Периодика в фокусе

   Евреи в Галиции. Оконченный роман?    

 

Независимый культурологический журнал “І”
Гебрейський усе-світ Галичини, 2008, № 48
Гебрейський Львів,
2008, № 51

Львовский журнал “І” – из тех высоколобых изданий, что не обременяют собой газетные раскладки или киоски “Пресса”. Его место – в “рафинированных” книжных магазинах, университетских библиотеках и украиноязычных интеллектуальных салонах. Каждый номер журнала, отражающего “галицкий интеллектуальный дискурс”, посвящен отдельной проблеме, будь то “Насилие, власть, террор”, “Гендер, эрос, порно” или “Украина–ЕС: перезагрузка”. К еврейской теме “І” впервые обратился еще в 1996-м, посвятив ей выпуск “Україна і юдеї, гебреї, євреї”.
И вот – с промежутком буквально в несколько месяцев – два новых “еврейских” номера. В предисловии к первому редактор журнала, культуролог, политолог и главный львовский интеллектуал Тарас Возняк рассуждает о формировании специфического еврейского субэтноса – “галицьких жидах”. Легитимность слова из трех букв оправдывается тем, что “жид” не имеет в украинском языке отрицательной коннотации. Это почти правда.
Почти, потому что вряд ли издатели не понимают, что в стране, частью которой Галиция стала в 1939-м, слово это воспринималось во вполне определенном контексте. Вряд ли не понимают они и того, что национальным языком украинских евреев (плохо это или хорошо – другой вопрос) сегодня является русский, как, скажем, национальным языком большинства чешских, венгерских (и, кстати, галицких) евреев в начале прошлого века был немецкий.
Впрочем, столь спорная позиция не сказалась на высоком качестве журнала. Академическим в полном смысле слова его не назовешь, но охват феномена впечатляет – от прав иудеев в Австро-Венгерской империи и реформ Иосифа II до одежды украинских евреев XIV–XVII веков, музыкальной культуры штетлов и архитектуры “еврейской” улицы.

Особого внимания заслуживает военная тематика, в частности небольшой материал о евреях в Австро-Венгерской армии. Перед первой мировой, например, евреи составляли 17% офицеров резерва (при доле населения в 4,4%), а в ходе войны 25 из них дослужились до генеральского звания. Рассказывают, что фельдмаршал-лейтенант Эдуард Риттер фон Швайцер регулярно посещал синагогу и соблюдал кашрут даже на обедах у императора. Еще увлекательней читается хроника Еврейского пробойового (ударного) батальона Украинской Галицкой армии, который, наряду со знаменитым Отрядом погонщиков мулов, относят к первым еврейским воинским формированиям Нового времени. Так называемый “Жидівський курінь”, насчитывавший к 1919 году 1200 бойцов, нанес несколько поражений как польской армии, так и большевистским частям. Вообще, вся недолгая история Западно-Украинской народной республики – яркий пример совпадения украинских и еврейских национальных устремлений и интересов. Например, лидер галицких сионистов Леон Райх добивался создания в Восточной Галиции нейтрального государства под контролем Лиги Наций. В проекте конституции Галицкой республики предусматривались выборы по трем национальным куриям – один из вице-премьеров должен был быть поляком, второй – евреем, а президент – украинцем.
Изюминка второй части номера – в очень оригинальной (браво редакторам) структуре. Каждый из шести разделов интеллектуального путеводителя по еврейской Галиции “персонифицирован”, например: “Дорога к Паулю Целану”, “Дорога к Бруно Шульцу”, “Дорога к Йосефу Агнону” и т. п. Разделы в свою очередь разбиты на главки – описания населенных пунктов. Названия этих бывших штетлов известны гораздо меньше, чем имена их знаменитых уроженцев. Например, один из основоположников европейской школы психоанализа, ученик Фрейдa, скандальный (чего стоит основание “Немецкого имперского союза пролетарской сексуальной политики”) Вильгельм Райх родился под Перемышлянами. Кстати, и корни самого отца психоанализа недалеко от этих мест – в Тисменице (под Ивано-Франковском), где родился его отец Яков Фрейд, а дед Шломо занимался торговлей мануфактурой. В горах между Косовым и Кутами, в пещере, семь лет прожил в молитвах Бааль-Шем-Тов; Дрогобыч – родина известного художника Эфраима-Моше Лилиена и Бруно Шульца; Броды, на границе Волыни и Галиции, подарили миру выдающегося писателя Йозефа Рота, из Золочева подо Львовом – Нафтали Герц Имбер, автор “Атиквы” (хотя об этом, главном, факте его биографии в “І” почему-то ни слова).
Среди других (вполне простительных) недочетов – небольшая путаница в ивритском переводе топонимов и несколько навязчивый “хвост” после упоминания каждого исторического персонажа или термина в виде латинского и ивритского вариантов его написания. Впрочем, последнее может обернуться и плюсом, если пытливый читатель решит поискать дополнительную информацию в Интернете.
Второй “еврейский” номер открывается предисловием соредактора Ирины Магдиш – “словом на захист галицьких жидів і редакції журналу „І„”. Защищать журнал, по словам автора, пришлось от “звонков иноязычных дамочек, суть претензий которых сводилась к одному: „а за жида атветишь„”. Не возвращаясь к трехбуквенной теме (см. выше), отметим только, что, судя по материалам “І”, далеко не все его авторы и переводчики столь лексически радикальны. И если публикации г-жи Магдиш действительно пестрят “жидами”, то большинство ее коллег довольствуются “искусственными” для украинского языка “евреями”. Собственно, и в названиях обоих журналов используется высокопарное “гебрейський”.
Вполне оправданно треть номера занимают “Очерки еврейской истории Львова” Владимира Меламеда, написанные в середине 1990-х. Читабельно, лаконично и весьма познавательно. Особенно интересен период 1867–1914 годов – эпоха расцвета львовского еврейства, когда евреи составляли около 70% всех адвокатов города, около 60% врачей и 70% членов торгово-промышленной палаты. Треть студентов Львовского университета были евреями. На политическом поприще успехи были скромнее, хотя в десяти городах Галиции, в частности в Бродах и Стрые, в конце XIX века евреи занимали посты бургомистров.
Характерно для той поры сближение украинцев и евреев на фоне еврейско-польских противоречий. Один из ближайших сподвижников Герцля Натан Бирнбаум отмечал, что “среди всех европейских народов только украинцы не принимали участия в создании грандиозной всемирно-исторической неправды против евреев”. “В лице евреев украинцы находят сильного и независимого товарища, который защищается от ассимиляции, враждебной также и украинцам”, – подчеркивал будущий генсек Агудат Исраэль.
Говоря об украино-еврейском романе (весьма, впрочем, кратком), нельзя не упомянуть фигуру Якова Оренштайна – владельца издательства “Галицька накладня”, которое практически монополизировало книжный рынок Галиции, напечатав 120 томов украинской и зарубежной классики. Более того, уже в эмиграции Оренштайн поддерживал контакты с правительством Петлюры, основав в Берлине издательство “Українська накладня”.
Роман закончился 5 сентября 1924 года. Тогда в карету польского президента Войцеховского, посетившего Львов, была брошена бомба, которая, правда, не взорвалась. Полиция арестовала еврея Станислава Штайгера, случайно оказавшегося на месте преступления. Через три дня подпольная Украинская военная организация (УВО) взяла на себя ответственность за теракт, направив в газету “Хвиля” соответствующее заявление, которое полностью снимало обвинения со Штайгера. Тем не менее он провел в тюрьме 15 месяцев и был освобожден лишь после подписания еврейскими лидерами соглашения с польским правительством, предусматривавшего еврейско-польское примирение. Украинцы, разумеется, усмотрели в этом измену общему делу, газета “Діло” прямо писала, что соглашение “стало могилой жидівського емансипаційного руху”.
Небезынтересен ряд статей о еврейском Львове выдающегося историка Маера Балабана, погибшего в Варшавском гетто. Возглавляя на протяжении целого десятилетия раввинскую семинарию Тахкемони, Балабан пользовался огромным авторитетом среди духовных лидеров польского еврейства. Многие из них летом 1939-го повторяли его слова, что войны не будет. Еще в конце августа он упрямо твердил: “Не верьте, что война неминуема”. Когда через три года, уже в гетто, ему напомнили об этом, основатель Института еврейских исследований с горечью признал: “Это была самая большая моя ошибка в жизни”. Что ж, великие историки нередко оказывались плохими пророками. Даже их эта своенравная дама ничему не научила…
Судьбу Балабана разделил и Максимилиан Гольдштейн – еще один фигурант альманаха. Хранитель собрания львовского Еврейского музея, он примерно до осени 1942 года пользовался, благодаря главе Отдела науки и образования А. Регге, статусом квалифицированного специалиста, другими словами – “полезного еврея”. Холокост, однако, пережила в запасниках (и то частично) лишь коллекция Гольдштейна, сохранению которой он отдал свою жизнь.
Авторы сознательно ограничили хронологические рамки сборников периодом до середины второй мировой. Ибо рассуждать о “еврейском” Львове после Холокоста можно лишь с большой натяжкой. Большой (150 тыс. человек – треть населения Львова!) и неоднородной общине не помогли ни польский патриотизм, ни проукраинские симпатии. Первый погром, унесший жизни тысяч евреев, был учинен местным населением на следующий день после вступления в город немецких войск. А потом… “Потом” у “эмансипированных” и ортодоксов, социалистов и ревизионистов, хасидов и реформистов было общим, точнее, не было у них этого “потом”. Сегодня во Львове осталось меньше 2000 евреев. Кому-то нравится называть их “жидами”. Дело вкуса.
Михаил Гольд

 

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.