который к тому же не раз появлялся в общественных дискуссиях рука об руку с Хило, своего расположения к политическим взглядам молодого автора не скрывал и всячески ему покровительствовал. Наконец, выяснилось, что Сарид использовал право председателя жюри голосовать дважды, чем и протолкнул книгу Хило на первое место.

В) При помощи двойного голосования председателя жюри Хило победил Маталон, но и с этим претендентом случился конфуз. Книга Маталон посвящена некоему Ариэлю Х., который по итогам журналистского расследования оказался не кем иным, как литературоведом и преподавателем Иерусалимского университета Ариэлем Хиршфельдом, до недавнего времени «официальным» любовником Маталон и, по необъяснимой случайности, еще и членом премиального жюри.

Ронит Маталон

Статья об этой истории в субботнем приложении к газете «Маарив» (автор – журналистка Гали Гинат) произвела… ну, положим, эффектом разорвавшейся бомбы в Израиле трудно кого-нибудь удивить… произвела скандал. Бросились выяснять, что говорит по данному поводу устав конкурса, и выяснили: согласно уставу, каждый член жюри обязан сообщить в специальной анкете о приятельских, родственных или производственных связях и отношениях с любым конкурсантом. Тут уж журналисты приступили к Сариду и Хиршфельду с вопросом об этом пункте, как с ножом к горлу.

Хиршфельд ответил честно, что не сообщал об интимной связи с Маталон, потому что к тому времени роман между ними кончился. Что до посвящения – мало ли кто ему, знатному критику и любимому преподавателю, посвящал свои книги! И вообще, может ли кто-нибудь доказать, что Хиршфельд голосовал за роман Маталон, а не против него? Доказать нельзя, голосование тайное. А то, что, согласно мнению большинства критиков, книга Маталон по своим литературным достоинствам не должна была преодолеть барьер лонг-листа, так это еще тоже надо доказать!

Зато не надо было доказывать, что Сарид голосовал за книгу Хило дважды, – это записано и известно, поскольку второе голосование председателя жюри есть шаг чрезвычайный. А относительно своей подписи под соответствующим пунктом анкеты Сарид стал юлить: вроде отметил в анкете свою близость к Хило, но… нет, не помнит. Выяснилось – не отметил. Тогда в ход пошел другой аргумент: Израиль – страна маленькая, все друг друга знают, у всех племянницы, и многие друг друга поддерживают политически… и не только.

Узнав обо всем этом, Шауль Сатник, председатель «Мифаль а-Пайс», велел объявить голосование недействительным, призы отобрать, жюри распустить и созвать новое, представить вновь образованному жюри новый список книг и провести голосование заново. Хило, адвокат по образованию и роду деятельности, подал на «Мифаль а-Пайс» в суд – мол, организация знала изначально и о том, что Сарид – дядя редакторши, и о том, что они с Хило приятели, а своим решением отнять премию поставила автора в неудобное положение и подорвала его престиж. «Мифаль а-Пайс» в свою очередь заявила, что жюри премии Сапира настаивало на своей автономности, поэтому учредитель до этого случая ни во что не вмешивался, а сейчас своего представителя или наблюдателя в жюри пошлет и будет пристально следить за соблюдением всех пунктов устава.

Только сейчас мы подошли к вопросу, ради которого вся эта история рассказывалась: есть ли способ обеспечить честную раздачу литературных премий, вернее, какая раздача будет считаться честной?

Даже в очень большой стране трудно обеспечить полную беспристрастность члена жюри. В Израиле это практически невозможно: страна маленькая, писательская тусовка – узкая прослойка, поэтому рецензенты в большинстве случаев достаточно близко знакомы с рецензируемыми. Более того, и те и другие зачастую входят в литературные кланы, поддерживающие «своих» и пытающиеся отодвинуть «чужих», поэтому представляемая на конкурс книга должна тянуть на литературный шедевр, чтобы достичь консенсусного одобрения. Не забудем, что в деле замешаны еще и издательства, воюющие между собой, что часть издательств принадлежит воюющим между собой газетам, а если и этого мало, напомним: израильское общество является не просто политически мобилизованным, оно наэлектризовано в политическом плане и все время балансирует на грани гражданского раскола.

В обсуждаемом случае ни одна из причин для пристрастного судейства не была упущена. Сарид и Хило принадлежат к крайне левому политическому лагерю: первый долгое время этот лагерь возглавлял в качестве главы движения «Мерец», а второй является солдатом этого политического течения.

Коротко об Алоне Хило: родился в Яффо в семье выходцев из Ирака, имеет диплом юриста и выпускника курсов драматургии при Тель-Авивском университете, работает юридическим советником фирмы хай-тека. Роман «Поместье Даджани» – вторая книга автора. Он основан как на архивных документах, так и на авторской фантазии. Фон: Палестина, 20-е годы ХХ века, борьба между евреями и арабами за землю. Роман составлен из перемежающихся отрывков дневников действующих лиц, часть которых носит реальные исторические имена. Никаких таких дневников не существует, но есть письма прототипов персонажей.

Критики указывают на явные авторские подтасовки, благодаря которым Хило создает целую галерею наивных и добрых душой арабов, которым противостоят хитрые и злобные евреи. Если вспомнить, что то было время арабских погромов с большим количеством еврейских жертв, исторический фон романа действительно представляется искусственным. И хотя в разразившемся скандале содержание романа вроде бы не играло никакой роли, никто не может помешать Сариду и Хило объ­явить себя жертвами политических нападок. Правые, мол, устроили ловушку, чтобы опозорить Неподкупного, как любит себя представлять человечеству Сарид, и – левую идею.

Что касается войны издательств, нельзя, конечно, забывать о традиционной вражде между «Едиот ахронот» и «Маарив». Заслуживает внимания и тот факт, что Амнон Данкнер, книга которого считалась одним из фаворитов конкурса, не так давно был главредом «Маарив». Он ушел с этого поста, чтобы написать роман, а потом вернулся в газету политическим комментатором. Что мешает объявить его интересантом, задействовавшим коллегу-журналиста, дабы отомстить жюри?

Впрочем, кто сказал, что casus belli в расследовании проделок жюри стал роман Хило? А что, если это клика Тель-Авивского университета нашла способ рассчитаться с профессором конкурирующего иерусалимского заведения, наведя пушки на роман Маталон и сообщив журналистке «Маарив» фамилию, звание и положение в жюри таинственного Ариэля Х., тогда как Хило был только запасным игроком в этой интриге?

Мотивы, о которых шла речь, предсказуемы, но можно предположить еще и неизвестные причины для сведения счетов. Кто знает, чем мог быть мотивирован каждый из членов жюри, вынося вердикт или сообщая любопытному журналисту внутриконкурсные тайны?

Так возможен ли честный литературный конкурс?

На мой взгляд, возможен, если убрать туман секретности, якобы обеспечивающей объективность, и поместить судей в положение участников реалити-шоу, когда каждое их действие широко обсуждается общественностью. Предвижу массу возражений и все-таки буду настаивать на своем: одно дело предполагать, что история с племянницей или любовницей станет известна только членам жюри, другое – что о ней немедленно будет оповещена вся страна. Знай Сарид, что история с двойным голосованием и проч. попадет на новостные страницы, он бы ни за что не позволил себе этот конфуз.

Алон Хило

Кстати, что делает в жюри литературной премии хитроумный политик, известный своим оппортунизмом и зачастую совершенно бессовестными трюками? Обеспечивает победу идеологического направления? Способствует политизации и так достаточно политизированного литературного истэблишмента? Вот уж чего надо опасаться пуще бывших любовниц и неосторожных племянниц!

И все-таки единственный залог хоть сколько-нибудь справедливого судейства – открытость этого процесса, протоколирование дискуссий и голосований, наличие наблюдателей от общественности – короче, все то, что, скорее всего, сделает конкурс невозможным.

Хочу отметить, однако, что все усилия по объективизации конкурса – этого и других, мало ли их проходит во всех областях нашей жизни? – сведутся на нет этической нечувствительностью самих конкурсантов и окружающей среды. Так, Ронит Маталон и профессор Хиршфельд без сомнения прекрасно понимали, чем чревато неловкое положение, в которое они себя поставили. Поэтому приходится предположить, что этическая скрупулезность не имеет большого значения в их иерархии ценностей. А уж иск Хило к «Мифаль а-Пайс» вызывает еще большее недоумение. Писатель-юрист требует компенсации за постыдное состояние, в которое был ввергнут из-за собственной этической неопрятности! Это как?

Тут уж речь идет не о душной атмосфере соперничества, в которой случаются вполне предсказуемые этические срывы, а о фантастическом цинизме и полном отсутствии нравственных принципов. Впрочем, сегодня и это можно объявить альтернативным принципом, требующим представительства в общей культуре. А если так, может, вообще не стоит давать государственные литературные премии? Уж больно неприятны общественные последствия этого действа и слишком шатки основания для его честного проведения.

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.