[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2009 НИСАН 5769 – 4(204)
В доме Потифара
БИБЛЕЙСКИЙ ТЕКСТ И ЕГО ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЯ
Джеймс Кугел
В серии «Чейсовская коллекция» (Текст/Книжники) вскоре выйдет книга библеиста Джеймса Кугела, профессора Гарвардского университета и Университета Бар-Илан в Израиле, посвященная исследованию ранней библейской экзегезы. Взяв в качестве отправной точки библейскую историю о Йосефе Прекрасном, автор прослеживает ее трансформацию в более поздних еврейских и нееврейских источниках: в Талмуде, мидрашах, апокрифах, ранней христианской литературе, Коране и др. Многообразие использованных исследователем текстов позволяет выявить различные пути осмысления и интерпретации библейского нарратива и по-новому взглянуть на ту роль, которую играли библейские сюжеты в древней еврейской культуре.
Умирающий Яаков благословляет Эфраима и Менаше, детей Йосефа. Иллюстрация из Золотой Агады. Испания. XIV век
ЙосЕф в Библии
Прежде чем мы обратимся в последующих главах к некоторым из толковательских традиций, возникших в связи с историей Йосефа, было бы разумным рассмотреть саму эту историю (Берешит, 37-50) в свете современной библейской науки и выяснить, какие сведения об историческом бытии ее главного героя она содержит. Кем, собственно, был Йосеф в Древнем Израиле?
История Йосефа представляет интерес как литературное произведение. В отличие от остальных рассказов из жизни патриархов еврейского народа история достаточно пространна и сложна (это, в сущности, самый длинный рассказ в книге Берешит) и более прочих похожа на последовательное повествование. Иными словами, даже учитывая отступления, она имеет начало, середину и конец, и различные линии повествования четко соединяются в единое целое. Юношеские сны Йосефа, предсказывающие, что братья придут к нему с поклоном, в итоге сбываются на дальнейших сюжетных поворотах таким способом, какого и сам Йосеф не мог предугадать. Проданный завистливыми братьями в рабство, Йосеф попадает в Египет и в конце концов достигает там власти, сперва истолковав сны опальных пекаря и виночерпия, затем – истолковав сон самого фараона о грозящем Египту голоде. Фараон назначает Йосефа ответственным за сбор зерна в преддверии кризиса, и, когда голод наступает, его братья приходят из Ханаана купить зерна и кланяются египетскому чиновнику, в котором не узнают кровного родственника.
Во всем этом мотивы сновидения и толкования снов, истинного и мнимого, Б-жественного предвидения и человеческого незнания сплетаются в историю, в которой справедливость торжествует и никто не оказывается в проигрыше. Добродетель Йосефа вознаграждена, а если он пару раз припугнул братьев на обратном пути, читатель, скорее всего, сочтет это вполне справедливой расплатой за их прошлый проступок. И уж точно немного в Библии (да и где бы то ни было еще) столь трогательных моментов, как тот, когда Йосеф в финале, уже разыграв братьев и теперь угрожая арестом младшего из них, не в силах более сдерживаться, разрыдавшись, сообщает пораженным слушателям: «Я – Йосеф!»
Именно драматическая мощь рассказа дала некоторым современным ученым повод рассматривать его не просто как изложение фактов биографии «исторического Йосефа». Одни предположили, что библейской истории предшествовала народная сказка, которая схематично представляла события, а затем была обработана, то есть приведена в соответствие с семейными и прочими обстоятельствам жизни Йосефа[1]. Других поразила особая роль, отведенная здесь мудрости, поскольку мудрость на Древнем Востоке не просто положительная черта характера, а скорее нечто вроде философского мировоззрения, основные элементы которого дидактически сформулированы в сборниках, подобных библейской книге Мишлей. Йосеф предстает в нашей истории прямым воплощением такой мудрости, точным воплощением всех качеств библейского хахама (мудреца). Он умеет толковать сны и предсказывать будущее (главное занятие мудреца), терпеливо переносит превратности судьбы (еще одна черта мудрого), избегает любовных утех, отказывается от мести и ненависти и по всяким прочим параметрам соответствует ценностям, запечатленным в ближневосточной литературе мудрости.
Имей еврейская философия мудрости только одну основополагающую идею или главную тему, это было бы представление о Б-жественном плане, скрывающемся за всеми превратностями человеческого существования. В этом отношении история Йосефа также оказывается воплощением учения о мудрости. Мы имеем дело со сказкой, в которой Б-жественный замысел и его мудрость раскрываются лишь в конце (Берешит, 45:5-8, затем вновь в 50:19-20), но развертывание этого замысла во взлетах и падениях Йосефа выглядит, в сущности, повествовательной реализацией главной идеи мудрецов. Некоторые исследователи полагают поэтому, что Йосеф здесь – фигура идеализированная, и жизнь его должна отображать систему ценностей философии мудрости[2].
Как бы мы ни трактовали рассказ о Йосефе в книге Берешит и его литературный контекст, поражает, что Йосеф, упомянутый в других местах Библии, имеет мало общего с литературным персонажем оттуда и с воплощенными в том образе добродетелями мудреца. В действительности, кроме проходного упоминания о продаже Йосефа в рабство в псалме 105 (см. ниже) и еще менее ясного упоминания о его пребывании в Египте в псалме 81, во всей Еврейской Библии с трудом отыщется малейший намек на события жизни Йосефа, как они изложены в книге Берешит[3]. Это вовсе не значит, будто имя Йосефа вообще нигде больше не появляется. Однако упоминается оно в совершенно другом свете: Йосеф – великий основоположник, патриарх, предок колен Эфраима и Менаше, которые жили на севере Израиля на протяжении большей части библейского периода.
Рождение Эфраима и Менаше – лишь мимолетная деталь в рассказе Берешит (41:50-52), зато существование обоих племен было актуальным ощутимым фактором большую часть библейской эпохи. Поэтому имя Йосеф (или «дом Йосефа», «сыновья Йосефа») за пределами книги Берешит выражает прежде всего геополитическую реальность – северный регион и населявшие его племена. В текстах, где о Йосефе говорится в этом ключе, мы иногда находим дополнительные геополитические сведения об относительной тучности, плодородии унаследованных Йосефом земель. Этот аспект проявляется, в частности, в «благословениях Яакова» (набор изречений о каждом из двенадцати сыновей Яакова, то есть о коленах Израиля, в 49‑й главе книги Берешит), где с благословением Йосефу по пространности может поспорить только благословение Йеуде; и даже кажется, что Йосеф превосходит Йеуду, по крайней мере по своему достатку. Если Йеуду восхваляют за военную мощь и политическое господство («не отойдет скипетр от Йеуды», Берешит, 49:10), в благословении Йосефу подчеркнуто плодородие земли и плодовитость самого народа – такова, по-видимому, была жизнь северян. Тематически близкие благословения Моше (Дварим, 33) еще пространнее говорят о Йосефовом благоденствии. Тут он явно выступает первым: в благословении, заметно более длинном по сравнению с остальными, сказано о том, что он наделен «дарованием росы от неба… и дарованием плодов от солнца… И дарами земли, и того, что наполняет ее»; о нем прямо говорится как о «наилучшем из братьев его» (Дварим, 33:13-16). И далее сказано:
Как у первородного быка его великолепие, и рога буйвола – рога его; ими избодает он народы все вместе до края земли; это десятки тысяч Эфраимовы и это тысячи Менашиины.
Тут мы встречаемся с символом быка, который ассоциируется с северной частью Земли Израиля[4] и который – по крайней мере в данном тексте – приобретает еще одну коннотацию: «двойные рога» быка – это два племени, Эфраим и Менаше. С их помощью бык должен прогнать другие народы из региона и расширить собственную власть «до края земли». Здесь описана политическая ситуация, при которой два северных колена пожинают обильные плоды своего господства.
В других случаях имя Йосеф, похоже, обозначает не только два происходящих от Йосефа племени. Так, возможно, что в псалме 80:2-3:
Пастырь Израиля! Внемли, ведущий Йосефа как овец! Восседающий на херувимах, явись!
Пред Эфраимом, и Биньямином, и Менаше пробуди мощь твою и приди на помощь нам, –
имя Йосефа понимается обобщенно и подразумевает все три упомянутых колена, то есть помимо Эфраима и Менаше еще и Биньямина (тоже «колено Рахили», происходящее от второй жены праотца Яакова, Рахили).
Высказывались даже предположения, что упоминания о Йосефе в Теилим, 80:2 и 81:6 представляют собой раннюю форму обозначения народа Израиля в целом[5]. Так или иначе, ясно, что после великого раскола в царствование Рехавама, когда прежде единое государство Давида и Соломона разделилось на Северное (Израиль) и Южное (Иудея) царства[6], имя Йосефа стало употребляться как некий синоним Севера в целом, так что во многих местах оно возникает в контексте отношений Израиля и Иудеи или при описании условий, приведших к окончательному упадку Северного царства и его завоеванию ассирийцами в VIII веке до н. э. Последнее событие пророк Амос называет «бедствием Йосефа» (Амос, 6:6). В книге пророка Ошеа уделено много внимания положению Севера в этот период, и, хотя Йосеф прямо не упоминается, там встречается все та же символика быка или тельца для обозначения Северного царства (например, Ошеа, 4:16, 8:5-6, 10:5, 11). Предположительно, эта символика связана со словами из Берешит (49) и Дварим (33), о которых мы говорили выше.
Как уже отмечалось, один текст – псалом 105:17-22 – все же воссоздает нам образ Йосефа, в какой-то степени напоминающий рассказ из книги Берешит. Это мудрый и терпеливый герой, который преодолевает все препятствия, чтобы в итоге достичь власти в Египте. Приведем слова псалма:
И призвал [Б-г] голод на страну ту,
всякую опору хлебную сокрушил.
Послал Он перед ними [израильтянами]
человека – в рабы продан был Йосеф.
Мучили кандалами ноги его;
железо вошло в тело его,
Доколе не пришло слово Его –
слово Г-сподне очистило его.
Послал царь, и развязал его, [повелел]
властелин народов и освободил его,
Поставил его господином над домом своим
и властелином над всем достоянием своим,
Чтобы связывал он вельмож по воле своей
и старейшин его учил мудрости.
Датировка этого фрагмента проблематична. Многие исследователи утверждали, что он относится к периоду до Вавилонского изгнания (на том основании, среди прочего, что он частично цитируется в Диврей а-ямим, 16:8-22), и это может быть справедливым, хотя равно возможна и датировка периодом после изгнания. Как бы то ни было, любопытно, что данный фрагмент посвящен тем же основным событиям, что и рассказ книги Берешит, однако никак не упомянуты темы сновидений и отношений Йосефа с братьями, а речь идет только о достижении Йосефом успеха и, в частности, о тех страданиях (железные кандалы на ногах и на шее), из которых этот успех вырастает. Непохоже, что великий Б-жественный замысел был в тот момент понятен Йосефу, однако он верил в «слово Г-сподне», и его жизнь перевернулась. С точки зрения псалмопевца, это урок, заслуживающий внимания. Мудрость Йосефа перед лицом испытаний, разумеется, указывает на его способность разумно управлять другими, и, более того, такому человеку есть чему поучить даже заносчивых царских мудрецов. Впрочем, подобные рассуждения не помогают нам определить место этого псалма в развитии образа Йосефа – такая фигура могла быть актуальна в самые разные периоды истории Древнего Израиля. Однако необходимо подчеркнуть: к какому этапу формирования образа Йосефа этот фрагмент ни относился бы, он уникален в своем роде. Повторимся: нигде более за пределами книги Берешит мы не встречаем в Еврейской Библии Йосефа в качестве героя египетских событий.
Более того, сравнительно рано в библейский период на образ Йосефа глубоко повлияли политические перемены. С падением Северного царства после захвата ассирийцами слава Йосефа начала клониться к закату: хотя надежда, что «Г-сподь, Б-г Воинств, смилуется над остатками Йосефа» (Амос, 5:19) сохранялась, она становилась с течением веков все слабее, так что Йосеф как прародитель Северного царства упоминается все реже. Много времени спустя в книге Йехезкеля появляется предвидение, что Йосеф и Йеуда должны воссоединиться, подобно двум жезлам, которые превратились в один, – то есть Север и Юг возродятся в едином мощном государстве. Пророк Зхарья (10:6) также надеется на спасение и возвращение Йосефа. Однако всему этому не суждено было сбыться.
Яаков благословляет сыновей Йосефа Эфраима и Менаше. Рембрандт. 1656 год
Период после Вавилонского изгнания
Иудея пала от рук вавилонян в 587 году до н. э., и цвет ее жителей был уведен в вавилонский плен. За полтора века еврейское общество значительно изменилось, и после возвращения, судя по всему, с новой силой возник интерес к писаниям дней минувших и к людям, чьи деяния в них воспевались. Даже учитывая, что геополитический аспект образа Йосефа потерял какую бы то ни было значимость, можно было бы ожидать, что вскоре после возвращения из Вавилонского изгнания в народном творчестве произойдет определенная реабилитация личности Йосефа как славного героя древнего сказания. Насильственное перемещение Йосефа с родины в египетское рабство должно было оказаться созвучным опыту самих евреев, плененных и изгнанных, и, в более широком смысле, тяготам иноземного правления после их возвращения – сперва персидской власти, а затем власти сменявших друг друга династий с центрами в эллинистических Египте и Сирии.
Тем не менее мы почти не находим библейских свидетельств подобной реабилитации. Возможно, история Йосефа, как и весь эпизод, связанный с Исходом, отсутствует в книге Диврей а-ямим, относящейся к периоду после изгнания, попросту потому, что хронист сознательно стремился подчеркнуть непрерывность связи израильтян с их землей и устранить любые упоминания о миграции или изгнаниях[7]. Труднее объяснить, почему Йосеф вообще нигде не упомянут. Возможно, дело в том, что он, в конечном итоге, не воспринимался как «свой» предок. Его потомки стали Северным, Израильским, царством, тогда как «свои» – это Южное царство, Иудея, – сущностно связаны с его братом, Йеудой. Потому Йосеф не играет важной роли как персонаж или сюжетный прототип в книгах послевавилонского периода (хотя, например, похоже, что сюжет Книги Эстер во многом смоделирован на основе рассказа книги Берешит о жизни Йосефа при дворе фараона). В любом случае, мы встречаемся с «реабилитированным» Йосефом лишь в корпусе внебиблейских еврейских книг, известных как апокрифы и псевдоэпиграфы. И там изменения в подходе к образу Йосефа, которые вынашивались столь долго, весьма значительны.
Последние части того, что стало Еврейской Библией, были написаны, вероятно, во II веке до н. э. Однако еще прежде начали создаваться тексты, в которых содержались попытки интерпретировать и толковать отдельные моменты еврейской священной литературы, и в этих трудах фигура Йосефа приобрела новое значение. В то время когда геополитические мотивы были лишь далеким воспоминанием, в том числе связь этого имени с географическим местом[8], – в центре внимания оказался Йосеф из книги Берешит. Именно Йосеф получил львиную долю внимания по сравнению с иными великими патриархами, Авраамом, Ицхаком, Яаковом и другими, да и какой еще персонаж этой книги мог послужить лучшим материалом для проповеди добродетели?
«Проповедь добродетели» – очень точная характеристика, поскольку ко времени, скажем, II века или III века до н. э. историческая подоплека подобных текстов – как свидетельств о реальных людях и событиях прошлого – все больше затмевалась новым способом их читать – способом, при котором эти истории рассматривались прежде всего как примеры Б-жественных наставлений, содержащие актуальный для современности опыт. Здесь неуместно подробно рассматривать различные социальные и политические факторы, которые вызвали изменение подхода к библейскому тексту[9], но отметить этот факт важно. Рассмотрим, например, книгу Бен Сиры. Это сочинение, известное также как «Премудрость Иисуса, сына Сирахова», или Малый Екклесиаст, была написана на иврите около 180 года до н. э. Исключенная из Еврейской Библии, она тем не менее почиталась ранними христианами как святая книга и сохранилась в переводе среди апокрифов, или «второканонической» словесности, христианского Ветхого Завета. Бен Сира был главным представителем философии мудрости, о которой говорилось выше, и в его книге собрано много речений в духе ранних учителей, подобных авторам библейских книг Мишлей и Коелет. Зато в отличие от них книга Бен Сиры содержит также много явных отсылок к Писанию, в том числе длинный перечень библейских героев («Восхвалим же ныне знаменитых людей», Бен Сира, 44-49). Из него мы можем понять, какое значение приобрели ко времени Бен Сиры повествования книги Берешит и других библейских книг. Вот, например, описание Авраама:
Авраам – великий отец множества народов, и не было подобного ему во славе. Он хранил Закон Всевышнего, и был в Завете с Ним, и на своей плоти утвердил Завет, и в искушении оказался верным, поэтому Г-сподь с клятвою обещал ему, что в семени его благословятся все народы; обещал умножить его, как прах земли, и возвысить семя его, как звезды, и дать им наследство от моря до моря и от реки до края земли.
Сцены из жизни Йосефа. Джованни Бартоломео. 1483–1511 годы
Это емкое описание значимости Авраама чем-то напоминает подход к истории Йосефа в псалме 105: здесь, как и там, сложная история втиснута в несколько строк, в которых затронуты все ключевые ее моменты. Однако в отличие от псалма связь этого фрагмента с соответствующим рассказом книги Берешит не вызывает сомнений. Авраам – «отец множества народов», что отсылает к Берешит (17:5): «ибо Я сделаю тебя отцом множества народов»; ему обещан Б-жий Завет, поскольку он «хранил Закон Всевышнего» (аллюзия на Завет, заключенный в Берешит, 15, причем, по-видимому, это сознательно соотнесено с Берешит, 26:5, где исполнение Б-гом клятвы следует из сказанного: «Авраам послушался Моего голоса и соблюдал, что Мною заповедано было соблюдать, – повеления Мои, уставы Мои и законы Мои»). «Завет на плоти его» напоминает об обрезании Авраама (Берешит, 17:10-14), а «в искушении оказался верным» отсылает к Берешит, 22:1 («После сих происшествий Б-г искушал Авраама»). «Г-сподь с клятвою обещал ему» содержит аллюзии на разные эпизоды; если по порядку, то сперва на Берешит, 26:4 и, возможно, 12:3, затем на 22:17 и, наконец, на Берешит, 11:24. И все это – в четырех стихах! Отсылки к библейским текстам красноречиво дают понять, что в глазах Бен Сиры и его современников Авраам и другие основные фигуры книги Берешит были не столько живыми персонажами, сколько элементами Писания, священного текста, главная задача которого не фиксировать прошлое, но проповедовать то, что имеет значение сегодня. При этом подразумевалось, что в основном этот текст общеизвестен, так что детали могут быть угаданы по одной-двум аллюзиям.
Как ни странно, Бен Сире почти нечего сказать об Йосефе (как, впрочем, и об Ицхаке или Яакове): он только походя упоминает историю о костях Йосефа (Бен Сира, 49:15, см. ниже, гл. 5), да и то в отдельной главе, уже после того, как отмечены главные герои Израиля от патриархов до Нехемьи и послевавилонского периода[10]. Зато другие источники того же или чуть более позднего времени не столь лаконичны. Рассмотрим, в частности, Первую книгу Маккавеев, написанную через несколько десятилетий после Бен Сиры и повествующую о победоносной борьбе евреев за независимость от селевкидских властителей. В начале книги старец Матитьяу (Маттафия) находится при смерти; он наставляет своих сыновей «помнить дела их отцов» и перечисляет, кого он имеет в виду:
Авраам не в искушении ли был найден верным? И это вменилось ему в праведность. Йосеф в бедствии своем сохранил заповедь и сделался господином Египта. Финеес [Пинхас], отец наш, за то, что возревновал ревностью, получил завет вечного священства.
(1 Макк., 2:52-54.)
Йосеф оказался в выдающейся компании: он один из «праотцев», чьи великие деяния увековечены Писанием (отметим, однако, отсутствие в списке Ицхака и Яакова). Может быть, не до конца ясно, какую «заповедь» хранил Йосеф «в бедствии», но весь его последующий взлет оказывается следствием этой ревности о Б-жественном Законе, – той самой черты, которую Матитьяу подчеркнул в своем вступлении («итак, дети, возревнуйте о законе», 1 Макк., 2:50). Список Матитьяу, как бы он ни был скуп на подробности, дает нам почувствовать, что Йосеф, наряду с другими упомянутыми лицами, – библейский образец, и включение в Писание его истории, как и всего остального, должно преподать урок для повседневной жизни.
Йосеф и жена Потифара
Но какой урок? Не доверяй братьям своим? Держи свои сны при себе? В сюжете столько подробностей, столько линий, по которым Йосеф воплощает каноны мудрости, что современному читателю было бы непросто назвать один-единственный урок, который можно было бы извлечь из этой истории. И все же есть одна специфическая добродетель, с которой Йосеф прочно ассоциируется. Быть может, частным проявлением этой добродетели и была та самая «заповедь», соблюдаемая «в бедствии», из приведенного выше фрагмента Первой книги Маккавеев. Во всяком случае, именно так обстоит дело в другом, чуть более позднем тексте.
За это, конечно, прославлен Йосеф воздержанный, потому что он усилием мысли превозмог хотение плоти. Ибо когда он был юн и в расцвете лет, он разумом уничтожил буйство своих страстей. Разум же, как было доказано, господствует не только над буйным натиском хотений плоти, но и над всяческим другим хотением.
(4 Макк., 2:1-4[11].)
Этот фрагмент, разумеется, посвящен знаменитому эпизоду, который следует сразу за продажей Йосефа в рабство в Египет. Купленный Потифаром, «царедворцем фараоновым, начальником телохранителей», Йосеф, по-видимому, быстро возвышался в чине среди домовых слуг и даже был назначен управляющим всем хозяйством. В книге Берешит сказано:
Йосеф же был красив станом и красив видом. И случилось после этих происшествий, жена господина его возвела взоры свои на Йосефа и сказала: ляг со мною. Но он отказался, и сказал жене господина своего: ведь господин мой не знает при мне ничего в доме, и все, что имеет, отдал в руки мне. Он не больше меня в доме этом, и он не удержал от меня ничего, кроме тебя, потому что ты жена ему, а как же сделаю я это великое зло и согрешу пред Б-гом. И бывало, когда так она говорила Йосефу ежедневно, а он не слушался ее, чтобы лежать с нею, чтобы быть с нею, то случилось в один из таких дней, что он вошел в дом делать дело свое, а никого из домашних людей там в доме не было; она схватила его за одежду его и сказала: ложись со мной. Но он оставил одежду свою в руке, побежал и выбежал вон.
(39:6-13.)
Сцены из жизни Йосефа. Джованни Бартоломео. 1483–1511 годы
Этот эпизод играет очень важную роль в рассказе. Во-первых, он приводит к тому, что Йосефа заключают в тюрьму (поскольку, отказавшись от любезностей своей хозяйки, он в конечном итоге был обвинен ею в покушении на насилие), и именно это позволяет ему познакомиться с заключенными там виночерпием и пекарем, привлечь внимание фараона и растолковать его сны. Кроме того, данный эпизод четко характеризует Йосефа как мудреца, таково же и его поведение. Сперва мы убеждаемся в его организационных способностях, благодаря которым он становится домоправителем; впоследствии те же способности он проявляет, распоряжаясь всеми зерновыми запасами Египта. Затем следует его выдержанный отказ от домогательств хозяйки, и, наконец, он проявляет твердость перед лицом невзгод, когда, ложно обвиненный, он падает с высот власти и влияния на дно жуткой тюремной камеры.
И тем не менее это лишь один эпизод из многих. Перебирая кульминационные точки сюжета, основные его вехи: избалованный ребенок, одетый в «разноцветную рубашку»; зависть и предательство братьев; темница, где Йосеф толкует сны сокамерников; Йосеф при дворе, управляющий целой страной; посещение Йосефа братьями и хитрость с мешками зерна; трудные времена в Ханаане и споры Яакова с сыновьями; возвращение их в Египет и пир в доме Йосефа; развязка с Йеудой и поразительное раскрытие Йосефа; встреча Йосефа с престарелым отцом, – читатель найдет инцидент с женой Потифара побочным, занимательным конечно, и даже значимым, но никак не центральным эпизодом в этой истории. В самом деле, попроси мы нашего современника извлечь из рассказа мораль, разве не услышали бы мы что-то вроде: «Все, что случается с тобой, принимай бесстрастно и с верой в Б-га, потому что все окажется к лучшему»?
Тем любопытнее, что для воображения древнего читателя прелюбодейное предложение Потифаровой жены и добродетельный отказ Йосефа был чрезвычайно важен и со временем приобретал все большее значение. Отчасти это можно наблюдать в «Книге Юбилеев», пересказе книги Берешит и начала книги Шмот, восходящем ко II веку до н. э. История Йосефа, похоже, не слишком интересует автора «Юбилеев» – он сминает большую часть сюжета, начиная с детских снов Йосефа, включая даже предательство братьев и продажу в рабство. Однако эпизод с женой Потифара – на месте, причем в чуть-чуть расширенном виде. Вот его начало:
Йосеф же был красив и весьма миловиден лицом. И жена господина его обратила на него свои взоры, и увидела Йосефа, и почувствовала любовь к нему, и просила его, чтобы он лег с нею. Но он не предал ей свою душу, и вспомнил о Г-споде и о словах, которые отец его Яаков читал в словах Авраама, что никто не должен прелюбодействовать с женою, имеющей мужа, и что для такового определено наказание смертию на небесах пред Г-сподом Всевышним, и что грех будет записан за ним в книгах, которые до века всегда существуют пред Г-сподом. И Йосеф вспомнил эти слова, и не хотел лечь с нею. И она просила его в течение года, но он отказывал ей и не хотел слушаться ее[12].
Отступление о словах, которые читал отец героя, в «Книге Юбилеев» закономерно, поскольку Откровение на горе Синай, когда был дан Б-жественный Закон с запретом прелюбодеяния (Шмот, 20:14), произошло после этих событий. Чтобы поведение Йосефа не было просто хорошим поступком, основанным на страхе или здравом смысле, в «Книге Юбилеев» введено здесь (как и в других местах) досинайское откровение Закона, переданного Йосефу его отцом Яаковом. Отметим, однако, что в этой версии моральная стойкость Йосефа, похоже, превосходит таковую в изложении самого Писания: там домогательства жены Потифара повторяются «ежедневно» (Берешит, 39:10), а тут, судя по всему, это выражение толкуется в том смысле, что она предлагала ему «лечь с ней и быть с ней» на протяжении целого года! Йосеф, однако, непреклонен. Далее по ходу сюжета, когда Йосеф остается в доме с госпожой Потифар один на один, она запирает за ним дверь, поэтому, чтобы сбежать, Йосеф должен «вышибить дверь». Подобное приукрашивание, по-видимому, также должно усилить наше восхищение благочестием главного героя.
Еще поразительней образ Йосефа в другом раннем тексте, «Завещании двенадцати патриархов» (точная датировка этого произведения, как и во многих других случаях, невозможна – книга прошла разные этапы обработки и дошла до нас уже в качестве христианского сочинения; тем не менее есть прямые указания на ее иудейское происхождение; это собрание воображаемых завещаний особого жанра, который был широко распространен в последние дохристианские века; ученые, как правило, относят раннюю иудейскую редакцию текста к I веку или даже ко II веку до н. э.). Йосеф в «Завещаниях» – главный образец нравственности[13]: хотя каждое завещание произносится одним из одиннадцати братьев, имя Йосефа повторяется снова и снова, пока, наконец, не наступает очередь его самого. История с Потифаровой женой оказывается главным – почитай, единственным – мотивом завещания. Йосеф рассказывает об эпизоде в общих чертах, а затем вновь возвращается к рассказанному, добавляя детали. Само собой разумеется, что его поведение перед лицом соблазна образцово – можно сказать, что он даже вовсе не соблазнился!
Сколько раз угрожала мне смертью Египтянка! Сколь часто, предав меня наказаниям, звала к себе, а когда не хотел я сойтись с нею, говорила мне: «Будешь владыкою надо мною и надо всем, что есть в доме моем, если предашь себя мне, и будешь ты как хозяин наш»[14].
Йосеф и жена Потифара. Гвидо Рени. 1631 год
Все усилия, согласно «Завещаниям», были напрасными. Дама льстит, упрашивает, предлагает по первому его требованию перейти из язычества в истинную веру вместе со своим мужем, потом угрожает самоубийством; прибегает она также к любовным зельям и чарам – все тщетно. Йосеф даже не был тронут. Как он сам заявляет ближе к концу своего завещания:
Даже в мыслях я не поддался ей, ибо Б-г любит более того, кто верен и властвует собой в темной бочке, нежели того, кто пирует редкими яствами в царских покоях… Ибо, когда я был в доме, она обнажала руки и бедра, чтобы я возлег с ней. Ибо она была вся прекрасна и блистательно украшалась, чтобы увлечь меня, но Г-сподь защитил меня от ее ухищрений.
Я даже мыслию не склонился к ней. Ведь больше любит Б-г целомудренного, который терпит тьму во рву, нежели распутника, который роскошествует в царских палатах… И когда был я в доме ее, обнажала она руки и голени свои, дабы возлег я с нею; ибо она была прекрасна весьма и украшалась премного, чтобы соблазнить меня. И уберег меня Г-сподь от злых умыслов ее[15].
Почему сопротивление Йосефа развратному предложению стало центральным моментом его биографии, причем не только в «Завещаниях», но и в других приведенных источниках? Ответ на этот вопрос, конечно, неоднозначен. Судя по источникам того времени и чуть более поздним (в том числе, это явственно выражено в Новом Завете), тема прелюбодеяния была одной из тех, что витали в воздухе, поэтому эта достаточно второстепенная линия в истории Йосефа была выпячена. Более того, в Библии не так много других историй, которые можно использовать как иллюстрацию преимуществ добродетели – целомудрия и противления соблазну. А вот прочие заслуги Йосефа: отсутствие склонности к мести и т. п. или, положим, его особые способности сновидца и толкователя снов – были свойственны и другим библейским героям, как-то: Аврааму, Яакову и пророку Даниэлю. Вполне логично было стремление усилить эту уникально присущую Йосефу черту. Кроме того, эпизод с женой Потифара был простым, самодостаточным рассказом; можно предположить, что независимо от того, какую роль он играл в развитии общего сюжета, он мог быть воспринят прежде всего как образец поведения благочестивого человека, данный в Священном Писании.
Как бы то ни было, образ Йосефа действительно стал ассоциироваться именно с его поведением в описанной ситуации. Как мы отметили, в Первой книге Маккавеев (2:53) определенно не сказано, какую именно «заповедь» соблюдал Йосеф «в бедствии», однако в свете вышеизложенного остается мало сомнений, что, с точки зрения автора, это была заповедь «не прелюбодействуй». Достаточно скоро Йосеф, как и очень многие библейские персонажи, приобрели титул или прозвище, сопровождавшие то или иное имя в раввинистической экзегезе, например, «праотец наш Авраам», «учитель наш Моше», «злодей Бильам (Валаам)» и др. У Йосефа это «Йосеф Праведный», или «Йосеф Благочестивый», Йосеф а-Цадик; не приходится сомневаться, что эти имена выведены из эпизода с женой Потифара[16]. Одно из самых ранних свидетельств об этом – вероятно, приведенный выше фрагмент из Четвертой книги Маккавеев, где «o sophron Ioseph» (греч. «мудрый, воздержанный Йосеф») может быть попыткой перевода ивритского определения на греческий[17]. Йосеф косвенно упоминается в Книге Премудрости Соломоновой (еврейский псевдоэпиграф, написанный на греческом приблизительно в начале христианской эры) как «праведник» (dikaios). Из этого можно сделать некоторые выводы о том, как в целом складывались упомянутые характеристики (они получили широчайшее распространение в поздней иудейской литургии), но еще нельзя ничего сказать о конкретном прозвище «Йосеф Праведный», поскольку эпитет dikaios употребляется на протяжении всей книги по отношению к Аврааму, Лоту, Яакову и др. И все же сам отрывок может представлять для нашей темы определенный интерес:
Она [Премудрость] не оставила проданного праведника, но спасла его от греха: она нисходила с ним в ров, и не оставляла его в узах, и потом принесла ему скипетр царства и власть над угнетавшими его, показала лжецами обвинявших его и даровала ему вечную славу.
(Мишлей, 10:13-14.)
На первый взгляд перед нами более последовательное изложение библейского сюжета, нежели то, что мы обнаружили в «Завещаниях». Нельзя не заметить, что в нескольких строках содержится целых два намека на эпизод в доме Потифара: Премудрость «спасла его от греха», то есть от цепких лап хозяйской жены, а затем «показала лжецами обвинявших его». Последнее также относится к рассматриваемому эпизоду, поскольку других обвинений против Йосефа, кроме жалобы Потифаровой жены на попытку изнасилования, во всей истории, несомненно, нет. В таком случае, смысл нашего текста таков: Мудрость (в значении Б-жественного Провидения) показала с помощью последовавших событий (то есть воздаяния, которое Йосеф получил, возвысившись надо всем Египтом), что Йосеф в самом деле был праведником[18], и, стало быть, обвинения Потифарихи были задним числом опровергнуты. Таким образом, репутация Йосефа была спасена, и он заслужил «вечную славу». Отметим также, что в этом пересказе опущено: здесь нет ни братьев, ни снов Йосефа, ни фараона и т. д. Выходит, вопреки первому впечатлению, что и в рассмотренном фрагменте домогательства хозяйской жены становятся центральным моментом всей биографии Йосефа.
Прослеженное нами развитие образа Йосефа может быть рассмотрено как последовательная его кристаллизация: от несколько туманного первоначального «геополитического» восприятия Йосефа как отца-основателя колен Эфраима и Менаше (или, иными словами, «гения места» Северного царства в целом) – к восприятию Йосефа вне связи с географией как добродетельного героя из последней части книги Берешит; затем образ, сужаясь, приходит к «Йосефу Праведному», библейскому образцу стойкости перед лицом искушения, чья доблестная борьба против поползновений хозяйки может служить примером для грядущих поколений.
Но что именно произошло в доме у Потифара? Описание событий, как мы видели, по библейским меркам не слишком загадочное; оно не противоречит и каким-либо другим свидетельствам. Однако, как мы отметили в самом начале, ранние толкователи Библии любили проникать в глубь таких описаний, порой изучая «сюжет» или намерения персонажей, а порой вглядываясь в одно какое-нибудь неясное слово или оборот, чтобы обнаружить какую-то скрытую до той поры сторону дела. Так и в эпизоде с Йосефом комментаторы не удовлетворились приведенным выше простым смыслом библейского повествования и предпочли раскрыть, что же в точности случилось в Потифаровом доме, подробно анализируя слово за словом из этого текста.
Перевод с английского
Михаила Вогмана
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Обсуждение этого вопроса см. в: Redford D.B. A
Study of the Biblical Story of Joseph (Genesis, 37-50). Supplements to Vetus
Testamentum 20.
[2] См.: Rad G. von. Die
Josephsgeschichte. Neukirchen-Vluyn: Neukirchener Verlag, 1965; а также его Wisdom in
[3] Йосеф упомянут в начале книги Шмот,
но это, по сути, просто знак преемственности между повествованием Берешит и повествованием
об Исходе в книге Шмот.
[4] Ср. Шмуэль, 22:11. Об иконографии быка
см. в особенности: Cross F.M. Canaanite Myth and Hebrew Epic. Cambridge:
Harvard University Press, 1973. Связь Йосефа с быком/тельцом в свою очередь повлияла
на истолкование многих других мест в Библии. Особенный интерес представляет Дварим,
22:10 («Не паши на воле и на осле вместе»). Возможно, в связи с оттенками значения
слова «пахать» уже ко времени Бен Сиры этот библейский закон приобрел метафорический
смысл: «Блажен муж, который женится на мудрой жене и не пашет словно бы на воле
и осле вместе» (Бен Сира, 25:12). Однако коль скоро Йосеф изначально был волом,
связь данного стиха с историей про Йосефа и жену Потифара становилась весьма определенной.
Потому, например, в рассмотренном ниже (глава 2) арамейском акростихе Йосеф отвергает
жену Потифара, говоря: «Я не буду пахать волом и ослицей вместе».
[5] См. в частности: Гринц Й.М. Теилим пей
(Псалом 80) // Он же. Михкарим ба-Микра (Библейские исследования). Иерусалим: Й.
Маркус, 1979. С. 109–127 (на иврите).
[6] В 928 году до н. э., после смерти царя Соломона
(Шломо), еврейская монархия, созданная Давидом, распалась. Колена Йеуды и
Биньямина образовали Иудейское царство, во главе которого остался сын и наследник
Соломона Рехавам (в русской традиции Ровоам, 928–911 годах до н. э.), а десять других
колен, населявших северную часть Земли Израиля, сформировали независимое государство,
получившее название Израильское царство. Первым израильским царем стал
Яровам (в русской традиции Иеровам; 929–907 годы до н. э.). Израильское царство
просуществовало до 722 года до н. э., когда оно было уничтожено Ассирией, а его
население угнано в Месопотамию.
[7] См.: Japhet S.
Conquest and Settlement in Chronicles// Journal of Biblical Literature. № 98 (1979). P. 205–218.
[8] «Геополитический» аспект образа Йосефа не
мог, разумеется, не возродиться в самаритянской экзегезе. Эти северяне считали Йосефа
своим праотцем и воздавали ему особые почести. См. гл. 5.
[9] Я в некоторой мере касался этой темы
в: Kugel J. Greer R. Early Biblical Interpretation. Philadelphia: Westminster
Press, 1986.
[10] См. обсуждение в: Segal M. H. The
Complete Book of Ben Sira. Jerusalem:
Mosad Bialik, 1972. P. 240. Отсутствие Йосефа в первом списке библейских героев,
на мой взгляд, не случайно и отражает представление о «чуждости» Йосефа, сохранившееся
в отдельных кругах даже в конце II века до н. э.
[11] Четвертая книга Маккавеев – этико-философское сочинение
I века н. э., в котором содержится проповедь стоицизма, основывающаяся на
библейских мотивах и на примерах мученичества среди евреев в эпоху гонений
Антиоха Эпифана (накануне восстания Маккавеев).
[12] Юбилеев, 39:5-8; перевод А. Смирнова. Казань,
1895.
[13] Hollander H.W. Joseph as an Ethical Model in
the Testaments of the Twelve Patriarchs. Leiden:
Brill, 1981.
[14] А. Смирнов. Заветы 12 Патриархов, сыновей Иакова.
Казань, 1911.
[15] Завещание Йосефа, 9:2-5.
[16] См.: Ginzberg L.
Legends of the Jews. Philadelphia: Jewish
Publication Society, 1925. Vol. 5. P. 325: «Нет ни малейшего сомнения, что этот
титул был присвоен Йосефу в память о его мужественной победе над коварством хозяйской
жены».
[17] Ibid.
[18] Обратим внимание, что в 1 Макк., 2:53, по-видимому,
добродетель Йосефа, проявленная в тяготах, также связана с его приходом к власти
впоследствии – он «в бедствии своем сохранил заповедь и сделался господином Египта».