РАББИ АВРААМ АНГЕЛ

[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2009 НИСАН 5769 – 4(204)

Рабби Авраам Ангел

Самуил Городецкий

У всякого народа есть свои святые, и народной душе вся их жизнь, и даже само их рождение представляются чем-то необыкновенным. Народ всегда находит в биографии этих избранных происшествия сверхъестественные – не только когда они уже вступили в преклонный возраст, прославились и обрели величие, но и в их детстве, а порой даже еще раньше. Нередко рассказывают в народе о невероятных чудесах, случившихся с ними в материнской утробе, или о том, как у Всевышнего зародилась мысль послать этих святых людей на землю и как Он наблюдает за ними с высот и правит их судьбой в дольнем мире на благо роду людскому, на пользу всему мирозданию.

То же самое верно и для хасидизма. Хасиды и подумать не могли, что единственный сын Бешта, рабби Цви, родился естественным образом, как простой смертный, и потому вложили в уста Бешту следующие слова: «Четырнадцать лет я спал отдельно от жены, и мой сын Гершеле родился по Слову Б‑жию». Хасидское предание расцветило легендарными подробностями и обстоятельства рождения единственного сына того, кто заступил на место Бешта после его кончины, – рабби Бера, Межиричского магида.

В то время, повествует предание, к рабби Беру еще не пришла известность. Он проживал в деревне, с трудом добывая себе пропитание, и очень нуждался. Но вот рабби Бер впервые побывал у Бешта, о котором прежде так много слышал, и эта поездка к великому человеку переменила всю его жизнь. Он и прежде не переставал дивиться чудесам и невероятным деяниям рабби Исраэля, а теперь до чего страшно и величественно было зрелище, представшее его глазам! Этот чудотворец обещал ему, что у него родится сын, который достигнет величия и славы, сын, о котором будут говорить: «неземной человек», «не из этого мира». Он, рабби Бер, верит полной верой пророчеству Бешта. Да, много лет минуло с тех пор, как он женился, и все еще нет у него детей. Но теперь он знает, что у него родится сын, хотя он опасно болен и уже отчаялся было произвести потомство. Бешт обещал ему – значит, так и будет!

В ту ночь настало время его жене окунаться в микву, и она по своему обыкновению отправилась пешком в соседний город, в баню. Но банщик почему-то не пустил ее мыться, а потребовал плату за вход, у нее же не было с собою ни гроша. Пришлось женщине возвращаться домой ни с чем. Посреди пути ей повстречалась спешившая в город карета. Поравнявшись с путницей, карета остановилась, и ехавшие в ней четыре дамы принялись расспрашивать и допытываться, куда и зачем идет эта бедная женщина, а выслушав, усадили рядом с собой, отвезли в город и уплатили банщику необходимую сумму. После того как жена рабби Бера совершила омовение, знатные дамы снова усадили ее в карету и доставили в деревню. Дома изумленная женщина рассказала обо всем мужу, и тот отвечал: «Да знаешь ли ты, кто были эти дамы? То были наши праматери, Сара, Ривка, Рахель и Лея».

Есть и другое предание об обстоятельствах рождения рабби Авраама Ангела. Магид взял в жены девушку из Торчина, но по бедности проживал в деревне, неподалеку от городка. Однажды посреди зимы, когда настал день совершать омовение, его жена, несмотря на лютый холод, направилась в Торчин, в микву. Откладывать день омовения было нельзя, и она с превеликим трудом шла по направлению к городу. Муж ее ничего о том не знал: он, как обычно, занимался со своими учениками, поскольку был сельским меламедом. Дойдя до середины пути, женщина почувствовала, что силы покидают ее, что еще немного, и она замерзнет. Вдруг прямо перед ней оказалось здание миквы, куда она и вошла. По выходе из миквы она встретила прохожего, лицо которого светилось, как лик Б‑жьего человека.

Вернувшись домой, она рассказала обо всем мужу. Рабби Бер прекрасно знал дорогу до города и был уверен, что никакого строения у обочины нет. На этот раз он решил пойти вместе с женой, посмотреть, так ли она говорит. Каково же было его изумление, когда он воочию убедился, что посреди дороги стоит дом и в нем и вправду миква. «Не творятся чудеса для отвода глаз, – сказал потом рабби Бер жене, – а встреченный тобою человек был Ангел Г‑сподень».

В ту ночь, добавляет предание, был зачат их сын, рабби Авраам, но рабби Бер называл его «Авраам Ангел», памятуя о небесном посланце, которого видела его жена.

Неизвестно точно, в каком году родился рабби Авраам Ангел, хасиды говорят, что он родился в 1741 году.

Еще будучи совсем юным, рабби Авраам предпочитал уединение. Он мало ел и спал, зато все свое время посвящал углубленным занятиям каббалой, и хасиды утверждают, что в постижении тайного учения ему помогал сам Метатрон.

После смерти Бешта его место унаследовал рабби Бер. Магид выбрал в напарники своему сыну, рабби Аврааму, младшего из учеников, рабби Шнеура-Залмана из Ляд, для совместного изучения Гемары, Поским и Тосафот. Этот в высшей степени способный и знающий юный литвак был всецело поглощен учебой, и рабби Авраам делился с ним своими познаниями в «тайном учении». Юноши проводили занятия так: сначала в течение трех часов рабби Шнеур-Залман обучал рабби Авраама Гемаре, Поским и Тосафот, а в следующие три часа рабби Авраам учил рабби Шнеура-Залмана каббале, и затем они снова менялись ролями. Однако рабби Авраам даже «явное учение» воспринимал в духе мистики и толковал талмудическую алаху и агаду методами каббалы. А когда рабби Шнеур-Залман пожаловался на это Магиду, тот ответил: «Предоставь моему сыну делать, как он хочет. Ты занимайся с ним согласно своему разумению, то есть тем, что относится к явному учению, а он пусть толкует те же вещи по-своему. Ты будешь показывать ему внешнее одеяние Талмуда, а он посвятит тебя в его сокровенную суть».

Однажды, повествует предание, когда рабби Шнеур-Залман решил покинуть Межирич и вернуться домой, рабби Ангел пошел проводить товарища. Когда оба они уже сидели в повозке, рабби Ангел сказал вознице: «Хлещи-ка коней, пока не позабудут, что они кони». Когда рабби Шнеур-Залман услышал эти слова, он изумился и сказал: «Видно, это новый путь служения Творцу, и надобно мне изучить его». Так и возвратился обратно в Межирич, чтобы заниматься с рабби Ангелом и из его уст постигать премудрость.

Что касается учения рабби Авраама, то он был вполне независим и не любил подкреплять свою мысль ссылками на других хасидских учителей. В коротких фрагментарных сочинениях, составивших впоследствии отдельную книгу под названием «Хесед ле-Авраам», он не упоминает ни Бешта, ни своего отца, рабби Дов-Бера и тем разительно отличается от прочих хасидских авторов того времени, почитавших своим священным долгом подкреплять собственные слова ссылкой на авторитет Бешта и его ближайших сподвижников.

Рабби Авраам сетовал и сожалел, что по вине «затянувшегося изгнания» дух каббалы омрачился и затмился материей, и хасидизм, как детище каббалы, начал «по причине грехов наших обрастать материальностью». Он с горечью ощущал это искажение духовности, хотя застал хасидское движение в пору его высочайшего духовного взлета. Он отмечал начавшуюся деградацию учения, девальвацию дорогих его сердцу идей, и душа его терзалась страданием.

Несколько позже появится еще один знаменитый цадик, который тоже будет горевать по поводу заката хасидизма, тогда как никто из его современников не распознает этого, и даже цадики не заметят, что у них на глазах хасидизм вступил в новую историческую стадию – стадию упадка. Этим прозорливцем был рабби Нахман из Бреслава, внук Бешта. Он тоже, как рабби Авраам до него, отмечал, что влияние хасидского учения слабеет день ото дня, что хасиды «начали остывать»[1]. Но только рабби Нахман видел причину деградации хасидизма не в самих хасидах, а в тех, кто призван оказывать на них влияние. Покойный Бешт и несколько первых цадиков внесли в мир те исправления, что внесли, а когда они умерли и удалились из бренного мира, их благотворное влияние пресеклось. Иначе говоря, тот свет, который они изливали на своих последователей, и то, как они возвращали своих учеников к Б‑гу, будь Он благословен, все это осталось без продолжения, и последующие поколения хасидов оказались обделенными. Придя к такому выводу, рабби Нахман старался изменить сам хасидизм, вдохнуть в него дыхание новой жизни и превратить его в то, что «будет существовать вечно»[2].

В отличие от рабби Нахмана, рабби Авраам Ангел полагал, что причина упадка хасидизма заключена в «грехах» современного поколения, а потому направлял свои усилия на совершенствование этого поколения и исправление его поступков, с тем чтобы евреи смогли постичь хасидское учение и проникнуться им.

В записках рабби Авраама Ангела о хасидизме, в том, что касается его теоретических рассуждений, мы не найдем ничего нового по сравнению с бештовским учением. Как и другие последователи Бешта, рабби Авраам считал, что цадик является основой и душой мироздания. «Цадик – основание мира, – писал он, – поскольку с его помощью в нижние миры приходит все доброе и совершенное. Ни одно Откровение не может быть явлено в этом мире, если сначала не явится цадику, ибо он первичен»[3]. «Цадик приносит постижение Всевышнего во все миры», «цадик живет своей верою (Хавакук, 2:4), что означает: если цадик во что-то верит, не остается места, где его вера не утвердилась бы, и тем самым становится возможным постижение Всевышнего в мире. В этом смысл слов “живет своей верою” – что оживляет ницоцот <искры Б‑жественного света>». И с помощью цадика «все поколение поднимается на более высокую ступень»[4]. Короче говоря, «все ради цадика», «мир сотворен ради цадика», и «все исправления осуществляются цадиком»[5].

Вот и выходит, что цадик – начало и глава всему. Он оказывает духовное влияние на всех смертных. А бывает, что «цадик и сотворен единственно ради своего поколения: чтобы исправить поколение и выявить ницоцот». И если поколение нуждается в цадике, который улучшил бы его и повел к истине и праведности, то цадик обязан соответствовать эпохе, чтобы его поколение смогло его понять и пожелало идти по указанному им пути. Поэтому такой цадик вынужден порой «сначала появиться на нижней ступени и там проложить тропу, которая впоследствии будет способствовать Б‑жьему Откровению». Однако не всякий цадик на такое способен: «Есть цадик, который не может возглавить свое поколение, а поколение не в силах вынести его, ибо он слишком мудр и высок и не в состоянии сойти на более низкую ступень, чтобы соединиться с поколением и возвысить его»[6].

Цадик не стоит на месте. Он движется от подвига к подвигу и даже если иногда вынужден – с целью исправления своих современников – спуститься уровнем ниже, он тут же вновь восходит вверх и продолжает восхождение. «И чем более цадики постигают величие Всевышнего, – пишет рабби Авраам Ангел, – тем сильнее разгорается их к Нему любовь, и тем больший трепет и стыд пред Ним охватывает их. Потому что когда они понимают и постигают неизмеримость Создателя и осознают беспредельность любви, которой потребно любить Творца за то, что Он дал нам Тору и 613 заповедей, позволяющих человеку, этому убогому созданию, служить Царю всех царей, Б‑гу великому и ужасному, они испытывают еще и наслаждение – ведь их мысль целиком поглощена Б‑гобоязненностью и любовью к Г‑споду, да будет Он благословен»[7].

Служение Всевышнему должно зиждиться на любви к Создателю. «Посредством Торы все низшие ступени поднимаются». Цадик служит Г‑споду исключительно ради Него самого, «нет в цадике ничего, направленного на материальные нужды, но все в нем стремится к Всевышнему Благословенному». Так и молитва цадика направлена не на то, «чтобы Он исполнил какую-то просьбу, но самодовлеюща, ибо в молитве цадик прилепляется ко Всевышнему»[8].

Служение Г‑споду осуществляется не только словом и делом, в служении гораздо более значимы чистые, святые помыслы: «мысль человека – его душа, она является частью Шхины». Рабби Авраам пишет: «Есть мысль, речение и поступок. В поступке проще всего предпочесть добро, в речении – уже труднее, а в мыслях труднее всего остаться добрым и благочестивым», оттого «молитва человека, который в мыслях своих рассуждает о Торе и молится с воодушевлением, бывает услышана», ибо «как есть церуфим <святые сочетания слов и букв> в физической речи, так же есть церуфим в мысли»[9].

Рабби Авраам наставляет «смирять свой характер» и «подавлять и крушить в себе материальное начало», а обломки его превращать в «святость» – и все это во имя Всевышнего Благословенного [10].

Из всех положительных свойств характера самой достойной он считает кротость и объясняет это на примере из жизни природы: «Подобно тому как ни один злак не может произрасти без того, чтобы зерно не утратило свою форму и не оказалось на грани исчезновения, так и никакое Откровение не может совершиться в тварном мире, если цадик не достигнет уровня, где станет ничем, где все материальное в нем сделается как бы несуществующим». И снова: «Чем ближе сумеет цадик приблизиться к крайнему самоумалению, тем вероятнее дарование Откровения народу Израиля посредством этого цадика»[11]. И именно в этом видит рабби Авраам Ангел таинство святой кротости.

Если хасидское учение рабби Авраама Ангела во многом сходно с мировоззрением других цадиков его времени, то деяния этого праведника, метод его служения Всевышнему свидетельствуют, что он избрал путь, в корне отличный от образа жизни Бешта и Межиричского магида. Бешт и Магид, отец рабби Авраама, много и охотно говорили со своими хасидами от сердца к сердцу, не истязали себя физически и умели наслаждаться простыми земными радостями, лишь освящая их чистотой святости. Они также подавали своей пастве личный пример, старались, чтоб их поступки служили образцом для подражания. Но рабби Авраам, напротив, чурался общества и бежал материальной жизни даже в самых насущных ее проявлениях. Хасидское предание донесло до нас рассказ о том, как он осуществлял свое служение. Целые дни рабби Авраам проводил, затворившись в своей комнате: на голове и руке его – тфилин, а вся верхняя половина тела спрятана под талитом, который не только покрывает голову, но и заслоняет лицо, так что никто из окружающих не имел возможности видеть его. Да и сам он не в силах был взирать на материальный мир – ни на вещи, ни на людей, ибо был Б‑жьим человеком, Ангелом. «Когда великого рабби Зусю объял трепет пред ангелами, – рассказывал рабби Исраэль из Ружина, внук рабби Авраама Ангела, – он не мог снести своего страха и просил Всевышнего избавить его от этого состояния. Такое приключилось с рабби Зусей, но моему деду, который сам был Ангелом, того не было надобно, ведь он и ел-то лишь изредка, и только кожицу дикого голубя, – а разве обычный человек проживет на такой пище?»[12]

Хасиды многое рассказывают об аскезе рабби Авраама и о жестоких телесных муках, которыми он себя истязал. Он умерщвлял в себе всякое плотское желание. «А когда отец сосватал его, – повествует предание, – принялся кричать и вопить: как это он может пасть так низко, чтобы жить с женщиной? Однако ради исполнения первой заповеди (“плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю” [Берешит, 1:28]), преодолел свое чувство, какое сравнится разве с тем, что испытываешь при встрече с чертом». У него родились два сына и две дочери, о чем сам он говорил такими словами: «Четыре раза я с женою близок был и четыре саженца я посадил».

Хасидское предание сохранило много рассказов о его особой близости к Создателю. Рабби Ицхак из Радзивиллова, один из знаменитых хасидов на заре этого движения, услышав, что есть цадик, прозванный Ангелом, пожелал взглянуть на него и посмотреть на его дела. Рабби Ицхак пришел к рабби Аврааму накануне поста Девятого ава, и они вместе направились в синагогу на чтение кинот. Все присутствующие уселись на земляном полу, и хазан начал нараспев: «Как одиноко сидит город [Иерусалим]». При этих словах рабби Авраам горестно воскликнул в голос: «Как! Как!» И тут же свесил голову между колен и застыл неподвижно. Хазан окончил чтение плачей, народ разошелся по домам, а рабби Авраам оставался в прежней позе, с опущенной меж колен головой. Он не издавал ни звука, и в теле его нельзя было различить ни малейшего движения. Рабби Ицхак прождал его в синагоге до полуночи, а потом вернулся на место своего ночлега. Наутро рабби Ицхак появился в синагоге раньше всех, и каково же было его изумление, когда он застал рабби Ангела в том же виде, в каком покинул, – согбенного, с опущенной низко головою, мыслью и телом предающимся своей молчаливой скорби о разрушении Иерусалима. Рабби Авраам просидел так целый день, вплоть до исхода дня. «Нет, не зря, – заключал рабби Ицхак, когда хасиды спрашивали его о рабби Аврааме, – прозвали его Ангелом. Это имя подобает ему и его деяниям, ибо служение, подобное тому, что мне довелось наблюдать, недоступно человеку из плоти и крови. Это – служение Б‑жьего Ангела».

И рабби Барух из Меджибожа тоже испытывал к рабби Аврааму высочайшее почтение и называл его не иначе как Ангел. Это обстоятельство заслуживает особого внимания, поскольку рабби Барух весьма ревниво относился к тому, как возвеличивается среди евреев тот или иной хасидский праведник. Он, внук Бешта, с гордостью рассказывал, что сам Бешт, уже после смерти, порой навещает его и наставляет на истинный путь ко Всевышнему, а потому не выносил, когда среди хасидов объявлялся какой-либо цадик или знаменитость, не бывший потомком Бешта. Оттого так важно отметить, что рабби Барух безусловно признавал величие и святость рабби Авраама, и не случайно хасидская традиция подчеркивает, что даже рабби Барух оказывал рабби Аврааму почет и уважение. Мало того, рассказывают, что, когда однажды рабби Барух приехал повидать рабби Ангела, он побоялся зайти к нему в дом, а встал снаружи и решил через окно заглянуть в комнату, где находился цадик. Когда же рабби Ангел поднялся со своего места и рабби Барух смог увидеть его лицо, на гостя напал такой страх, что он не выдержал и не только отпрянул от окна, но побоялся оставаться вблизи того дома.

Таким запечатлело предание этого Б‑жьего человека, человека-ангела. Более полутора столетий прошло с тех пор [13], а память о цадике живет в сердцах тысяч и тысяч хасидов, которые знают его не под полным именем, а просто как Ангела. Эти многие тысячи евреев свято верят, что рабби Авраам Ангел лишь для виду был облачен в телесную оболочку, однако даже эта его плоть была столь чиста и свята, что превратилась в духовную субстанцию, соответствующую более высокому миру Ацилут, – в своеобразную духовную материю.

Фастов. XIX век

Хасидская традиция вознесла рабби Ангела даже выше тех двоих, которых еврейское предание называет людьми Б‑жьими и выделяет из прочих смертных: Ханоха и Элияу. Их принято считать вознесшимися при жизни на небо, причем Элияу, как сказано, был увезен в вихре на небо живым и здоровым в «огненной колеснице, запряженной огненными конями» (2 Млахим, 2:11). Однако оба они, и Ханох, и Элияу, пусть и отличались высокими достоинствами, годы, проведенные ими на земле, прожили среди людей, как все люди. Рабби Авраам Ангел был не таков. Он и в бытность свою на земле оставался Б‑жьим Ангелом, и в земной своей жизни не походил на обычных людей, ибо целиком состоял из одного лишь духа – даже плоть его и та не была материальной.

Образ жизни рабби Авраама Ангела, его аскетизм, воздержание и отшельническое бытие вызывали непримиримый протест его отца, Магида из Межирича. Много раз выговаривал Магид сыну и требовал отказаться от своих форм служения, но рабби Авраам не слушал его и продолжал делать по-своему. Предание гласит, что Магид после смерти «спустился из горнего мира, чтобы проведать своего святого сына, рабби Ангела, и во имя заповеди почитания отца велел ему оставить избранную сыном стезю полнейшей аскезы, приличествующую разве что истинным Ангелам, ибо для человека подобный путь опасен. Но рабби Ангел отвечал ему, что не знает у себя никакого отца из плоти и крови, а только Отца Милосердного, Б‑га Живого. Тогда Магид спросил: “Разве ты не воспользовался моим наследством?” На что рабби Ангел ответил, что отказывается от этого наследства, и тут же загорелись и обратились в пепел кое-какие вещицы, которые достались ему после смерти отца»[14].

Эта история, которую поведал нам потомок рабби Авраама Ангела, рабби Исраэль, цадик из Чорткова, не единственная, где говорится о том, что Магид не принимал повседневных норм поведения своего сына рабби Авраама и пытался наставить его на иной путь. Ему хотелось, чтобы его единственный отпрыск продолжил начатое им дело и занял после него его место, как сам он в свое время занял место Бешта. Однако, наблюдая за жизнью сына, Магид понял, что его желанию не дано осуществиться: рабби Авраам Ангел не соответствовал своему поколению и к роду человеческому не принадлежал.

Рабби Авраам был тем праведником, о котором сам же и писал: «Не может цадик возглавить и повести за собой поколение, если его поколение не в силах снести его, поскольку он великий мудрец и не в состоянии спуститься до ступени низших людей, дабы поднять вверх свое поколение»[15].

Он не принадлежал земному миру.

В 1773 году умер Магид из Межирича. Однако он не умер, он просто удалился из этого мира. Смерть его понадобилась лишь для того, чтобы не смущать простых людей, на самом деле он продолжал жить. Он приходил к себе домой и беседовал с сыном, рабби Авраамом, как бывало у них и при его жизни. «Он приходит ко мне во сне и говорит со мной, а потом я просыпаюсь и разговариваю с ним уже наяву», – признавался рабби Авраам рабби Нахуму из Чернобыля [16].

Магида не стало, его забрал к Себе Г‑сподь, а сын его не мог продолжить дело ушедшего и вести за собой хасидов так, как вел их рабби Дов-Бер. Как уже отмечалось, рабби Авраам не был к тому предназначен, он не мог смотреть в лица хасидам, а те боялись даже взглянуть на него.

Порой он покидал свой город и отправлялся в разные места, и куда бы он ни приехал, всюду его чтили и преклонялись перед ним, как если бы он был Б‑гом.

Случилось ему на время оказаться в городке Фастове близ Киева. Местные евреи приняли его с великим почетом и принялись уговаривать остаться с ними. Рабби Авраам уступил их настойчивым просьбам и послал было за женой и детьми, но Магид, его отец, пребывая в мире праведных, не хотел, чтобы сын его поселился в Фастове, поскольку знал, что там рабби Авраама неминуемо ждет скорая смерть. Тогда, повествует предание, он явился во сне к жене рабби Ангела и категорически запретил ей ехать к мужу, и женщина не поехала.

В Фастове рабби Ангел своим привычкам не изменил – так же проводил дни, затворившись в комнате, и никого к себе не впускал, никого не видел. Тем временем проезжал через городок рабби Нахум из Чернобыля. Вышли ему навстречу местные евреи, окружили толпой и стали упрашивать, чтобы повлиял на рабби Авраама и побудил его показаться людям. Но рабби Нахум принялся их увещевать и отговаривать, потому что это, мол, опасно, и не смогут они смотреть на лицо Б‑жьего Ангела. Однако евреи продолжали стоять на своем, и он вынужден был согласиться. А в тот день было назначено обрезание в семье одного из местных жителей, и рабби Ангела попросили оказать ему честь и быть сандаком (восприемником), а рабби Нахума – моэлем, совершающим обряд. Обрезание устроили в синагоге, и случилось чудо: для всех жителей городка нашлось место, все смогли войти внутрь, а толчеи не было. Рабби Ангел явился, завернувшись в талит, который скрывал его с головы до самых колен, и сел в кресло, чтобы взять младенца. Постепенно он начал приподнимать талит, а народ, затаив дыхание, в трепете взирал на него, дожидаясь той вожделенной и святой минуты, когда удостоится увидеть лик Ангела Б‑жьего. Но каковы же были страх и смятение в народе, когда людям воочию предстало лицо рабби Авраама! Великий ужас объял всех, и люди в панике стали разбегаться из синагоги, так что вскоре там не осталось и миньяна. Предание рассказывает, что в тот раз даже рабби Нахум не мог сдержать дрожи и выронил ритуальный нож.

На исходе шести месяцев пребывания в Фастове рабби Авраам заболел и умер там 12‑го тишрея (в начале осени) 1776 года. Ему было тогда около 36 лет. Горе евреев было неизбывно, и оплакивали его плачем великим. А рабби Пинхас из Кореца тогда сказал: «Если бы рабби Авраам не умер в столь молодом возрасте, все цадики оставили бы свои высокие посты и склонились пред ним, признав его главенство».

После смерти рабби Авраама овдовевший к тому времени рабби Нахум захотел жениться на его вдове и послал переговорить с ней об этом ее сына, рабби Шолема, который и сам одобрял его план. «Едучи к матери, рабби Шолем задремал в дороге и увидел во сне просторные, великолепно убранные палаты, а у входа в палаты стоит его отец, праведный рабби Авраам Ангел, упираясь руками в потолочный свод, и восклицает грозным голосом: “Кто такой и по какому праву вознамерился войти в мою обитель?” Тут рабби Шолем проснулся и понял, на что он собирался посягнуть. Повернул назад и благополучно прибыл домой»[17].

Могила Авраама Ангела

Случилось уже после смерти рабби Авраама Ангела, что проезжал через Фастов рабби Исраэль из Плоцка, бывший ученик Магида и верный почитатель рабби Ангела. Завернул он на кладбище, чтобы поклониться могиле праведника. Покидая кладбище, рассказывает предание, он позвал к себе евреев из погребального братства и обратился к ним с такими словами: «Я скоро умру, рабби Ангел призывает меня. Ему здесь одиноко и тоскливо, и вы похороните меня рядом с его могилой».

Вскоре он слег. Болезнь не отпускала его, и рабби Исраэль умер. Его наказ был исполнен. И по сей день жители Фастова, указывая на холмик по соседству с могилой рабби Ангела, говорят, что там покоится рабби Исраэль.

А еще спустя годы проезжал фастовским трактом рабби Шнеур-Залман из Ляд, друг юности рабби Ангела, но в город свернуть не захотел. Он сказал: «Побывать в городе и не навестить могилу Ангела было бы недостойно. Но и ходить на его могилу я не хочу. Боюсь я, как бы не сотворил он и со мной того, что сделал с рабби Исраэлем из Плоцка».

На могиле рабби Авраама Ангела и сегодня возвышается старое-престарое строение, и место это свято и почитаемо в нашем народе.

Перевод с иврита Зои Копельман

добавить комментарий

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

[1] Хаей Мааран (Жизнь рабби Нахмана из Бреслава). Ч. 1. Сказки и истории, 8.

[2] Там же. Ч. 2. Величие его учения, 25.

[3] Хесед ле-Авраам. Раздел Ваишлах.

[4] Там же. Разделы Ваишлах, Лех леха, Ноах.

[5] Там же. Разделы Ваишлах, Корах, Берешит.

[6] Там же. Разделы Ваишлах, Вайешев и предисловие.

[7] Там же. Предисловие.

[8] Там же. Разделы Вайера, Пинхас, Вайеце.

[9] Там же. Разделы Лех леха, Вайеце, Вайешев.

[10] Там же. Разделы Берешит, Теце и предисловие.

[11] Там же. Разделы Шмот и Беаалотха.

[12] Там же. Разделы Шмот и Беаалотха.

[13] Очерк был написан в 1920-х годах.

[14] Тиферет Исраэль.

[15] Хесед Авраам, предисловие.

[16] Шивхей Бешт.

[17] Там же.