Старший сержант Ида Гузь: на своем месте

Владимир Шляхтерман

В фильмах о войне, когда дело доходит до авиации, режиссеры любят показывать эффектные кадры: самолет еще стоит на полосе, летчик взбирается в кабину, надевает шлем, очки, задвигает козырек, командует: «От винта!» Машина дрожит, начинает разбег и взмывает в небо... Но прежде над самолетом «колдует» немалое число людей из инженерной службы и батальона аэродромного обслуживания – БАО. От них успех полета зависит не меньше, чем от мастерства пилота, штурмана, стрелка.

Хрупкая московская девушка Ида Гузь, только что окончившая школу, оказалась в эвакуации в Киргизии с матерью. Голодали, перебивались случайными заработками, продавали вещи. Московские одноклассники Иды ушли на фронт. В армию просились и девушки. Большинству отказывали. И Ида хотела на фронт, но разрывалась – без нее маме будет трудно. А Розалия Владимировна и представить себе не могла домашнюю Идочку в шинели.

Ида узнала, что один из техникумов объявил прием. Правда, кое-кого настораживало, что набором интересуется... военкомат. Иду, наоборот, это даже обрадовало. Короче, оказалась она в Киевской школе младших авиационных специалистов – ШКАС. Школу эвакуировали в Среднюю Азию.

Мама не сразу узнала, что ее дочь не в техникуме, а в 537‑м БАО. Ида получила красноармейское обмундирование, сапоги 41‑го размера, а носила туфельки 35‑го. Самое большое разочарование – волосы!.. Девчонки так и ахнули, когда иссиня-черные пряди, ниспадавшие на плечи, рухнули на пол под ножницами парикмахера.

Командование посчитало, что 537‑й БАО готов к выполнению боевой задачи, и его перебросили в прифронтовую полосу. Подготовили аэродром, на котором приземлился полк бомбардировщиков. Самая маленькая фугасная бомба весила 50 кг. В батальоне служили женщины, которые не без труда, но поднимали эти бомбы на плечи и так подносили к самолету. У Иды так не получалось. Можешь не можешь, а бомбы надо подвесить. Ида хватала обеими руками оплетку бомбочки, прижимала ее к животу и несла. Со стороны казалось: легко дивчина справляется.

Штурман одного из экипажей знаменитого женского полка ночных бомбардировщиков Герой Советского Союза Полина Гельман (единственная еврейка, удостоенная этого высочайшего звания) рассказывала мне, как однажды надо было быстро подготовить самолет к полету и она бросилась помогать девушкам подвешивать бомбы. Тогда на У‑2 (ПО‑2) крепили две-три стокилограммовые бомбы. «Я схватила вместе с одной девушкой такую бомбу и охнула – не могу поднять. С трудом поднесли к самолету, а уж подвешивала та девушка одна. Подумала: сколько же тонн металла за ночь перетаскивают девичьи руки!» Ящики с пулеметными патронами весили тоже 50 кг. Кассеты с осветительными бомбочками были чуть полегче – 40–45 кг. Патронами надо было набивать пулеметные ленты, да так, чтобы все патроны легли ровнехонько. «Вооруженцы меня не проверяли, – говорит Ида Михайловна. – Знали, что укладка произведена идеально. Больше того, просили – проверь у других. Ой, что было, если находила какой-нибудь изъян! Я никому не докладывала, но кричала страшно: как ты могла! А если пулемет откажет!»

Осторожно замечаю, что в таких случаях помогает ненормативная лексика.

– Упаси Б‑же! – восклицает Ида Михайловна. – За всю войну я так и не научилась, – она загибает пальцы, – ни пить, ни курить, ни ругаться матом.

537‑й БАО обслуживал не определенную авиачасть, а закрепленный за ним аэродром. Только-только начинаешь привыкать к «своим» самолетам и экипажам, и саднит сердце, когда «твой» бомбардировщик не возвращается. Спросишь у штабного офицера или инженера, а он в ответ хмуро бросит: сбили Колю. В такой день обед не лез в горло, было не до шуток и песен. Несколько часов назад снарядили самолет, и командир Коля, Николай Петрович, товарищ капитан, весело кричал им: «Девчата, первый вальс сегодня со мной!» Печалиться не дает инженер, командует: «Все к “девятке”! Вылет через сорок минут!»  На ходу вытирает слезы, а руки привычно делают что надо. Инженер зовет: «Ида, смотри сюда, видишь трещину? Надо заменить. Дуй на склад». Бегом, подает записку кладовщице, подсказывает, где искать запасную деталь – третьего дня меняли такую. Внимательно осматривает: подходит. Бегом к самолету. Вместе с инженером прилаживают, все в порядке. Вооруженец просит: проверь ленты. Стрелок, принимая от нее пулеметные ленты, кивает: «Спасибо, Идочка, не подведут. Сегодня танцы, придешь? Нет? Жаль». Тут же обращается к Симе Гохберг. Недоумевает, почему и Лиза Кловская не придет.

Удивительное дело: три еврейские девочки – москвичка Ида, харьковчанка Лиза и киевлянка Сима – оказались в одном отделении. Все в одном звании, но, говоря современным языком, неформальным лидером была Ида. Помимо всего она выпускала «Боевой листок»: хорошо рисовала, сочиняла едкие стишки. «Листки» появлялись ежедневно. Вот это, признаться, поражает. Накануне Курской битвы меня избрали комсоргом роты автоматчиков. Я должен был выпустить «Боевой листок». Моей фантазии хватило лишь на броский призыв: «Вперед, на разгром врага!» А тут каждый день... «В летную погоду экипажи совершали по несколько вылетов, – рассказывает Ида Михайловна. – Устаешь так, что едва доплетаешься до землянки. А ночью просыпаешься от зычной команды: “Девки, подъем! Вагон пришел!” Думаешь: может, это сон? Все лежат тихо. И слышишь просящий голос дежурного: “Девочки, милые, вагон с боеприпасами стоит. Скоро рассвет, вдруг немец прилетит. Родненькие, вставайте”». Спотыкаясь, чертыхаясь, проклиная немцев, снабженцев и свою судьбу, – в лесок, где стоит вагон. Бомбу на живот – и в места хранения. Часто налетала немецкая авиация. Тогда бегом в отрытые щели. Впрочем, и они не спасали от прямого попадания. Редкие налеты обходились без жертв. Хоронили подруг с воинскими почестями.

Влюблялись ли девчонки? Разумеется! Когда же влюбляться, как не в 20 лет! Однажды отвели часть на отдых. А рядом – речка. Постирали белье, развесили на кустики. И вдруг раздается мужской голос: «Здравствуйте, девушки!» Лейтенант, артиллерист, три ордена на гимнастерке, красавец. Орденами на аэродроме не удивишь, а вот статью... С визгами бросились собирать бельишко. Кто-то обратился к нему: «Товарищ лейтенант...» «Отставить! – перебил ее. – На огневой позиции я лейтенант. А здесь Александр. Саша Гирш».

Непринужденно беседовали. Саша взглянул на часы: «Хорошо с вами, но пора в часть». Девушки тоже поднялись – проводить гостя. «Девчата, не обижайтесь, но пусть со мной пойдет только Ида».

Десять дней приходил Саша, и каждый раз до шоссе его провожала Ида. А в последний день сказал ей: сегодня ночью мы уходим, я буду тебе писать каждый день. И первый раз поцеловал. В щечку. И действительно, почтальонша почти ежедневно кричала: «Ида, тебе письмо!»

– В одном письме прислал свое стихотворение, – рассказывает Ида Михайловна. – Послушайте, – начинает читать.

Б‑же мой, прошло 65 лет, а она его помнит, читает наизусть, без запинки! Глаза ее заблестели, вскинула голову. Она вся была там, в сорок четвертом году, на каком-то польском аэродроме. Попросил ее продиктовать стихотворение.

– Нет-нет, – замахала она руками, – это только мое.

Письма от Саши перестали приходить. Ида написала командиру части. Он быстро ответил: с душевной болью сообщаю, что в тяжелом бою под Ригой Саша Гирш был смертельно ранен, спасти его не удалось...

Она лежала в землянке, казалось, жизнь остановилась, выплаканы все слезы. Пришел инженер, сказал: «Есть только одно лекарство – время. И еще – работа. Надо заменить прибор на “семерке”. Идем». Она встала и пошла заменять прибор на истребителе под № 7.

537‑й БАО продвигался вместе с войсками: Белоруссия, Польша, Германия. В конце апреля сорок пятого оказались возле Берлина. Спешно сформированная немцами армия Венка прорывалась к столице. Наши самолеты садились на аэродроме, быстро заправлялись горючим, боеприпасами, латались пробоины – и снова в воздух. Шла сумасшедшая работа. И даже когда берлинский гарнизон капитулировал, в самом городе было страшно.

– По нам стреляли недобитые гитлеровцы из подвалов, подворотен, – вспоминает Ида Михайловна. – Мне повезло: я возвратилась в Москву с первым эшелоном. Девятого мая была в Берлине. Хотели девочки пройти к рейхстагу, но не смогли.

В Москве пошла работать и поступила на вечернее отделение строительного института. Закончила его и до пенсии проработала в Пятом тресте Мосфундаментстроя. Интересной инженерше оказывали знаки внимания многие. Но дольше и красивее всех это удалось инженеру и тоже участнику войны Ефиму Кричевскому. И в один действительно прекрасный день Ида Гузь стала Кричевской. Но через год состоялся тяжелый разговор. Ему предшествовала не менее драматичная беседа с врачами. Последние после консультаций и анализов вынесли страшный приговор: у вас, Ида Михайловна, не может быть детей. Перетаскать сотни тонн... Вот и сказала она мужу: «Я знаю – ты любишь детей. У меня их не будет. Ты можешь уйти, создать новую семью и…» «У меня уже есть девочка, – перебил ее муж. – Ее зовут Идочка. Я очень люблю ее и никуда не уйду». «Девочка» заревела, и больше таких разговоров не возникало. Двадцать лет назад Ефима не стало: фронт, ранения, работа...

Старший сержант Ида Гузь ни разу не бомбила вражеские объекты, хотя ее руки держали сотни бомб; она не сбила ни одного немецкого самолета, хотя снаряжала десятки истребителей пулеметными лентами; Ида не убила ни одного фашиста, хотя у нее была винтовка и она хорошо стреляла, – немцы не оказывались поблизости. Ида Гузь (Кричевская) просто самоотверженно защищала свою Родину. На своем месте. И войну закончила в Берлине.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.