[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2009 ТЕВЕТ 5769 – 1(201)
БИТВА С ДРАКОНОМ
Михаил Горелик
В январе прошлого года умер Джордж Хабаш (1925–2008) — человек, ставший символом современного террора, во многом определивший его формы и содержание[1]. Именно ему принадлежат идеи, ставшие сегодня банальностью: захват самолетов и атаки, направленные против гражданского населения – против случайных людей, имевших несчастье оказаться в выбранных террористами времени и месте. Джордж Хабаш это первый придумал. И первые опыты реализации принадлежат тоже ему. 11 сентября и бойня в Мумбаи несут явственный отпечаток его личности. Правда, Джордж Хабаш полагал, что случайные люди должны быть евреями; если под руку попадался кто-то еще, печали большой не было, но все-таки целью были евреи. Ну так его теория была скорректирована: вовсе не обязательно евреи, но и евреи, как мы видим, – непременно.
МальЧик, певший в церковном хоре
Сегодня к слову «террор» едва ли не автоматически добавляют: «исламский». При этом картина мира существенно упрощается, а исламские боевики не прочь присвоить себе чужую славу.
Между тем Джордж Хабаш – основатель и глава Национального фронта освобождения Палестины (НФОП – самая радикальная палестинская террористическая организация) – не имел никакого отношения к исламу. Само имя именитого покойника – Джордж – однозначно говорит о том, что корни его совсем не мусульманские. Джордж Хабаш родился в арабской православной семье. В детстве пел в церковном хоре. Мать, как он вспоминал, постоянно молилась и учила его любви и милосердию.
У Голдинга в «Повелителе мух» показано, с какой легкостью становятся чудовищами мальчики, позавчера еще певшие ангельскими голосами в церковном хоре. Евреи для этой трансформации вовсе не так уж необходимы. Но это к слову.
Кстати сказать, лубянский патрон Джорджа Хабаша – глава советской внешней разведки генерал Петр Сахаровский (1909–1983), оспаривающий у своего подельника лавры изобретателя захватов самолетов и других видов терактов, направленных против гражданского населения[2], тоже ведь не под полумесяцем родился. Не знаю, пел ли и он в церковном хоре, но его деревенское детство без сомнения было православным, по-другому и быть не могло[3]. И мать ходила с мальчиком к обедне и учила только хорошему.
В юности Джордж Хабаш сменил свою веру на национализм и марксизм. Однако парадоксальным образом она в трансформированном виде все равно продолжала оставаться в нем. «Я всегда считал себя добрым христианином, который помогает бедным. Когда оккупировали мою землю, у меня не осталось времени думать о религии»[4]. Думать времени, может, и не оставалось (голова была не тем занята), а «добрым христианином» продолжал считать себя и тогда, когда устраивал кровавые теракты, захватывал самолеты, заложников.
В момент, когда пишутся эти строки, завершается процесс по делу молодежной банды, убивавшей в Москве по ночам одиноких прохожих с неславянской внешностью. Десятки убитых и раненых. Лидер группы Артур Рыно учился в иконописном училище. Мне трудно представить, что он не идентифицировал себя в той или иной форме с православием.
На самом деле все это прекрасно сочетается. Взять хотя бы Ивана Каляева или его товарища по партии Марию Беневскую, которая не расставалась с Евангелием. Уведи меня в стан погибающих за великое дело любви. Лозунг времени. Вообще, русское революционное сознание было религиозно окрашено. И у всех этих людей, как и у Джорджа Хабаша, было религиозное детство. Джордж Хабаш определил себя «добрым христианином», будучи уже пожилым человеком, давно утратившим детскую веру. Какой бы смысл он в это определение ни вкладывал (дело, конечно, не только в помощи бедным), в интервью с западным журналистом ему было важно подчеркнуть свою принадлежность к христианскому миру и его ценностям, которым он оставался верен (он так считал, на этом настаивал) на протяжении всей своей жизни. Подчеркнуть именно в контексте окружавшего его большого мусульманского мира, давление которого постоянно испытывал.
Во время Войны за независимость Джордж Хабаш был изгнан из своего дома, из своего города. Он был молодым человеком. Изгнание и страдания, которые он перенес, в значительной степени сформировали его личность. Повторял, должно быть: блаженны изгнанные правды ради – и, несомненно, относил это к себе. Изгнание было вызвано военными и политическими причинами и не имело евангельского смысла, но человеку свойственно возводить свои переживания к готовым архетипам. Джорджа Хабаша отпели в православной церкви, он похоронен на православном кладбище. Крест стоит на его могиле. Его называли «крестным отцом палестинского Сопротивления». Помимо общей риторики и коннотации с мафией, словосочетание «крестный отец» приобретает применительно к Джорджу Хабашу и вполне отчетливые христианские коннотации.
В созданный Джорджем Хабашем Национальный фронт освобождения Палестины входили националисты левых убеждений с очень разным бэкграундом: его преемники Абу Али Мустафа и Ахмад Саадат, как явствует из их имен, были выходцами из мусульманской общины, но ядро организации на протяжении десятилетий состояло преимущественно из своих: интеллектуалов из состоятельных христианских семейств. Из пришлых был легендарный Ильич Рамирес Санчес – «Карлос Шакал». Но он все-таки работал в режиме кооперации.
В некоторых отношениях Джордж Хабаш и его товарищи были много ближе тем, кто возводил в конце 60-х баррикады в Париже, нежели коллегам из «Фатх», которые, впрочем, тоже были левыми, секулярными националистами. Баррикады в Париже и первый захват самолета боевиками НФОП датируются одним и тем же 1968 годом. События эти тонким образом связаны.
От «Хамас», тогда еще не существовавшего, революционеров марксистов-националистов отделяет бездна. Рамалла в глазах хамасовцев – символ цивилизационной мерзости. Газа в глазах секулярных палестинских арабов – символ ужаса, который ожидает их, если к власти придут религиозные ригористы. Президент Автономии Махмуд Аббас и бывший премьер-министр Автономии лидер «Хамас» Исмаил Хания учили разную диалектику в разных университетах: Аббас – в университете Дружбы народов имени Патриса Лумумбы в Москве, Хания – в Исламском университете в Газе. Джордж Хабаш закончил Американский университет в Бейруте – самое либеральное и тогда, и сейчас высшее учебное заведение на Ближнем Востоке, не считая израильских, разумеется. Генерал Сахаровский изучал науки в вечернем комвузе.
У палестинских секулярных революционеров могли быть общие политические взгляды и общая модель террористической деятельности, но у выходцев из мусульманской и христианской общин была совершенно разная культурная подоснова и экзистенциальный опыт, разный быт, разные праздники, разные тексты они учили в детстве, разные песенки пели, по-разному одевались, разное ели и пили, у них было разное представление о мире. Ясир Арафат и его наследник Махмуд Аббас не пели в детстве в церковном хоре. Все это много глубже идеологии. Так, Иван Каляев и Григорий (Гирш-Ицхок) Гершуни были членами одной террористической организации, делали одно общее дело, но их духовная жизнь была укоренена в разных мирах.
У арабов-христиан был опыт меньшинства, комплекс неполноценности, сплавленный опыт унижения и превосходства, желания доказать «всем»: и своим (как бы своим), и чужим поставленную под сомнение национальную состоятельность. Для их мусульманских соседей слова «мусульманин» и «араб» были синонимами, палестинские христиане были потомками крестоносцев, наследниками меченосной рати Европы.
Собственно арабский секулярный национализм возникает относительно поздно. Маркирующим признаком в мире ислама традиционно была не национальность, а религиозная принадлежность. Местные христиане были столь же (с некоторыми оговорками) второсортны, как и евреи. Их следующая из статуса зимми[5] социальная второсортность была наглядным свидетельством не только исторических военных побед ислама, но и его метаисторического торжества. С другой стороны, у христиан были преимущества в силу их связи с западным миром, что не прибавляло им любви соседей. Секулярный национализм был способом борьбы за равенство – проект, определенно не оказавшийся успешным.
Положение арабов-христиан в Палестине сегодня куда более проблематично, чем сто лет назад, куда более проблематично, чем пятьдесят лет назад, когда Джордж Хабаш начинал. Занимало ли это его в последние годы жизни? Джордж Хабаш полагал, что религия – отжившая, исторически обусловленная форма общественного сознания, что марксистская, националистическая революция решит проблемы арабского мира. Мечта его обернулась дымом. Он назвал свою партию «национальным фронтом». Сорок лет назад. Время оптимистической юности. Западное, европейское название, укорененное в европейской политической культуре, возникшее под другими небесами, дышащее иным воздухом. На последних выборах в Автономии, когда к власти пришел «Хамас» (2006), Национальный фронт боролся за голоса избирателей под названием: «Список “Мученика Абу Али Мустафы”». Смена названия как смена вех: совсем иная политическая риторика – местного (мусульманского) разлива. «Национальный фронт» перестал быть филологически конкурентоспособен, стал политическим и историческим анахронизмом.
«Добрый христианин» Джордж Хабаш, сколь бы ни преуспевал он в своем террористическом рвении, как бы ни боролся против сионизма и империализма, как бы ни стремился доказать, что он свой, – своим все равно не был: был бы своим, и доказывать ничего не надо. Думаю, это был один из важнейших факторов его крайней бескомпромиссности, делавший его экстремистом среди экстремистов. Усаме бен Ладену он представлялся, должно быть, каким-то странным мутантом.
Святой Георгий со змеем. Рафаэль.
Зеркало
Лод, где родился Джордж Хабаш и где провел детство, – согласно христианскому преданию, вошедшему, кажется, и в ислам, – место упокоения святого Георгия. Большая Советская Энциклопедия в электронном своем варианте, воспроизводя статью «Лод» из русскоязычной Википедии, в качестве «известных людей города» упоминает троих: рабби Акиву[6], Джорджа Хабаша и святого Георгия – именно в такой удивительной последовательности. Эстетически сильное сочетание, особенно когда через запятую. Ряд вполне карнавальный и постмодернистский.
Англоязычная Википедия представляет свой вариант троицы почетных горожан: святой Георгий, Тамер Нафар и Джордж Хабаш. Тамер Нафар (1979) – славный арабский рэпер, популярный как среди арабов, так и среди евреев, как в Израиле, так и в Автономии. С успехом гастролировал с созданной им группой «ДАМ» на Западе. Хит Тамера Нафара «Так кто же террорист?» посвящен «интифаде Аль-Акса и израильским варварским методам ее подавления» (Википедия). Вопрос, поставленный в названии, оказывается, таким образом, риторическим. Уж во всяком случае не Джордж Хабаш.
Под гремящий рэп отвергнутый Википедией рабби Акива отправляется в свою ешиву, бормоча первый псалом. Но нас интересует сейчас не рабби Акива и даже не затмивший его рэпер, а святой Георгий.
Честертон, побывавший в Лоде в начале века, писал в эссе «Битва с драконом»: «Вся эта красивая, пустынная земля звенит его (св. Георгия. – М. Г.) именем, как медный или бронзовый щит». В византийский период город назывался Георгиополисом, во времена крестоносцев – Сен-Джорджем (Святым Георгием). И поныне сохраняется традиция ежегодного паломничества к гробнице святого Георгия в одноименной церкви. Эта церковь – достопримечательность Лода: базилика была построена византийцами в VI веке, потом разрушена, на ее руинах крестоносцы возвели новую церковь, потом была разрушена и она и восстановлена в конце XIX века. Должно быть, именно в ней мальчик и пел. И конечно, иконописный образ святого Георгия, который он постоянно видел в церкви, был с детства запечатлен у него в сердце. И сохранен на всю жизнь.
Джордж – один из вариантов имени Георгий. У меня нет сомнений, что совпадение имени было для Джорджа Хабаша судьбоносным. Это было куда глубже марксизма и национализма. Героем был он сам, Джордж Хабаш, призванный свыше освободить прекрасную деву Палестину от чудовищного дракона империализма и сионизма. Гонитель Джорджа Хабаша король Хусейн[7] обретает в этой мифологической проекции узнаваемые черты преследователя святого Георгия – злого императора Диоклетиана (царище Демьянище русского фольклора). Но с королем, даже с королем-гонителем, смириться все-таки можно, с драконом – нет.
Битва, которой Джордж Хабаш посвятил свою жизнь, разворачивалась в метафизическом или, что в данном случае одно и то же, в мифологическом пространстве. И это один из ключей к психологии его политической бескомпромиссности и радикализма. Герой не садится с драконом за стол переговоров, какие могут быть переговоры с драконом?! Герой не может признать право дракона на существование. Герой убивает дракона. Или погибает сам. Полно любовью Б-жье лоно, оно зовет нас всех равно, но перед пастию дракона ты понял: крест и меч одно. Нет большей любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.
Троцкий побивает контрреволюцию. Большевистский плакат. 1918 год.
Идея, близкая русскому революционному сознанию. И образ святого Георгия, поражающею дракона, – тоже. Иван Каляев писал в стихотворении, посвященном убийству великого князя[8]: «Я громом лукавого змея убил». Гром – брошенная в карету адская машина. В русском фольклоре святой Георгий (Егорий) – повелитель грома. Святому Георгию уподоблялся не только Каляев: расхожая метафора. На одном из послеоктябрьских большевистских плакатов – так и хочется сказать «икон» – изображен Троцкий в буденовке и в пенсне в виде святого Георгия, поражающего копьем дракона – мировую буржуазию. Все это на звездном фоне вечности. Политика, превращенная в метафизику.
Вот и Джордж Хабаш, драконоборец, был таков. И жизнь свою положить в битве с драконом был готов. Уж он бы израильтянам не сдался[9]. Не сложилось: умер не в бою, как подобает герою, – в постели. Одних сразила пуля, других сгубила старость. Завидовал тем, кто от пули, не сомневаюсь, завидовал. Старость и болезни медленно душили его.
В посмертном существовании ему было предложено взглянуть в зеркало. Он увидел чешучайтую, с крылами летучей мыши, омерзительного вида рептилию, задохнулся от ужаса, выдохнул, отражение заволокло паровозным дымом.
Б-г знает, что увидит каждый из нас в этом зеркале.
Б-г – знает.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.