[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2008 КИСЛЕВ 5769 – 12(200)
«Юлий Кошаровский: Я идеалист, но знаю, Что это плохо»
Беседу ведет Михаил Эдельштейн
Юлий Кошаровский, отказник с 18-летним стажем, последние годы работает над четырехтомным исследованием «Мы снова евреи: Очерки по истории сионистского движения в Советском Союзе». Только что вышел второй том. Наша беседа с автором началась с того, что мы попросили его рассказать о замысле этого труда.
– Это была очень трудная и славная борьба, когда евреи в Советском Союзе выступили против линии партии, против органов подавления, за право ощущать себя людьми, жить по правде в изолгавшейся стране, исповедовавшей государственный антисемитизм. И эта борьба, активная фаза которой продолжалась добрых два десятка лет, завершилась убедительной победой. Вот о том, как это получилось, какие силы поднялись на борьбу, как удалось этим тысячам борцов не быть расстрелянными, не сгнить в тюрьмах, как сверхдержава, перед которой трепетал весь мир, была вынуждена уступить в таком важном для себя вопросе, как свобода эмиграции, я и пытался рассказать.
Я думаю, что «исход от красного фараона» по мобилизующей силе может быть поставлен в один ряд с такими событиями, как создание Государства Израиль или Шестидневная война. Ведь одной из очень болезненных травм XX столетия был Холокост. И у тех, кто выжил, осталось ощущение, что они не сделали всего возможного для того, чтобы остановить это убийство. И вот у них появился шанс спасти исчезающее где-то за железным занавесом еврейское племя. И люди буквально бросились в эту борьбу. Они нашли способ преодолеть стыд за неэффективность своих отцов и заставить окружающих снова поверить в то, что еврейские ценности работают, что еврейская солидарность имеет большое значение, что, когда мы объединяемся вокруг ясной и благородной национальной цели, мы становимся огромной силой.
СССР уступил не потому, что ему понравились евреи, или потому, что он был такой гуманный. Он уступил лишь потому, что была создана общественно-политическая мощь, сопоставимая с его собственной и влияющая на жизненно важные для него интересы.
– Как вы члените еврейское движение от смерти Сталина до перестройки по хронологическим этапам и, соответственно, по томам?
– Когда я начал писать, у меня была иллюзия, что весь этот процесс запустила Шестидневная война. Она пробудила меня и многих других людей – тысячи пассионариев начали двигаться от этой черты. Но началось все задолго до нее. Поэтому я составил небольшую прелюдию к своей книге, которая охватывает больше 200 лет, от начала XVIII века до создания Государства Израиль. Но моя тема – это сионизм после 1967 года, наша волна сионистского движения.
Двадцатилетие от Шестидневной войны до перестройки и открытия границ естественным образом разбивается на несколько этапов. Первый – от начала массового подпольного движения до открытой борьбы против советского режима, до ленинградского процесса 1970 года, он же «самолетное дело».
Второй этап – от первой волны антисионистских процессов до Хельсинкских соглашений. На этот период приходится и поправка Джексона–Вэника, когда наша борьба стала частью глобальной схватки сверхдержав.
В третьей части описывается развитие движения после Хельсинки, когда возникло множество политических и культурных инициатив, появился периодический самиздат, газеты, журналы, где люди уже ставили свои имена на обложке. Потом последовал разгром политического крыла движения, был посажен Щаранский, выпущен ряд ведущих активистов, но культурничество продолжало развиваться. И так продолжалось до советского вторжения в Афганистан в декабре 1979 года, после чего чувствительность Советского Союза к западному общественному мнению упала почти до нуля и началось последовательное разрушение всех организационных форм движения. Четвертый том будет как раз об этом периоде, закончившемся открытием ворот.
– Вы сказали о борьбе евреев с советским режимом, провели ряд параллелей между еврейским движением и диссидентским. Вас это не смущает? Ведь один из основных лозунгов сионистского движения в СССР был «Пусть здесь происходит что происходит, мы хотим только уехать».
– Диссидентство возникло чуть раньше, чем началась активная фаза борьбы за алию. Но еврейское движение очень быстро обошло демократов и по массовости, и по той поддержке, которую мы имели на Западе. У нас была очень узкая «специализация», большинство стремилось не выходить за эти рамки, и Израиль тоже очень старался, чтобы сионистское движение не взваливало на себя всяческие внутрироссийские проблемы.
Но многие видные сионисты чувствовали себя одновременно и диссидентами – Слепак, Щаранский, кто-то пришел из диссидентского движения и не рвал с ним связей. Кроме того, некоторые дела были смешанными, например «рязанское дело» братьев Вудка, которые начинали с поисков социализма с человеческим лицом, потом пришли к сионизму, а сели наполовину – и так, и так. Сусленский и Мешинер из Бендер сели за то, что написали сотни писем протеста в разные инстанции, из них несколько десятков по поводу еврейских дел, антисемитизма и прочего. Так что на практике разделять не всегда получается.
– А сюрпризы какие-то были, когда вы начали всем этим заниматься?
– Да, многие вещи стали для меня откровением – мы же действовали за железным занавесом, в условиях изоляции. У нас не было никакой объективной информации о том, как функционирует еврейский мир, Государство Израиль, как действуют те силы, которые нас поддерживают, и почему они нас поддерживают. (Между прочим, я до сих пор не перестаю удивляться: как еврейский мир, который все время находится в раздоре и раздрызге, смог объединиться в нашу пользу.)
Кстати, «снаружи» нас зачастую точно так же не понимали. В Нативе, который специально занимался Советским Союзом, было абсолютное непонимание природы русскоязычного еврейства. Они мыслили категориями литовского или бессарабского еврейства до начала второй мировой войны, совершенно не понимая, что произошло с евреями после того, как они прорвались в высшее образование и рассредоточились по всей стране. Там вообще не считали, что эти евреи могут приехать в Израиль, потенциал эмиграции оценивался в несколько тысяч человек. Им казалось, что если люди в детстве в хедере не учились, в сионистском движении в юности не участвовали, то у них в принципе неоткуда взяться национальному самосознанию.
– Ваша книга находится на перекрестке жанров: с одной стороны, полуакадемическое исследование, с другой – там довольно много «вспоминательных» кусков, ненаучной лексики, личного отношения к персонажам и так далее. Вам не хотелось пристать к какому-то из этих берегов, написать что-то более однородное жанрово и стилистически – либо монографию, либо мемуары?
– Мне хотелось воссоздать движение таким, каким оно было на самом деле. Если бы я ограничился архивными материалами, которых очень много, то исказил бы картину. Письма и обращения писали в основном одни и те же люди, это был узкий слой активистов. А большинство людей не бежали к корреспондентам и не стремились проявить себя как-то открыто. Преподавание иврита, детские сады, школы, различная активность на периферии – все это не предполагало публичности. Наоборот: чем меньше бумаги и следов, тем больше шансов на выживание.
Поэтому мне было важно поговорить с теми, кто в разное время играл ключевую роль в движении, и выяснить, что двигало ими, какую программу они пытались реализовать, какую стратегию и тактику в борьбе выбирали, какие практические направления развивали, какой след оставили. Вот эти интервью – я их взял уже более 180 – легли в основу моей книги. Именно они позволяют воссоздать живую ткань движения. Кроме того, во всем мире была масса информационных бюллетеней, возникавших на базе телефонных разговоров с Россией, сохранились сотни кассет с записями этих бесед. Их я тоже по возможности использовал.
– Многие люди из тех, кто годы или даже десятилетия просидели в отказе, приехали в Израиль – и не смогли найти себя в новой стране, в новой жизни. Есть ли проблема «отказников после отказа»? Велико ли, по вашей оценке, психологическое разочарование среди бывших активистов?
– Тут надо разделять две вещи. Одно дело – личный успех в абсорбции. И другое – реализация мечты. Любая эмиграция – это больно, всегда. Начинать новую жизнь в новой среде, на новом языке – больно. Вы приезжаете в Израиль, готовые обнять любого верблюда за то, что он израильский, а потом выясняется, что вас тут воспринимают как конкурента и пропускать без очереди никуда не намерены.
– То есть вы уезжали в мечту, а приехали в нормальную страну со своими проблемами?
– Совершенно верно. И пока вы начинаете понимать, как функционирует это общество и по каким правилам себя в нем вести, проходит немало лет. Кроме того, многие отказники приехали в возрасте за 45, они не заработали здесь пенсий, у них нет обеспеченного будущего. Но из 180 людей, которых я спрашивал, оправдались ли их ожидания, практически все ответили: это было самое важное, самое правильное решение в моей жизни.
– Победа вашего движения очевидна. Брешь удалось пробить, расширить – и в нее хлынул огромный поток, в том числе вполне советских людей, ни за что никогда не боровшихся, послушно голосовавших на партсобраниях, осуждавших израильских агрессоров и так далее. Нет ли у вас обиды, что тонкий слой идеалистов открыл дорогу так называемой «колбасной алие»?
– Я считаю, что это абсолютно здоровая ситуация. Плохо, когда идеалистов слишком много. Это всегда небольшой слой, 2–5 процентов, я думаю, что больше вредно для народа. Вообще, идеалисты – люди ненормальные, с пониженным инстинктом самосохранения, готовые ради идей рисковать своей жизнью и жизнью других. Это очень опасная часть общества. В определенные периоды истории возникает такая ситуация, когда эти люди становятся востребованными, и тогда они играют положительную роль. Я был идеалистом и остался идеалистом, но я знаю, что это плохо.
А те люди, которые приехали в 90-х, – это здоровая часть нашего народа, они нормально жили, работали, заботились о своих семьях. У них не было таких претензий к израильскому государству и таких ожиданий, как у многих из нас. Они стоят на земле, они достаточно быстро и достаточно успешно интегрировались, нашли себе работу, обустроились, начали свой бизнес – в отличие от многих идеалистов, кстати. Мне очень нравится, что они сюда приехали, потому что здесь у них и их детей есть будущее.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.