"Но маленькая лошадка где-то там есть!"

Йоэль Кан

Однажды, много лет назад, один крестьянин рассказывал своим товарищам об увиденном им чуде: “Несколько огромных карет, связанных между собой, едут по двум железным колеям сами собой! И никто их не тянет, и никто не толкает – диво дивное!” Призадумались крестьяне и начали обсуждать услышанное. Да, действительно, диво дивное... Один предлагает свое объяснение, другой с ним не соглашается и дает свое, третий не принимает оба истолкования, но своего не имеет... Наконец, исчерпав все возможные предположения, решили пойти и самим посмотреть.

Сказано – сделано. Шли, шли, пришли на вокзал и стали придирчиво осматривать поезд. Да, в эти “кареты” не впряжены ни лошади, ни волы… Паровоз загудел, и поезд двинулся с места. “Вот! – радостно закричал один из приятелей, старый, видавший виды извозчик. – Понял я, понял: большой лошади и вправду тут нет, но маленькая лошадка где-то там есть!”

Наш разум не может отказаться от привычных представлений о реальной действительности. Даже приняв, что “воля Творца непостижима”, он продолжает упорно добиваться: какой же при всем при этом есть смысл в повелениях Всевышнего и какое благо они с собой несут?..

Вышеприведенную историю хасиды рассказывают как иллюстрацию ограниченности человеческого разума. Действительно, возможности его огромны, и, в частности, он способен прийти к заключению, что существуют вещи, превышающие его способность постижения. Однако и тут он никак не может полностью выйти за собственные пределы: “большая лошадь” или “маленькая лошадка” – это для него приемлемо, однако вообще без лошади – невозможно!

Есть ли смысл у хуким?

Заповеди Торы разделяются, в самом общем плане, на три группы: мишпатим, эдуйот и хуким. Мишпатим, “установления”, – это такие заповеди, аналоги которых есть у всех цивилизованных народов: запрет убийства, грабежа, насилия, необходимость иметь законодательные и исполнительные органы для поддержания общественного порядка и т. п. Эдуйот – это “свидетельства” нашего еврейства: соблюдение субботы как знак веры в Единого Творца, сотворившего вселенную за шесть дней и прекратившего эту работу в день седьмой; празднование Песаха как годовщины нашего освобождения из египетского рабства и т. п. Но хуким, “законы”, – или, вернее, “декреты” – не имеют смысла, доступного человеческому разуму. Любое объяснение, для чего следует совершать обрезание, почему запрещено есть свинину или надевать одежду, сотканную из овечьей шерсти, перемешанной со льном, заведомо неполное и легко может быть опровергнуто контраргументом. Таким образом, в хуким Б-жественное проявляется наиболее очевидно: поскольку человеческий разум не мог бы придумать их (и даже склонен представлять их себе как абсурдные требования), они – поистине вердикты Б-жественной воли.

Ребе Раяц пишет: принято думать, что еврей должен стремиться к такому же исполнению абсолютно непонятных хуким – с энтузиазмом, душевным подъемом, – как к исполнению мишпатим и эдуйот, необходимость которых совершенно очевидна. Но на самом-то деле все как раз наоборот: мишпатим и эдуйот следует исполнять так же, как хуким: с сознанием, что они – не плод творчества гениального законодателя-человека, а вердикты Б-жественной воли. То есть исполнять с той же безусловной покорностью власти Царя вселенной, с тем же благоговением – но и с той же гордостью избранника, удостоившегося миссии Свыше.

Наш Ребе, рабби Менахем-Мендл Шнеерсон, поясняет это следующим примером. Учитель поручил ученику сделать что-то, не объяснив, для чего это нужно. Тот в точности исполнил поручение – несмотря на то, что, с его точки зрения, оно казалось бессмысленным. Можно сказать, ученик явил образец безусловного подчинения воле учителя. Но можно взглянуть и с другой стороны: на этот раз действительно ученик не получил никакого объяснения, но в предыдущих девяносто девяти случаях оказывалось, что учитель – великий мудрец, имеющий далеко идущие замыслы, и все его поручения ведут к определенной цели. Поэтому и теперь, на основании предыдущего опыта, ученик полностью положился на мудрость учителя в надежде, что когда-нибудь в будущем ему станет ясен смысл этого поручения.

То же самое в исполнении хуким. Здесь также в основании разум: а именно умственное признание того, что Всевышний мудр Б-жественной мудростью и ведет всю вселенную по определенному, ясному для Него пути. Непонимание же нами смысла Его поручений, которые называются хуким, – не более чем “техническая мелочь”: теперешняя неспособность нашего разума вместить все величие Б-жественного замысла. Еврей исполняет заповеди, смысл которых ему совершенно непонятен, как вердикт Свыше, не требуя никаких разъяснений. Но, говорит Ребе Раяц, точно таким же должно быть исполнение и других заповедей: лишь потому, что Всевышний “освятил нас Своими заповедями и повелел нам” делать то-то и то-то, мы обязаны исполнять установления, понятные нашему разуму, как вердикты Свыше – с тем же абсолютным подчинением Б-жественной воле, которое характерно для исполнения хуким.

Но так дело обстоит только на первый взгляд. Ребе объясняет, что сказанное относится не только к действенной стороне исполнения заповедей – практическому воплощению Б-жественного поручения. Заповеди являются выражением Б-жественной воли по самой своей сути – независимо от того, как мы понимаем или истолковываем их. И с этой точки зрения нет никакого различия между хуким, мишпатим и эдуйот: оно – чисто “конвенциональное”, то есть соответствующее ограниченным возможностям человеческого разума. Но и это тоже порождение Б-жественной воли: именно она определила, какие из заповедей поддаются рациональному объяснению и в какой степени, а какие – нет. Так что наличие или отсутствие смысла заповедей – лишь их “одежка”, по сути же своей все они вердикты Б-жественной воли, априори превышающей возможности человеческого интеллекта.

Зачем подчеркивать иррациональность заповедей?
Что хорошего в том,
что не поддается
логическому
объяснению?

Напрашивается вопрос: какое достоинство Б-жественной воли мы подчеркиваем, настойчиво повторяя, что она именно иррациональна, не

постижима для нашего разума? Ведь тем самым мы показываем, что заповеди изначально лишены всякого содержания, а его отсутствие всегда представляется нам каким-то недостатком?

Дело в том, что все понятия – “значение”, “достоинство”, “содержание”, “смысл” и т. п. – такие же творения Всевышнего, как все творения в мире. И к Самому Творцу – беспредельному поистине – неприменимы понятия, которые Он же и создал. Так, вышеприведенный вопрос о “достоинстве” Б-жественной воли не имеет абсолютно никакого смысла, поскольку безграничное нельзя определить с помощью дефиниции, имеющей ограниченный смысл.

Теоретически это так. Однако, казалось бы, лишь теоретически, потому что человеческий разум упорно сопротивляется подобным представлениям. Он продолжает спрашивать: при всем при том, как обозначить достоинство, которое содержится в иррациональном?

То есть “маленькая лошадка все-таки где-то там есть!”.

В главе 9-й второй части «Таньи», которая называется “Врата единства и веры”, Алтер Ребе говорит о несоизмеримости Б-жественной мудрости, открывающейся в сотворенном мире, и Самого Творца. Ребе выражается так: в действительности даже сказать о Творце, что Он выше мудрости, нельзя, потому что это все равно что сказать о каком-то очень глубоком и возвышенном знании, что его невозможно потрогать руками из-за крайней глубины его. “Каждый, кто это услышит, будет смеяться...”

Возьмем, к примеру, огонь. Несмотря на то что он, безусловно, имеет материальную природу и осязаем, потрогать его невозможно. Или звук и запах: хотя они также материальны, однако еще более “тонки”, чем огонь: их невозможно даже увидеть. При этом у всех трех есть общее качество: они материальны, воспринимаемы органами чувств и локализованы в пространстве. А различие между ними в том, как именно воспринимают их органы чувств: огонь – видят (и даже нередко слышат – например, как трещат сгорающие сучья), ощущают его жар, звук – только слышат, а запах – только обоняют.

Однако прийти и сообщить “новость” – некое знание, дескать, столь глубоко, что его нельзя потрогать руками, – просто абсурдно. Потому что знание вообще не принадлежит к области осязаемых объектов. Также меры (то есть критерии), с помощью которых мы определяем, насколько “глубоко”, “ново” или “возвышенно” знание, ни в малейшей степени не связаны с материальной сферой.

Теперь мы лучше понимаем, что имел в виду Алтер Ребе, когда писал, что, если кто-нибудь придет и сообщит “новость”: Творец выше мудрости, это заявление будет столь же абсурдно, как если было бы сказано, что мудрость нельзя потрогать руками.

Конкретный пример

Возьмем в качестве примера двоих людей. Один – человек грубый, «приземленный». Его кругозор ограничивается лишь тем, что можно взять в руки и потрогать. Такой человек будет называть реальным лишь то, что его органы чувств воспринимают и определяют как жесткое или мягкое, приятное или неприятное и т. п. Если мы придем к нему и расскажем о чем-то совершенно новом, ему незнакомом, какой будет его первая реакция? Он спросит: а какого рода этот предмет – мягкий или жесткий, тяжелый или легкий, какого он цвета и т. п. И если услышит, что все эти свойства здесь не имеют места, придет к однозначному выводу: все это сказки, в природе нет ничего подобного!

А если то, о чем мы ему расскажем, – разум, то он с уверенностью заявит: никакого разума в действительности нет!

Другой человек одарен способностью воображения и понимания. Если мы расскажем ему о факте существования разума, который не поддается восприятию органами чувств, он, скорее всего, примет наши слова – но лишь в принципе. Он согласится, что такое явление может существовать, но все-таки постарается представить его себе более наглядно. Он примется рассуждать: так, разум нельзя пощупать – но и огонь, который, без сомнения, существует, тоже нельзя пощупать руками. А звук и запах даже увидеть невозможно – однако они тоже, без сомнения, существуют! Следовательно, придет к выводу наш знакомый, существуют явления, которые не видны, не слышны, не осязаемы и все-таки принадлежат к области нашей реальности.

Чтобы достичь этого результата, человек должен будет подняться по “лестнице” примеров: от более грубых к более тонким. Однако сообщение, что разум имеет природу чисто духовную и вообще не принадлежит к миру материальных явлений, человек этот принять не сможет. И причина в том, что он не найдет никакой аналогии в реальной действительности, отталкиваясь от которой сможет составить себе некое представление.

Два человека, которых мы нарисовали, это олицетворения двух форм одного и того же подхода к познанию. Общее для них состоит в том, что никакая реальность не мыслится вне определенных форм существования. Можно принять, что существует нечто более высокое, нежели данная реальность, – но насколько более высокое? И тут уже все зависит от способности человека к абстрактному мышлению и от тонкости его воображения. Интеллектуально одаренный человек попытается выйти за пределы своего повседневного опыта, но и тогда все-таки будет употреблять меры и понятия, почерпнутые им из окружающей действительности. Возможно, он достигнет такой высокой степени абстрагирования, что ему начнет казаться, будто он уже поднялся в сферу духовного. Но при этом согласится ли он с тем, что есть и такие явления, которые вообще выходят за рамки реальной действительности?.. Нет уж! Пусть “большой лошади” тут и вправду нет, но чтобы не было вообще никакой – даже “маленькой”?! Никоим образом!

Возможно ли единение с беспредельным?

Когда человеческий разум узнает о существовании Б-жественного, его реакция в точности такова, как у двух описанных выше людей. Если разум груб и «приземлен», он сразу отвергает такую идею. То, что не поддается моему пониманию, заявляет он, не может существовать вовсе. Более тонкий ум согласится с тем, что в принципе возможно существование Б-жественного, превышающего рамки человеческого разума, однако тут же примется искать аналогии, с помощью которых постарается уяснить себе природу Б-жественного.

Это естественный путь нашего мышления. Когда человеческий разум размышляет о понятиях, связанных с Б-жественным, то такие понятия, как “знание”, “интеллект”, “достоинство”, “совершенство”, он принимает как позитивные, поскольку и они сотворены Всевышним. И когда человеческий разум узнает, что заповеди Торы – выражение воли Творца, непостижимой для него, он все-таки старается отыскать связь между ними и кругом своих понятий. То есть человеческий разум всегда пытается отыскать приемлемый для него смысл даже в том, что априори выше возможностей его постижения, ибо не в состоянии полностью отказаться от аналогий из багажа собственного опыта.

А истина? Истина в том, что все понятия, которыми оперирует разум, не больше чем творения. Однако Творец и Его воля истинно беспредельны и не поддаются никакому интеллектуальному определению. К ним абсолютно не приложимы понятия, с помощью которых разум (который сам не больше чем творение) познает, понимает, постигает. Суть же воли Всевышнего для человеческого разума – абсолютно не понятный приказ Свыше: “Приказ Я отдал, закон Я установил” (Бемидбар раба, 19:1). Именно в этом-то и выражается ее беспредельность, аналогичная беспредельности Самого Творца.

Однако, когда еврей исполняет любую заповедь Творца практически, он соединяет с Ним свою душу. Причем не имеет значения, какую именно заповедь он исполняет: пусть даже она относится к разряду мишпатим, необходимость которых якобы понятна человеческому разуму. Главное, что еврей при этом не размышляет о ее полезности и не превращает эту “пользу” в фактор исполнения заповеди, но исполняет ее именно как Б-жественное повеление Свыше, как “приказ”, который отдал Сам Творец, как “закон”, который Он установил.

Слово “мицва” (“заповедь”) – однокоренное со словом “цавта” (“соединение”). Как видно, даже в простом смысле этого слова содержится указание на эффект, достигаемый исполнением заповедей: соединение со Святым, благословен Он, абсолютно не постижимым человеческим разумом, поистине беспредельным.

 

 

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.