[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2009 ТЕВЕТ 5769 – 1(201)
РеволюциЯ и евреи
The Revolution 1905 and Russia's Jews («Революция 1905 года и евреи России»)
Ed. by Stefani Hoffman and Ezra Mendelsohn
Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 2008. – 320 p.
За последние десятилетия историки российского и восточноевропейского еврейства заметно расширили тематические, хронологические и географические рамки своих исследований. Это произошло под непосредственным влиянием пионерской работы Йонатана Френкеля «Пророчество и политика. Социализм, национализм и русское еврейство: 1862–1917» (1981), русский перевод которой увидел свет в 2008 году. Френкелю и посвящен рецензируемый сборник. В основу большинства статей легли доклады, прозвучавшие четыре года назад на конференции в Иерусалимском университете.
Споры о значении первой русской революции начались еще до того, как рассеялся дым на баррикадах. Одни видели в ней окончательное крушение надежд на эмансипацию евреев при царизме и доказательство необходимости активного участия в политической борьбе. Другие, напротив, расценивали все происшедшее как смертельный удар по социалистической и националистической идеологии, под влиянием которого еврейская молодежь обратится к эстетизму и декадансу. Третьи эмигрировали в Америку или в Палестину…
Сборник состоит из пяти разделов: «Переоценка революции 1905 года», «Старый режим и “еврейский вопрос”», «1905 год как поворотный момент для евреев империи», «Отражения революции в культуре» и «Заокеанские отклики: 1905 год и американское еврейство». Поскольку объем рецензии не позволяет рассмотреть все статьи сборника, остановимся подробнее на некоторых из них.
Ричард Вортман («Николай II и революция») показал, что царь воспринял события 1905 года как подтверждение своей веры в «естественный союз» государя и православного народа, по сути не оставлявший места для евреев и других неправославных.
Семен Гольдин («“Еврейский вопрос” в царской армии в начале XX века») констатировал, что армейское командование считало евреев не только плохими солдатами, но и неблагонадежным элементом. Преобладало мнение о необходимости прекращения набора евреев в армию, то есть под угрозой была даже та ограниченная интеграция еврейства в российское общество, которая началась при Николае I.
Дмитрий Эльяшевич (единственный российский исследователь среди авторов сборника), исследуя цензуру еврейской печати, отметил, что в результате Манифеста 17 октября еврейские издания были уравнены с остальными и освобождены от предварительной цензуры, что привело к бурному развитию еврейского книгоиздательства и прессы в послереволюционный период.
Брайан Хоровиц продемонстрировал, что Общество просвещения евреев, предложив новое понимание национальной идентичности и внутреннего самоуправления, превратилось в либеральную «фракцию» российского еврейства, поставившую de facto в повестку дня вопрос о культурной автономии.
Владимир Левин («Еврейские политические партии в России в период реакции») и Джефри Вейдлингер («Еврейские культурные общества после 1905 года») выделили то общее, что присутствовало в деятельности как российских (эсдеки, эсеры), так и еврейских (бундовцы, сионисты различных направлений) партий после пятого года. Все они оказались в некоей растерянности в новых, непривычных для них условиях. Разнообразные еврейские общества, получившие возможность действовать легально, совершили нечто вроде внутренней еврейской революции. Еврейские социалисты всех оттенков, столкнувшись с угрозой потери влияния в массах, пошли на сотрудничество не только с «буржуазными» политиками, но и с традиционными общинными структурами, которые прежде бойкотировали. По сути дела, обстановка, создавшаяся в России в ту пору, способствовала «нейтрализации» мессианских настроений «через инъекцию прагматизма в еврейскую политическую культуру» (наблюдение Бенджамина Натанса, высказанное в предисловии к сборнику).
Ребекка Кобрин показала, что эмигранты из России привезли с собой за океан специфическую разновидность русско-еврейского либерализма, включавшую стремление к образованию, уважение к индивидуальному финансовому успеху и социальной интеграции, а Эли Ледерхендлер отметил, что русско-еврейские иммигранты под влиянием революционного кризиса осмысляли свой переезд через океан в категориях судьбы и предопределенности…
Сам Френкель не рассматривал революцию 1905 года как поворотное историческое событие, повлекшее за собой переоценку ценностей. В его концепции 1905 год имел лишь «дополнительное значение» и находился между двумя знаковыми датами еврейской истории: погромами 1881–1882 годов и всеобщим кризисом, вызванным мировой войной и революцией 1917 года. Вошедшие в книгу статьи, кажется, позволяют найти для революции 1905 года более весомое место в историческом процессе.
Александр Локшин
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.