«Мильон терзаний», израильская версия

Некод Зингер

 

Режиссер Уди Бен-Моше

Американская принцесса

Израиль, 2009

 

Новая постановка классической пьесы – всегда событие, даже если речь идет о классике шестидесятых. Многие израильтяне-«шестидесятники» утверждают, что «Аме­­ри­канская принцесса» – едва ли не лучшее из произведений местной драматургии, и уж во всяком случае, не ознакомившись с ним, невозможно составить представления об отечественной культуре. Премьера этой трагикомедии Нисима Алони с Йоси Банаем и Авнером Хизкияу открыла в 1963 году «Театрон а-онот». С тех пор она ставилась не один десяток раз, что свидетельствует об обоснованности рекомендаций.

Начнем с общей сюжетной канвы. Действие пьесы происходит в условной Латинской Америке. Молодой человек, называющий себя наследным принцем Фердинандом, арестован по обвинению в убийстве собственного отца, короля Великой Богомании в изгнании, Бонифациуса Виктора Феликса из дома Гогеншваденов, в новой жизни – Феликса Ван Шванка, учителя французского языка. Старик убит из пистолета во время съемок псевдобиографического кинофильма о самом короле. В пистолете оказываются настоящие пули и король оказывается настоящим королем, а не перенесшим очередную пластическую операцию комедиантом. На сцене присутствуют только два актера и только два или три персонажа (мы не знаем, реален ли королевский двойник). Кроме этого, есть еще голоса «за кадром»: великий кинорежиссер-неудачник Жан-Поль Крупник, напоминающий и о Жан-Люке Годаре, и о Жан-Поле Сартре, его помреж и некий «капитан», допрашивающий убийцу в тюрьме. Сама же загадочная «американская принцесса» Долли Кокомакис, заказавшая фильм (а возможно, и убийство), присутствует лишь в разговорах героев.

Режиссер Уди Бен-Моше мог акцентировать любую из намеченных драматургом тем. Опираясь на текст, можно было бы сделать спектакль о конфликте поколений или об отношении сына и отца в духе старого доброго фрейдизма; можно было сконцентрироваться на все еще актуальном «американском мифе» или сыграть на столь популярной в наши постсионистские дни иммигрантской дудке «бывших людей». Что же выбрал режиссер? Ни одна из этих тем, промелькнув, не стала доминантной. Даже напрашивающиеся сами собой ассоциации с убийством Ицхака Рабина (вся атмосфера плохо скроенного детектива и абсурдного трагифарса, связанная с этим политическим убийством, в котором концы с концами никак не желают сходиться, вроде крика телохранителя: «Холостой, холостой!», словно бы взятого прямо из пьесы Алони, позволяют заподозрить в ней «пророческий» элемент) не вдохновили Уди Бен-Моше. И только предвосхищающий постмодернистский релятивизм мотив относительности правды и иллюзии, жизни и игры превращается в этом новом прочтении пьесы в лейтмотив.

Арье Чернер (король) и Уди Ротшильд (принц Фердинанд) делают все возможное, чтобы зритель остался доволен. Они, как говорили в былые времена, хорошо, убедительно играют. И это уже немало. Но что именно они играют? Ротшильд (миниатюрная версия Хью Гранта) играет реалистическую драму одураченного некими высшими силами молодого человека. Вторая роль сложнее. В пьесе все как будто объясняется: двойник-злоумышленник в финале сообщает, как ему удалось заманить на съемки короля и зарядить пистолет настоящими пулями. Но Чернеру удается запутать зрителя, сыграв то ли раздвоение королевской личности, то ли хитрый политический финт, то ли и вовсе наваждение, кошмар в его сонной убедительности. И мы уже вовсе не уверены ни в том, что король действительно убит, ни в том, что он реально существовал за пределами киноленты.

Не менее важную роль в спектакле сыграли сценограф Светлана Бергер и художник по свету Рони Коэн. Пользуясь самыми скупыми средствами, они не только убедительно передали вторжение кино в театр, но и поддержали напряжение в расползающейся драматургической ткани.

Побывав на премьере в иерусалимском Хане, автор данной заметки действительно убежден, что не потратил время зря, несмотря на то, что классический шедевр представляется ему сочинением довольно слабым. Точнее сказать – очень далеким от совершенства, хотя и весьма показательным.

Достаточно уже и того, что после знакомства с пьесой Алони делается очевидным, откуда есть пошел весь тот мильон комических терзаний израильского драматурга № 1 Ханоха Левина, который и по сей день определяет гамму гротескных гримас на лице израильского театра и шире – всего нашего светского общества. «Американская принцесса» – очень израильское произведение, хотя все приметы места нарочно замаскированы до неузнаваемости (прием, использованный впоследствии Левином в большинстве его пьес). Даже неизбывная бесформенность, характерная для израильского искусства и для ментальности в целом, видимо, говорит со зрителем, что называется, «от сердца к сердцу». Прошу понять меня правильно, в самой бесформенности нет еще знака минус. В прошлом она блестяще проявилась в таком грандиозном произведении, как Гемара, а сегодня продолжает жить и побеждать в самой экзистенции нашего странного государства. В то же время, когда речь идет не о коллективном труде людей, меньше всего думающих об эстетике, а о произведении искусства, иногда хочется большего композиционного единства.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.