Возврати судей наших, как прежде

Евгений Левин

Словарный запас современного иврита в значительной мере образовался благодаря “секуляризации” части библейской и талмудической лексики. Стараниями Э. Бен-Йеуды и его последователей многие слова, изначально употреблявшиеся в сугубо религиозном контексте, получили новое значение, которое со временем стало основным. В частности, подобная участь постигла слово “мусмах” – в современном языке оно означает “дипломированный специалист” и применяется почти только в светском контексте (дипломированный электрик, дипломированная медсестра и т. д.). Несколько больше “повезло” однокоренному слову “смиха” – обычно его применяют в значении “раввинский диплом”. Соответственно, утверждение, что у рава Моше “есть смиха”, означает, что он успешно сдал экзамен на знание еврейских законов.

Между тем изначальное значение этих слов было существенно иным. Термин “смиха” (“посвящение”) означал специальную церемонию передачи полномочий от учителя к ученику. Соответственно, раввина, получившего определенные полномочия, называли “мусмах”.

Согласно Рамбаму, начало смихи положил уже Моше: “Моше-рабейну дал смиху Йеошуа бин Нуну. Также Моше-рабейну дал смиху семидесяти старейшинам, и снизошло на них Б-жественное присутствие. Те старейшины передали смиху мудрецам следующего поколения, а те – дальше; таким образом, все, кто имеет смиху, получили это посвящение по цепочке передачи, восходящей к Суду Йеошуа бин Нуна и далее – к Суду Моше-рабейну” (Мишне Тора, Законы о Сангедрине и наказаниях, которые он применяет, 4:1, 2). Таким образом, традиция, возникшая еще во времена Исхода, сохранялась в течение веков.

Согласно книге Бемидбар, Моше посвятил Йеошуа сам: “И сделал Моше, как повелел ему Г-­сподь; и взял Йеошуа, и поставил его перед Эльазаром, священником, и перед всей общиной. И возложил на него руки, и дал ему наставления…” (27:22, 23). Талмуд, однако, постановил, что для этой церемонии необходим специальный бейт дин из трех мудрецов, из которых хотя бы один должен был иметь смиху. Изначально такой суд мог составить каждый из мудрецов. Но во II веке эти полномочия были делегированы патриарху (наси) (Иерусалимский Талмуд, Сангедрин, 1:2, Вавилонский Талмуд, Сангедрин, 13б). Возложение рук также было признано необязательным – посвящаемый и посвящающие могли даже находиться в разных местах, правда, непременно в пределах Эрец-Исраэль. В результате церемония стала выглядеть так: “Называют его [посвящаемого] „рабби„ и говорят ему: вот, ты рукоположен [самух], и теперь у тебя есть право судить даже дела о штрафах” (Мишне Тора, Законы о Сангедрине и наказаниях, которые он применяет, 4:3).

Как видно из этих слов Рамбама, смиха давала мудрецу право на дополнительные почести (звание “рабби”), а также дополнительные полномочия. Во-первых, посвященный раввин получал право приговаривать воров к штрафу (кнас), то есть к денежным выплатам, превышающим стоимость украденного имущества (например, в случае кражи домашнего скота): “Если украдет кто-то быка или овцу и зарежет его или продаст его, то пять быков заплатит за быка, а четыре овцы за овцу” (Шмот, 21:37). Во-вторых, только посвященные мудрецы могли входить в состав суда, занимающегося вопросами еврейского календаря, то есть решающего, какой день считать началом нового месяца и какой год следует объявить високосным (чтобы лунный год не отставал от солнечного, семь лет из каждых 19-­ти следовало объявлять високосными, добавляя еще один, тринадцатый месяц [второй адар]). И наконец, только судьи, обладавшие смихой, могли приговаривать преступников к телесному наказанию и даже к смертной казни.

Таким образом, смиха имела огромное значение для сохранения как полноценной религиозной жизни, так и юридической автономии. Поэтому неудивительно, что во время гонений Адриана евреям под страхом смерти было запрещено не только обучать Торе, но и участвовать в церемонии посвящения: казни подлежали как посвящавшие, так и посвящавшиеся, а кроме того, указ налагал суровую ответственность на весь город, в пределах или окрестностях которого имело место “противоправное” действие. Однако эти драконовские меры напугали далеко не всех. К примеру, известный мудрец Йеуда бен Баба продолжал посвящать, невзирая на грозный запрет, и, в конце концов, принял мученическую смерть, застигнутый на месте “преступления” (Вавилонский Талмуд, Сангедрин, 13б, 14а).

Запреты Адриана были отменены вскоре после смерти грозного императора. Евреи вновь получили право выдавать достойным смиху, не опасаясь преследований и гонений. Tем не менее через какое-то время связь времен нарушилась – традиция посвящения, восходящая к эпохе Моше, внезапно прервалась. Ученые до сих пор не пришли к единому мнению о том, когда и почему это произошло. Согласно наиболее традиционной точке зрения, последние посвящения были в IV веке, во времена патриарха Гилеля бен Йеуды (320–370) – так, в частности, считали Рамбан и рав Шимон бен Адерет (Рашба). Однако некоторые исследователи полагают, что это произошло существенно позже, уже в эпоху гаонов.

Как бы то ни было, все согласны, что к началу Крестовых походов у евреев уже не было ни одного мудреца, имевшего право на звание “рабби”.

Как ни странно, на жизни подавляющего большинства евреев это совершенно не отразилось. Многие, полагаю, этого и вовсе не заметили (именно поэтому ученые сегодня вынуждены спорить и строить догадки, когда это произошло). Ибо к тому времени мудрецы уже успели принять необходимые и достаточные меры, чтобы еврейская жизнь продолжалась и в отсутствие смихи. Вместо штрафов, упомянутых в Торе, во всех общинах были установлены другие экономические санкции, позволявшие весьма эффективно пресекать имущественные преступления. Еврейский календарь был рассчитан и освящен “до конца времен” в 360 году бейт дином тогдашнего палестинского патриарха Гилеля бен Йеуды. Наконец, что касается вынесения смертных приговоров, то еврейские суды утратили это право еще в эпоху Второго храма. То есть на практике необходимость в судьях, имеющих смиху, к моменту исчезновения этого института фактически сошла на нет.

В течение многих веков отсутствие “настоящих” раввинов волновало евреев разве что теоретически. Однако в XV–XVI веках ситуация неожиданно изменилась после того, как в Стране Израиля обосновалась значительная община выходцев из Испании, среди которых было немало бывших марранов.

Покинув Пиренеи, эти люди, многие годы хранившие в сердцах верность Торе и заповедям, присоединялись к еврейским общинам и начинали открыто жить по закону Моше и Израиля. Однако на душе у них было неспокойно. Живя внешне христианской жизнью под пристальным взором соседей и инквизиции, марранам приходилось то и дело нарушать различные заповеди – есть некошерное, работать по субботам и т. д. Многих из них волновал вопрос, удастся ли им искупить все эти грехи (и, прежде всего, грех вынужденного отступничества) или же их ждут вечные адские муки.

Среди тех, кому не давал покоя этот вопрос, был знаменитый раввин Яков Берав (1474, Испания – 1541, Цфат). Особенно его беспокоили грехи, за которые, согласно Торе, полагалось самое страшное наказание – карет, то есть полное уничтожение души после смерти.

Согласно Мишне, если человек, которому полагается карет, будет приговорен судом к 39 ударам, тем самым этот грех будет искуплен (Макот, 3:15). Однако право назначить подобное наказание есть только у судей, имеющих смиху. В поколении рава Берава таковых, как мы сказали, уже не было. Поэтому раву Бераву пришлось задаться вопросом: можно ли восстановить прерванную традицию или же смиху (а вместе с ней и возможность искупления) следует признать утраченной безвозвратно?

За несколько столетий до него над этим вопросом задумывался Рамбам, который не только пришел к выводу, что прерванную традицию можно восстановить, но и предложил конкретный путь для осуществления этого: “Мне представляется, что, если все мудрецы Земли Израиля согласятся назначить и посвятить судей, такие судьи будут считаться имеющими смиху и будут иметь право судить в делах о штрафах и смогут передавать смиху другим. Если так, почему наши мудрецы огорчались из-за отсутствия смихи, а вместе с ней – возможности судить дела о штрафах? Дело в том, что народ Израиля рассеян, и невозможно, чтобы все пришли к единству; если же был бы мудрец, получивший смиху от имеющего смиху, он не должен был бы просить согласия всех знатоков Торы его поколения, а судил бы, в том числе и дела о штрафах, для всех евреев, так как имеет на это право” (Мишне Тора, Законы о Сангедрине и наказаниях, которые он применяет, 4:12).

Рав Берав, не только знаток Торы, но и человек действия, немедленно приступил к реализации своего плана, обратившись за содействием к другим мудрецам, жившим в Цфате. Те единодушно поддержали его инициативу. И в 1538 году 35 палестинских раввинов, собравшихся в Цфате, торжественно провозгласили возобновление смихи. Первым “посвященным” стал, естественно, сам рав Берав, который тут же посвятил несколько других кандидатов. В разных источниках их число варьируется от четырех до десяти. Достоверно известны два имени: рав Йосеф Каро и рав Моше Трани (Мабит).

Закончив процедуру посвящения, рав Берав и его сторонники начали рассылать сообщения о случившемся. И тут выяснилось, что они кое-чего не учли.

Одним из самых известных раввинов в тогдашнем Иерусалиме был рав Леви бен Яков Хабиб (Ральбах) – бывший марран из Португалии, посвятивший жизнь изучению Торы. В Иерусалиме рав Берав несколько раз встречался с равом Хабибом, но отношения у них почему-то не сложились. Поэтому, собирая раввинов в Цфате, рав Берав решил не приглашать иерусалимского талмудиста, а лишь послать ему post factum уведомление о случившемся.

Возможно, рав Берав полагал, что рав Хабиб воспримет это как должное. Однако он жестоко ошибся: узнав о том, что произошло в Цфате без его участия, рав Хабиб почувствовал себя глубоко оскорбленным и выразил решительный протест: проект рава Берава был объявлен сомнительным, недействительным, ненужным и вредным!

Во-первых, рав Хабиб усомнился, действительно ли можно восстановить прерванную традицию согласно процедуре, предложенной в Мишне Тора. По его мнению, даже сам Рамбам, а также многие другие раввины не были в этом вполне уверены. Но даже если предположить, что эта процедура и кошерна, то цфатская “конференция” все равно не имела необходимых полномочий. Ибо Рамбам требует участия и согласия всех палестинских раввинов, а он, рав Леви бен Яков, в Цфат не ездил и согласия не давал (и не даст post factum, как он тут же заметил).

Рав Берав не скрывал, что главная цель всей затеи – создать суд, наделенный правом приговаривать к 39 ударам, тем самым спасая грешников от загробного наказания. На это рав Хабиб ехидно заметил, что подобному наказанию можно подвергнуть только того, кого заблаговременно предупредили о том, какие последствия повлечет за собой его проступок. И поскольку марранов никто не предупреждал, то приговорить их к порке не удастся. Впрочем, это даже не главное. В еврейской традиции и без того есть эффективное средство, позволяющее искупить любой грех, – искреннее, чистосердечное раскаяние. А раз так, то зачем затевать еще и какие-то специальные судилища?

Наконец, появление раввинов со смихой, вероятно, приведет к тому, что они вновь начнут устанавливать календарь по свидетельским показаниям. А это, считал рав Хабиб, не принесет никакой пользы – только вред. Ибо своевременно оповещать общины, разбросанные от Балтики до Йемена, ни один палестинский суд не в состоянии, поэтому никто не будет знать, когда отмечать тот или иной праздник.

Разумеется, рав Берав встал на защиту своего детища. В ответном послании он доказывал, что процедура, предложенная Рамбамом, – безусловно и несомненно кошерная, что слова “все раввины” следует понимать как “большинство” и т. д. Однако доводы рава Хабиба по поводу 39 ударов, судя по всему, произвели на него впечатление. Вот почему нет никаких свидетельств, что кто-либо был этому наказанию подвергнут.

Поскольку не было “искупительного ритуала”, большинство сторонников рава Берава довольно быстро охладели к его идее. Да и сам рав Берав не посвятил больше никого из своих учеников. Так что идея возрождения смихи постепенно утратила актуальность.

Едва ли не единственным, кто попытался продолжить дело рава Берава, был рав Йосеф Каро, который не только до конца жизни пользовался званием “рабби”, но и сам в какой-то момент посвятил одного из своих учеников – известного талмудиста и мистика рава Моше Альшеха (ум. после 1593). Тот, в свою очередь, дал смиху ближайшему ученику Аризаля раву Хаиму Виталю (1542–1620). Продолжил ли он эту традицию, неизвестно. Однако двое из его учеников, рав Авраам Ланиада и рав Йешаяу Пинту, пользовались званием “рабби”. Последний из них умер в 1648 году. После этого цепочка, идущая от рава Берава, прервалась окончательно.

Попытка рава Берава и его сторонников возродить смиху была самой известной и наиболее близкой к успеху, но далеко не единственной. В последующие столетия подобные попытки предпринимались неоднократно.

В 1830 году эту идею попытался осуществить ученик Виленского гаона рав Исраэль из Шклова, поселившийся в Иерусалиме. Сначала он хотел воспользоваться предложением Рамбама, однако отказался от этой идеи, ознакомившись с аргументацией рава Хабиба. Тем не менее в еврейских источниках ему удалось отыскать другую идею: по мнению египетского раввина Давида ибн Аби Зимры (Радбаз), кошерная смиха могла сохраниться... у одного из десяти пропавших колен, живущего где-нибудь в неведомых азиатских землях! Узнав об этом, рав Исраэль предпринял активные научные изыскания и даже послал своего эмиссара, рава Пинхаса Баруха, в Йемен, где, по его мнению, могли обитать остатки колена Реувена (экспедиция, разумеется, закончилась безрезультатно, а сам рав Барух трагически погиб).

В 1901 году рав Ааарон-Мендл Коен собрал подписи 500 раввинов, призывающих к возобновлению смихи в соответствии с мнением Рамбама. Однако дальше этого дело не пошло: сначала рав Коен с головой ушел в политическую деятельность, приняв активное участие в создании партии “Агудат Исраэль”. А затем началась первая мировая война, и всем стало не до того.

О возрождении смихи мечтал рав Йеуда-Лейб Маймон, первый израильский министр религий. В 1949 году он даже предложил собрать для этого общенациональную конференцию раввинов. Однако это предложение было встречено весьма сдержанно, в том числе главными раввинами страны. Так что от этой идеи вновь пришлось отказаться.

Как уже говорилось, отсутствие раввинов, имеющих посвящение, практически не сказывается на современной религиозной жизни. Тем не менее не думать об этом нельзя. Во-первых, неспособность восстановить смиху – грустное свидетельство того, как трудно евреям прийти к согласию по какому-либо вопросу. А во-вторых, исчезновение важного религиозного института, восходящего к Моше-рабейну, стало еще одним печальным следствием изгнания. И то, что смихи до сих пор нет, лишний раз напоминает нам, что изгнание еще не закончилось.

Так что остается надеяться на грядущее Избавление и трижды в день повторять в молитве: “Возврати наших судей, как прежде”.

1. В эпоху Второго храма и Мишны дата новомесячья зависела от того, предстанут или не предстанут перед бейт дином два кошерных свидетеля, видевших молодой месяц. Если на исходе 29-го дня месяца два человека или более вместе видели новую луну и сообщали об этом иерусалимскому Сангедрину, то он тридцатого числа провозглашал: «Освящен» – это означало, что предыдущий месяц состоял из 29 дней, новый месяц освящен, а текущий день – это первый день нового месяца, рош ходеш. Если же на тридцатый день новая луна не появлялась, это означало, что месяц полный и состоит из 30 дней. Тридцать первый же день, независимо от наблюдений, объявлялся в таком случае первым днем нового месяца, так как на 31-й день новая луна заведомо должна появиться, даже если этого никто и не видел.
2. Julius Newman. Semikhah [ordination]. A study of its origin, history, and function in Rabbinic literature. Manchester University Press. Manchester, 1950. P. 152.
3. Рамбан, Сефер а­зхут. К этому времени подавляющее большинство евреев уже жили в различных странах диаспоры. Поэтому традиционный календарь с «плавающим» новомесячьем доставлял им массу неудобств, поскольку при тогдашних средствах коммуникации палестинские мудрецы не имели возможности своевременно сообщать, когда начался очередной месяц (и, соответственно, когда наступает тот или иной праздник). Кроме того, палестинские ешивы постепенно приходили в упадок, и местным мудрецам становилось все труднее регулярно собираться для освящения месяца.
4. Согласно Торе, наказанию карет подлежат в том числе те, кто ел квасное в Песах и не постился в День искупления. Между тем законы и обычаи этих праздников были хорошо известны инквизиции, которая пристально наблюдала, как ведет себя в эти дни тот или иной «новый христианин». Поэтому соблюдать эти заповеди без риска для жизни было весьма непросто.

 

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.