[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2009 СИВАН 5769 – 6(206)
Алексей Парщиков. Гений нового зрения
3 апреля в Кельне 54 лет от роду умер Алексей Парщиков – один из крупнейших русских поэтов рубежа веков.
Его дед, педиатр Исаак Рейдерман, был расстрелян в Бабьем Яру в 1941 году, а отца Макса с началом борьбы с «космополитами» выгнали из аспирантуры и отправили на Дальний Восток, где в Приморском крае 25 мая 1954 года и родился будущий поэт. Пути отца, ставшего известным ученым в области внутренних болезней, кардиологии и медицинской генетики, и сына дальше будут пересекаться то в Киеве (где Алексей учился в Сельскохозяйственной академии), то в Москве (где он окончил Литературный институт и прожил до 1991 года), то в Полтаве (вдохновившей его на знаменитую поэму «Я жил на поле Полтавской битвы»), пока не сойдутся в Кельне, где оба они окажутся в рамках еврейской эмиграции в середине 1990-х.
«Алеша, Вы – поэт абсолютно уникальный по русским и по всяким прочим меркам масштаба», – писал ему И. Бродский. Но и без рекомендации нобелиата было ясно: рядом с нами живет гений. Его стихами напитана кровь, его образами полны глаза нескольких поколений читателей: «Открылись такие ножницы / меж временем и пространством, / что я превзошел возможности / всякого самозванства…» («Землетрясение в бухте Цэ»); «Тот, кто любит тебя, перемены в тебе ненавидит…» («Ревность»); «Я б пошил тебе пару жасминных сапог, / Чтоб запомнили пальцы длину твоих ног...» («Лесенка»).
Именно в связи с его поэмой «Новогодние строчки» (1984) возник термин, давший имя целому поэтическому направлению: в предисловии «Метаметафора Алексея Парщикова» К. Кедров впервые сказал о метафоре, «где каждая вещь – Вселенная». Примечательно, что едва ли не самые эротичные (по советским меркам) строки этого текста: «Ты был юн и хотел поступить, как твой Б-же с гордячками города: / отнять у них звездочки и булавки, цепочки и луночки, корты, / где они закалялись ракеткой, и тюбики с пудрой, висюльки / гипнотические, и магнитные банки с лосьонами, и свистульки / для подзыва собак, и собак, и эллипсы-клипсы, и общий на шее обруч, / шубки, платья, рубашки, бюстгальтеры, трусики, полночь…» – восходят к книге пророка Йешаяу: «В тот день отнимет Г-сподь красивые цепочки на ногах и звездочки, и луночки, серьги, и ожерелья, и опахала, увясла и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные, перстни и кольца в носу, верхнюю одежду и нижнюю…» (3:18-22).
Он легко мог бы конвертировать свои разнообразные таланты, колоссальную энергетику, пластичное обаяние и фантастическую общительность в громкую карьеру. Но он осознавал свое поэтическое призвание и, уклоняясь от всяких соблазнов, служил Поэзии, предпочтя творческое уединение в немецкой провинции московскому или иному столичному водовороту. В таком выборе было мужество, свойственное и ему, и его творчеству, в котором не найти ни одной дребезжащей ноты.
Как настоящий поэт, он улавливал Вечность в языке. Так, в балладе «Деньги», написанной в 1985 году, он предсказал события на Балканах («В глобальных битвах победит Албания»), отечественный монетаризм («Ты, деньги, то же самое для государства, что боковая линия для рыб»), восстановление рыночной экономики («Попал я денег изнутри в текущую изнанку рынка») и распад страны («Я там бродил по галерее и видел президентов со спины»).
Он был человек-космос, и смерть его оказалась космической катастрофой. На протяжении нескольких дней эта весть главенствовала в блогах. Ошпаренная утратой («Как нас меняют мертвые? Какими знаками?»), позднесоветская интеллигенция вспомнила о своей общности и оплакала в его лице саму себя, чей уход в историю начался так безвременно рано. Одно утешает: от «распахнутой земли» кельнского кладбища, принявшей изнуренное болезнью тело Поэта, отплыл в Вечность корабль его волшебной Поэзии.
Михаил Дзюбенко
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.