КИРПИЧ – КОМПОНЕНТ МИРОЗДАНИЯ

Аркадий Львов

Я был одесским мальчиком, который целый день болтался во дворе, гонял по улицам, смотрел, как по Троицкой в одну сторону идут похороны, сквозь траурные мелодии Шопена прорываются душераздирающие крики женщин, а в другую сторону, к Преображенской улице, где была знаменитая баня Исаковича, идут на помывку солдаты и, чуть миновав похоронную процессию, весело запевают: «Эх, щи горячие, / Да с кипяточечком! / Ах, слезы капают, / Да ручеечечком!»

Однажды осенним вечером – мне было семь лет, почти восемь – я стоял один у ворот нашего дома. Никого из друзей моих не было. Это был редкий случай. Высоко в небе мерцали звезды, у меня возникло странное ощущение: мне не семь, не восемь, мне две или три тысячи лет, вокруг простираются пески, передо мною море, длинной чередой идут люди, на восток, солнце бьет им в глаза, и среди этих людей я, изможденный, голодный, как все они, иду домой, и дом мой на берегу реки.

Что это было: память предков? Или известное в живом мире явление онтогенеза и филогенеза, когда отдельная особь проходит все стадии развития предшествующих поколений? Или просто отзвук рассказа об исходе евреев из египетского плена?

Не знаю, во всяком случае, я не думал ни о Моисее, ни о египетских фараонах, которые держали евреев в рабстве, к тому же я не имел ни малейшего представления о географии священных для евреев мест Исхода. И наконец, откуда оно, это странное для мальчика восьми лет ощущение, что ему две или три тысячи лет?

С того осеннего вечера прошло много-много лет, но постоянно, на протяжении всей жизни, я возвращаюсь к нему: именно оно, загадочное тогдашнее видение, дало мне непреходящее ощущение моей древности, чувство корней, уходящих в глубины веков, и мучительное желание понять, когда мы, сотворенные из праха, стали теми, кто нашел в себе силы покинуть дома, сложенные отцами в египетской земле Гошен, и отправиться через безбрежные пески в страну, которая была в памяти, в сновидениях, с зыбкими, призрачными очертаниями марева.

Сколько веков провели наши пращуры в Египте, где были поначалу свободными людьми, скотоводами, со своими старейшинами, а затем обращены тамошними владыками, фараонами, в рабов?

Точного ответа нет по сей день. По оценкам разных историков, от двухсот до четырехсот лет.

Когда свершился Исход? Может быть, во второй трети XV века до н. э. Но может быть, двумя веками позднее.

В библейском рассказе об Исходе, который изобилует именами, нет имени одного из главных действующих лиц: имени фараона. Возможно, полагают некоторые египтологи, это был Рамзес II. Но тут же спешат оговориться: Рамзес II был сильным владыкой, непросто представить себе его на ролях самодержца, с которым столь своенравно разговаривает Моше.

Но разве своенравие Моше было свое­нравием человека? Разве увещевал фараона, разве грозил фараону Моше от своего имени?

Когда пришел к фараону Моше и сказал, пусть отпустит евреев в пустыню, чтобы могли принести жертву Б‑гу, разве не проник уже в сердце египетского владыки страх?

Вот, сказал он Моше и брату его Аарону, «народ в сей земле многочислен; и вы отвлекаете его от работ его». И тут же к этим словам добавил другие, будто бы в объяснение: «Они праздны, потому и кричат: “Пойдем, принесем жертву Б‑гу нашему”».

Подобно тому как поступали за века до него и тысячелетия спустя после него другие цари и властители, фараон приказал, чтобы увеличили рабам на полях урочные работы. «Не давайте, – сказал фараон, – впредь народу соломы для делания кирпича, как вчера и третьего дня. Пусть они сами ходят и собирают себе солому. А кирпичей наложите на них то же урочное число, какое они делали вчера и третьего дня, и не убавляйте... Дать им больше работы, чтобы они работали и не занимались пустыми речами».

Агада рассказывает: евреям приходилось собирать соломинку к соломинке. Когда же набирали необходимый запас соломы, принимались за глину. Сквозь кожу, исколотую и растрескавшуюся, проступала кровь, капли ее смешивались с глиною, ибо глину месили босыми ногами.

И вот однажды произошло так, что у беременной женщины, которая помогала своему мужу, от непосильного труда и натуги случился выкидыш. Плод – поскольку, подобно роботам, все непрестанно месили глину – тут же был затоптан в глиняную массу. Говорят, сошел с небес архангел Михаил и вознес младенца к престолу Всевышнего. По преданию в ту ночь «и был произнесен приговор над Египтом».

Однако ни сам фараон, царь египетский, ни его прислужники еще не знали того, что вынесен уже им приговор, и продолжали принимать меры, какие, казалось им, непременно приведут к усмирению непокорных сынов Израиля. Вышли на поля надзиратели и объявили, что больше не будет евреям соломы для кирпичей, а пусть сами идут и ищут где найдут.

Сказали приставники народа и надзиратели его: «Сами пойдите, берите себе соломы где найдете. А от работы вашей ничего не убавляется... Выполняйте работу свою каждый день, как и тогда, когда была у вас солома».

Рассеялся народ по всему Египту в поисках соломы, и порядка от того стало не больше, а меньше. Чиновники, приставники фараоновы, пришли в ярость и стали бить надзирателей из сынов Израилевых: «Почему, – говорили египетские приставники, – вы вчера и сегодня не изготовляете урочного числа кирпичей, как было до сих пор?»

Что оставалось делать надзирателям из сынов Израилевых: броситься с кулаками на египетских приставников? Но за ними стояла вся сила государства, за ними стояли стражники, и стрелки, и колесничие, которые держали в страхе и повиновении не только рабов-евреев, но и весь народ Египта.

И решили надзиратели: лучше отправиться к фараону. И отправились и возопили: «Для чего ты так поступаешь с рабами твоими? Соломы не дают рабам твоим; а кирпичи, говорят нам, делайте. И вот, рабов твоих бьют; грех народу твоему».

Иные из надзирателей в самом деле верили, что фараон, едва проведав, какой грех творят назначенные им приставники, тут же примет меры, чтобы больше не чинили издевательства над евреями.

Увы, эти люди, каких сегодня назвали бы оптимистами, жестоко просчитались, ибо фараон вновь обвинил их в том, что предаются лени, потому и ходят в пустыню – якобы для того, чтобы принести жертву Г‑споду, а на самом деле помышляют о праздности, от праздности же и безделья – все беды и беспорядки.

И повторил фараон свой приказ: «Пойдите же, работайте. Соломы не дадут вам; а положенное число кирпичей делайте».

Увидели тут надзиратели, сыны Израилевы, что дело, к которому склонили их Моше и брат его Аарон, не только не улучшило их положения, но, более того, ухудшило. И обратили свой гнев против Моше и Аарона, говоря им: «Да видит и судит вам Г‑сподь за то, что вы сделали нас ненавистными в глазах фараона и рабов его и дали им меч в руки, чтобы убить нас».

И дрогнуло сердце Моше, ибо была правда в словах надзирателей, и обратился Моше к Г‑споду, и сказал: «Г‑споди! Для чего Ты подвергнул такому бедствию народ сей, для чего послал меня?»

Когда обратил Моше к Г-споду свои жалобы, что с тех пор, как стал он, Моше, говорить с фараоном именем Г‑спода, то фараон «начал хуже поступать с народом сим», евреями, Г‑сподь сказал Моше: «Теперь увидишь ты, что Я сделаю с фараоном; по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей».

Если пророка своего должен был Г‑сподь уверять, что фараон не просто отпустит евреев, а «даже выгонит их из земли своей», ибо такова воля Г‑спода, то каково же было состояние духа массы сынов Израилевых, время обитания которых в Египте, сказано в книге Шмот, исчислялось в четыреста тридцать лет!

Люди – это люди, и человек есть человек. Четыре столетия каждодневной жизни в окружении идолопоклонников наложили свою печать.

Подобно египтянам, ставили иные из евреев у себя в жилищах глиняных идолов, изваяния богов в образе животных. В городе Бубастисе, неподалеку от земли Гошен, где обитали потомки Израиля, иные из дочерей их, в праздники сбора урожая винограда, предавались на площадях, уподобляясь египтянкам, блуду с козлами.

Говорят мудрецы, что преодолеть порок еще труднее, чем усвоить добродетель.

Пытаясь представить себе наших пращуров в египетской земле Гошен, во времена фараонов, я всегда дивился – и по сей день дивлюсь, – что животные соблазны и каторжный труд не затмили их памяти, не сломили души.

Но разве каторжный труд был только в том, что надо было ногами месить глину, искать по всему Египту солому, от зари до зари, под палящим африканским солнцем лепить кирпичи?

Разве не ссыпали и провеивали они зерно в фараоновых амбарах, разве не были каменотесами в каменоломнях, разве не перекапывали сотни, тысячи тонн земли на полях, куда по каналам подавалась вода из Нила?

Но Шмот, следующий за книгой Берешит, поминает в деталях только работы с глиной, соломой и лепкой кирпича.

Почему? Разве в каменоломнях или ирригационных работах, где переваливались бесчисленные кубы грунта, было легче?

Нет, легче не было. Более того, было труднее, потому что камни и грунты – это тяжести, требующие не только выносливости, но и большой физической силы.

Но всем этим работам не присуще было то, что присуще было работам с глиной, соломой и кирпичами: лепка. Лепка – это процесс создания и воспроизведения, образного создания и воспроизведения из физической, неодухотворенной массы чего-то, что наполняется духом Творения.

Кирпич – не изображение животного, не глиняный идол. Кирпич – геометрическое, пространственное тело. Кирпич – в самом общем, отвлеченном смысле – элемент Вселенной, элемент мироздания.

Кирпич, вылепленный руками наших пращуров, в физическом смысле оставался прахом земным. Но в тяжких трудах по лепке закалялись души, закалялась воля, требовавшая действия.

Сказано: сотворен был человек из праха земного, и вдунул Творец в него дыхание жизни.

Всякий раз, когда я пытался представить себя в далекие те времена, среди предков, месивших глину исколотыми в кровь ногами, я чувствовал, как с каждым кирпичом, обожженным на палящем солнце, подымалась в душе сила и звучал из пространства как приказ, как веление Голос: «Сотворенный из праха, ты – человек!»

Осенним вечером в центре Одессы на Троицкой улице я стоял один у ворот нашего дома, высоко в небе мерцали звезды, у меня возникло странное ощущение: мне не семь, не восемь, мне две или три тысячи лет, вокруг простираются пески, передо мною море, длинной чередой идут люди, на восток, солнце бьет им в глаза, и среди этих людей я, изможденный, голодный, как все они, иду домой, и дом мой на берегу реки.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.