[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ НОЯБРЬ 2008 ХЕШВАН 5769 - 11(199)
Художник Каплан и писатель Эренбург
(по страницам переписки)
Борис Фрезинский
Окончание. Начало в № 10, 2008
Конечно, Каплан не был главной и единственной заботой Эренбурга, но он не забывал, что только большое число выставок на Западе, организованных при содействии не враждебных, а безусловно дружественных СССР организаций, выставок, в которых Каплан будет участвовать официально, укрепит его положение и поможет популяризации его работ в СССР, и неизменно способствовал этому. Когда осенью 1960 года в СССР официально приехал президент общества «Франция – СССР» Андре Блюмель, Эренбург уговорил его посмотреть в Ленинграде работы Альтмана и Каплана. И Блюмель это выполнил.
Ленинград, 16 октября 1960 года[1]
Дорогой Илья Григорьевич!
Вчера в мастерской Натана Исаевича <Альтмана>[2] состоялась теплая встреча с господином Андре Блюмель. Мы с ним беседовали и показывали свои работы. Нам кажется, что он остался доволен и благодарил.
(Может быть теперь своевременно организовать выставку наших работ в Париже?).
Недавно был в Москве. Привозил с собой работы, сделанные темперой, чтобы показать и услышать Ваше мнение. К сожалению, Вас не было дома – были за городом.
Дорогой Илья Григорьевич!
В декабре с<его> г<ода> предполагается открыть выставку моих работ в малом зале Союза художников в Ленинграде. Хочу просить Вас, если это возможно, написать предисловие к каталогу выставки. Буду счастлив. Выставлю 120–140 работ. Кроме известных Вам листов, покажу пейзажи Ленинграда, Ленинград в дни блокады, иллюстрации к «Слепому музыканту»[3] и «Человеку в футляре»[4] и новые листы на мотивы евр<ейских> нар<одных> песен[5].
Я Вам давно не писал только потому, чтобы не беспокоить Вас.
Желаю Вам и Любови Михайловне всего наилучшего.
С глубоким уважением Каплан.
Предисловие было написано вовремя и отослано в Ленинград, однако выставка не состоялась и каталог не вышел. Текст Эренбурга опубликовали как предисловие к папке литографий Каплана «Тевье-молочник» тиражом всего 125 экземпляров[6], потому приведу его здесь:
В книге иногда бывают две вещи, которые огорчают автора: предисловие и иллюстрации. В предисловии посторонний человек на четырех страницах излагает то, что автор пытался рассказать на четырехстах страницах, и затем на других четырех страницах говорит о том, чего автор не написал, и читает ему за это нотацию. Другой посторонний – дежурный иллюстратор, считая, как и автор предисловия, что автор ничего не умеет, а читатель ничего не понимает, старательно изображает различных персонажей романа или рассказа. Все это не имеет ничего общего с искусством.
Анатолий Каплан – художник. Он не разъясняет, он создает свои образы, рожденные и от поэзии любимых им книг, и от ощущения зрительного мира. Я знаю его литографии, порожденные рассказами Шолом-Алейхема. Они печальны и поэтичны, в них любовь молодых и мудрость старых, в них сказка старых, давно исчезнувших Касриловок. Они, может быть, действительно рождены повестями большого писателя, но они живут самостоятельной жизнью. Это не приложение к книге, а замечательные произведения искусства, где черный и белый цвета взяты настолько живописно, что создают впечатление полной цветовой гаммы.
Когда я гляжу на литографии А. Каплана, я вспоминаю произведения художников, которых можно назвать его земляками: Каплан родился в Рогачеве, Марк Шагал в Витебске, Сутин в Смиловичах. Их объединяют не только воспоминания о деревянных домиках, вывесках лавчонок, бородатых старцах, мечтательных юношах, но и ощущение сказочности, трагизм и в то же время страстная любовь к жизни. Все это выражено не литературным пересказом, а языком искусства.
На стене комнаты, где я работаю, висят литографии А. Каплана, они приносят мне много радости. Я убежден, что подобную радость испытают и обладатели этих листов.
Илья Эренбург
«Разрушенный дом».
Фрагмент литографии «Война».
Это поразительное и вместе с тем типичное для Эренбурга предисловие; его тогдашнего значения нельзя понять, не зная обстоятельств той эпохи. Эренбург написал его так, чтобы оно не раздражало цензуру и безусловно было напечатано и в то же время чтобы в нем было сказано все, что он хотел сказать и напомнить своим читателям, обладавшим даром чтения между строк. В самом деле: здесь ведь ни разу не употреблено слово «еврей», но всем было понятно, о чем и о ком идет речь; более того, Эренбург ставит Каплана в один ряд с практически запрещенными тогда в СССР еврейскими художниками-эмигрантами Шагалом и Сутиным. Сегодняшние читатели, не знающие тотальной и жесточайшей цензуры, посмеиваясь над гражданскими идеалами «шестидесятников», запросто назовут это предисловие беззубым. Между тем дать прочесть тогдашним цензорам текст, в котором все названо своими именами, было делом нехитрым. Задача же Эренбурга заключалась в том, чтобы текст был напечатан и дошел до читателей, живших в условиях интеллектуальной блокады.
Ленинград, 25 ноября 1960 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Огромное Вам спасибо за чудесное предисловие. Также большое спасибо за хорошее отношение ко мне и моим работам.
Посылаю почтой: 25 листов по Тевье молочнику, 3 листа из серии «Ленинград в дни блокады» и портрет Ш<олом>-А<лейхема>. Думаю, что портрет Вам особенно не понравится – он сделан для заработка. Кабинет графических искусств в Москве напечатает его 500 экз. и успешно продаст.
Буду очень рад, если Вы напишете свое мнение о листах к Тевье молочнику, потому что еще продолжаю работать над этим произведением.
Желаю от всего сердца Вам и Любови Михайловне много здоровья и счастья.
Весь Ваш Каплан.
26 января 1961 года Эренбургу исполнилось семьдесят лет, отправленная заранее телеграмма Каплана не затерялась в огромном потоке поздравлений:
Дорогой Илья Григорьевич поздравляю с семидесятилетием желаю здоровья долгих лет жизни – Ваш Каплан.
Ответного послания Эренбурга не знаю, но через какое-то время он послал Каплану первый том своих мемуаров:
Ленинград, 24 ноября 1961года
Дорогой Илья Григорьевич!
Большое Вам спасибо за Вашу чудесную книгу, которую Вы мне прислали[7]. С большим удовольствием перечитываю ее.
Посылаю почтой папку с работами: 25 листов «Тевье молочника» вторая серия и евр<ейские> нар<одные> сказки «Козочка» 20 листов.
Отдельными альбомами они печатаются для Англии (тираж 125 нумерованных экземпляров).
Думаю, что Вы меня поругаете за эти работы. Но если Вы найдете среди этих листов некоторые заслуживающие внимания, то буду очень рад. Работаю над эскизами «Песнь песней» Шолом-Алейхема[8]. Когда буду в Москве, буду просить Вашего разрешения показать их Вам.
Желаю Вам и Любовь Михайловне доброго здоровья и всего наилучшего.
Ваш Каплан.
P. S. Листы из альбомов «Заколдованный портной» и «Тевье молочник» были в этом году на выставках в Лондоне и Нью-Йорке, выставки организовал господин Эрик Эсторик, в зарубежной печати много положительных отзывов.
К письму приложена вырезка из «Вечернего Ленинграда» от 23 ноября 1961 года с заметкой «Выставка работ ленинградского художника в Англии».
На письме пометка Эренбурга секретарю: «Сердечно поблагодарите за литографии».
Следующее письмо с новостями совпало с очередным Новым годом:
Ленинград, 29 декабря 1961 года
Дорогие Илья Григорьевич и Любовь Михайловна!
Большое спасибо за теплое письмо. Я очень рад, что Вам понравились некоторые листы из альбомов «Тевье молочник» и «Козочка». Директор Grosvenor Gallery Эрик Эсторик говорил, что эти работы на выставке в Лондоне пользуются успехом.
Публика, коллекционеры и представители музеев посещают выставку и приобретают отдельные листы или полностью альбомы.
Посылаю Вам каталог выставки[9].
Дорогой Илья Григорьевич!
Сердечно поздравляю Вас и Любовь Михайловну с Новым годом.
Все время буду желать Вам самого лучшего. Много здоровья, счастья и издания новых чудесных книг.
Весь Ваш Каплан.
Еще раз спасибо за Ваши прошлогодние пожелания, которые полностью осуществились.
Каплановские письма – это история его работы, его успехов на Западе и небрежения в СССР, изложенная самим художником. Вот письма 1962 года:
Ленинград, 2 мая 1962 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Давно не писал не желая беспокоить Вас лишним письмом, но думаю о Вас каждый день. Дай бог Вам много здоровья и успешно осуществлять свои творческие планы. Очень хочется видеть Вас и рассказать о работе, которую выполняю для Англии.
Теперь делаю 12 цветных автолитографий на мотивы еврейских народных песен. По настойчивой просьбе г-на Эсторика я повторю работу «Песнь песней» Ш<олом>-Алейхема из 6-ти листов (условно – один титульный лист, четыре фронтисписа и один заключительный). Эти листы я не посылаю Вам, боясь, что они Вам очень не понравятся.
Если разрешите, то пошлю вместе с 12-ю листами песен. У нас в союзе новый председатель – скульптор Аникушин[10]. Скоро в Москве съезд художников. Меня никогда никуда не выбирают и не посылают. Б-г с ними. Не обижаюсь. Было бы здоровье работать. Материально у меня стало хорошо. Получил письмо, что в Нью-Йорке открылась выставка моих литографий. Просил, чтобы прислали каталоги.
Желаю Вам и Любови Михайловне всего-всего доброго.
Ваш Каплан.
Ленинград, 11 июня 1962 года
Дорогой Илья Григорьевич!
9-го с<его> м<есяца> отправил Вам посылку 18 автолитографий (12 на мотивы народных песен и 6 – Песнь песней Шолом-Алейхема).
Буду очень рад, если Вам понравятся несколько листов из всего этого. Еще больше обрадуюсь, если назовете те листы, которые Вам покажутся лучше других.
Эти литографии я выполнил по заказу Международной книги для господина Эрика Эсторика. В конце мая месяца мы с ним были у Вас и беседовали с Наталией Ивановной<Столяровой>[11].
Он говорил, что выставки моих работ были организованы, кроме Лондона, в Нью-Йорке, Милане, Турине и некоторых других городах.
Продолжаю работать над третьей серией «Тевье молочника». Если Вам еще не надоели мои листы – я их пришлю Вам.
С удовольствием перечитываю Вашу последнюю книгу[12] и прошу Б-га, чтобы Вы были здоровы и счастливы.
Ваш Каплан.
Искренний привет Любови Михайловне.
P. S. Летом буду работать только с натуры.
Н. Хрущев и И. Эренбург. 1960-е годы.
Конец 1962 – начало 1963 года отмечены хрущевской кампанией против либеральной художественной интеллигенции. Скандальные выступления главы КПСС в декабре на выставке «30 лет МОСХа», а затем, в марте, в Кремле повергли подлинную интеллигенцию в шок. Одной из главных мишеней этой брани стал Эренбург и его мемуары «Люди, годы, жизнь». После выступления Хрущева аппарат немедленно исключил Эренбурга из общественной жизни СССР, и он, с лету вышибленный из привычной работы, пребывал в состоянии подавленном. В марте почта писателя была забита письмами поддержки и сочувствия, как дипломатичными, так и абсолютно откровенными (за 10 лет после смерти Сталина страх многих отпустил). Письмa Каплана в этой почте не было. Выразить прямо свое отношение к происшедшему он боялся, думаю, по двум причинам – опасаясь повредить и себе, и Эренбургу (в перлюстрации эренбурговской почты сомневаться не приходилось). Каплан написал оказавшемуся в опале писателю через полтора месяца после разгромной речи в Кремле (до снятия опалы – оно произошло после личной встречи Эренбурга с Хрущевым в августе 1963-го – оставалось еще больше трех месяцев, но тогда этого никто не знал). Письмо начинается с конкретного повода (посылка книги): художник деликатно дает понять, что в его отношении к суждениям и оценкам Эренбурга – независимо от политической ситуации – ничего не изменилось. Хотя Каплан и не мастер тонких намеков и тем более эзоповой речи, но в словах подчеркнутого пожелания «много-много здоровья» прочитывается понимание состояния И. Г. и несомненное человеческое участие в случившемся:
23 апреля 1963 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Сегодня отправляю Вам книгу «Искусство книги». Думаю, что она Вам понравится. Там есть статья Б.Суриса об альбоме «Заколдованный портной»[13]. Буду очень рад, если у Вас найдется время, чтобы прочитать ее. Желаю Вам много-много здоровья и всего наилучшего.
Ваш Каплан.
Следующее письмо написано уже в новую для Эренбурга пору (с 13 августа его вновь публикуют в советской печати):
Ленинград, 19 ноября 1963 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Нет дня, чтобы я не вспоминал Вас, а пишу очень редко, чтобы не надоедать Вам. Вчера отправил Вам бандероль – 30 автолитографий по поводу романа Шолом-Алейхема «Стемпеню»[14].
Я сделал листов в два раза больше, но не рискнул посылать Вам все. Боюсь, что и эти листы не понравятся Вам. Буду Вам очень благодарен, если Вы напишете несколько слов об этой последней работе. Ведь Ваши слова всегда меня настраивают на дальнейшие искания. В этой работе я очень сомневаюсь.
Пожалуйста, Илья Григорьевич, выберите время и напишите мне, хотя бы коротко.
Для Эсторика давно ничего не делаю. Последняя работа (Заколдованный портной 2-я серия) напечатана и готова к отправке в Лондон, по «команде» Серова[15] остались лежать на складе издательства. Здесь, в союзе художников, меня тоже не очень жалуют. Я и пошел на пенсию.
Буду работать темперой.
Все лето жил в деревне, недалеко от Ленинграда. Там было много неба, лес и вода. Часто давал себе слово бросить Стемпеню и работать с натуры цветом. К сожалению, верх взяла литография. Но теперь я ее наверное брошу надолго.
О результатах в живописи я Вам обязательно напишу.
Извините меня за большое письмо.
Уважаемой Любови Михайловне посылаю сердечный привет и наилучшие пожелания.
Ваш Каплан.
P. S. Не помню, посылал ли я Вам 6 листов «Песнь песней» и 12 листов евр<ейской> нар<одной> песни?
В декабре 1963 года после года проволочек и сопротивления цензуры подписали к печати второй том мемуаров Эренбурга[16]. Книгу тотчас же смели с прилавков. По просьбе Каплана писатель отправил ему экземпляр.
Ленинград, 12 декабря 1964 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Дай Б-г Вам много здоровья, чтобы Вы могли продолжать свои великолепные мемуары.
Я вторично прочел третью и четвертую книги «Люди, годы, жизнь».
Огромное Вам спасибо за ту большую радость, которую Вы приносите людям своими замечательными произведениями.
Я счастлив, что смог доставить Вам хотя бы маленькие удовольствия своими картинками.
Крепко обнимаю Вас и желаю Вам и дорогой Любови Михайловне всего-всего наилучшего.
Большое Вам спасибо за все доброе, которое Вы сделали для меня и моих работ.
Всегда Ваш Каплан.
Летом 1965 года Каплан тоже смог послать свою книгу Эренбургу – вышедший, кажется, в Италии (в РГАЛИ сохранился только листок с автографом[17]) альбом:
Дорогому Илье Григорьевичу Эренбургу
Ваш Анатолий Львович Каплан.
Ленинград, июль 1965.
Год для Каплана был удачным еще и потому, что удалось существенно улучшить жилищные условия – теперь он жил в хорошей квартире добротного лидвалевского дома на углу улицы Желябова (ныне снова Большая Конюшенная) возле Невского…
1966–1967 годы – период сравнительно активного, делового общения Каплана и Эренбурга.
Вторник, 19 июля 1966 года
Дорогой Илья Григорьевич!
Слава Б-гу, что Вы здоровы, относительно, и плодотворно работаете. Я все время думаю о Вас и всегда желаю Вам от всего сердца много здоровья и счастья.
Делаю новую серию литографий на мотивы рассказа Менделе-Мойхер-Сфорим «Фишка хромой». С удовольствием пошлю Вам более удачные листы.
Со Стемпеню я покончил. Получилось около ста листов (более половины плохих).
Живу неплохо. Мастерская светлая и квартира очень хорошая, большая и удобная. Теперь бы больше работать красками.
Пишу натюрморты, но мало.
В мае месяце я оставил Вам несколько литографий. Буду бесконечно рад, если они понравятся.
Желаю Вам и Любови Михайловне всего наилучшего.
Ваш Анатолий Львович.
Отсутствовавший в Москве Эренбург ответил не сразу:
Москва, 16 августа 1966 года.
Дорогой Анатолий Львович,
простите, что до сих пор не поблагодарил Вас за последние литографии – я дважды уезжал за это время. Они мне очень понравились. Очень рад, что у Вас хорошие условия для работы.
И Любовь Михайловна и я желаем Вам всего доброго.
Ваш И. Эренбург.
Ответ Каплана не заставил себя ждать:
Ленинград, 29 августа 1966 года.
Дорогой Илья Григорьевич!
У меня большой праздник, когда получил Ваше письмо. Спасибо. Я очень рад, что Вам понравились мои последние литографии – это обязывает меня еще усерднее трудиться. Я работаю и все время помню, что Ваше предисловие к каталогу выставки сыграло решающую роль в деле издания моих альбомов литографий. Недаром мои товарищи говорили мне, «что путевку в жизнь тебе дал Илья Эренбург». Огромное спасибо Вам.
Дорогой Илья Григорьевич!
Я хочу предложить Вам – «Обществу СССР – Франция» сто или двести моих литографий разных сюжетов для выставки в некоторых городах Франции (пейзажи Л<енингра>да, листы к произв<едениям> Ш<олом>-Ал<ейхема> и на мотивы песен и народных сказок [цветные литографии]).
Если Вы найдете мое предложение реальным, то я листы привезу в Москву.
Крепко обнимаю Вас и желаю Вам много здоровья и всего-всего доброго.
Искренний привет Любови Михайловне.
Ваш Каплан.
Эта переписка демонстрирует эренбурговское умение, не провоцируя своей поддержкой отказ властей, добиваться необходимого. Поскольку чиновникам из ЦК отказать в просьбе западным, причем «нужным» СССР, деятелям было заметно труднее, нежели советским, Эренбург неизменно использовал соответствующие обращения своих западных друзей в качестве решающего аргумента «за» для аппарата ЦК.
Москва, 29 октября 1966 года
Дорогой Анатолий Львович, я думал о Вашем предложении передать через общество «СССР – Франция» литографии для выставки во Франции, и мне кажется, что лучше всего будет, если Вы лично напишете президенту общества «Франция – СССР» Андре Блюмелю о такой возможности. После получения согласия с его стороны у общества (нашего) будет основание переслать Ваши литографии.
Желаю Вам успеха.
Ваш И. Эренбург
К ответу был приложен адрес общества «Франция – СССР. Надо ли говорить, что план Эренбурга сработал точно и, хотя объем выставки сократили, главное – она состоялась.
«Файвуш – красный дьявол».
Фрагмент цветной литографии к повести Менделе Мойхер-Сфорима «Фишка Хромой».
Ленинград, 28 декабря 1966 года
Дорогие Любовь Михайловна и Илья Григорьевич!
Поздравляю Вас с новым годом! Дай Б-г Вам много-много здоровья, долгих лет бодрой жизни и больших радостей.
Искренне Ваш Анатолий Львович[18].
Следующее письмо Каплан отправил Н.И. Столяровой:
Ленинград, 2 июня 1967 года
Дорогая Наталия Ивановна!
Из-за плохого распределения своего времени я не мог побывать у Вас, прочитать прилагаемое письмо[19] и передать Вам две литографии «Пейзажи Ленинграда».
Последнее я сделаю, когда буду в Москве, а что касается письма, хочу просить Вас показать его Илье Григорьевичу (когда он будет в Москве) и спросить его совета.
Когда и куда я должен доставить 40–50 литографий для предполагаемой выставки в Париже по линии общества «Франция – СССР»?
Работы отберу тщательно, согласуя их с представителями общества «СССР – Франция».
Жду вашего ответа.
Желаю Вам много здоровья
Ваш Анатолий Львович[20].
Письмо Андре Блюмеля с просьбой прислать во Францию работы Каплана было передано Эренбургу, и он воспользовался им, чтобы представить вопрос о выставке как дело решенное. Соответствующее указание (кажущееся лишь намеком) было направлено ответственному функционеру общества «СССР – Франция» В.С. Володину:
Москва, 22 июня 1967 года
Дорогой Виктор Степанович, ленинградский художник Анатолий Каплан переслал мне прилагаемое письмо Блюмеля. Мне кажется, что выставка, которую предлагает Блюмель, может быть очень полезной.
Каплан спрашивает, когда и куда ему доставить литографии для этой выставки. Адрес Анатолия Львовича – Ленинград Д-88, Волынский пер. 4 кв. 36.
Прошу Вас позвонить мне.
Всего доброго И. Эренбург[21].
Одновременно Н.И. Столярова информирует о ходе дела художника:
Москва, 22 июня 1967 года
Уважаемый Анатолий Львович,
И.Г.<Эренбург> переслал письмо Блюмеля Володину в общество дружбы «СССР – Франция», написав ему, что считает такую выставку желательной. Он просил его сообщить Вам, когда и куда надо направлять Ваши работы. Если И.Г. узнает что-либо раньше, он напишет Вам.
Всего Вам доброго.
Но Эренбург написать Каплану не смог – 31 августа его не стало.
Последняя телеграмма Каплана, хранящаяся в архиве Эренбурга, не нуждается в комментариях:
Дорогая Любовь Михайловна скорблю вместе с Вами и разделяю Ваше горе по случаю смерти дорогого всем нам Ильи Григорьевича – всегда Ваш Анатолий Каплан[22].
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Все письма публикуются с сохранением пунктуации оригиналов. – Ред.
[2] Н.И. Альтман (1889–1970) – знаменитый художник, парижский приятель Эренбурга, оформивший несколько его книг в 1920-х годах.
[3] Эти иллюстрации Каплана к повести В.Г. Короленко не изданы.
[4] А.П. Чехов. Человек в футляре. В иллюстрациях художника А.Л. Каплана. Издание Ленинградского отделения Художественного фонда СССР. Л., 1947.
[5] Цикл цветных литографий был выпущен тиражом 125 экз. издательством «Художник РСФСР» в 1962 году.
[6] Альбом литографий А. Каплана «Тевье-молочник». Л.: Художник РСФСР, 1961.
[7] И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Книги первая и вторая. М., 1961.
[8] Цикл цветных литографий был выпущен тиражом 125 экз. издательством «Художник РСФСР» в 1962 году.
[9] Kaplan. The World of Sholem Aleichem and other scenes, tales and songs of Russian provincial life. London, 1961.
[10] М.К. Аникушин (1917–1997) – ленинградский скульптор, удостоенный в 1958 году Ленинской премии за памятник Пушкину в Ленинграде; с его избранием Каплан, по-видимому, связывал надежды на улучшение своего положения в Союзе художников.
[11] Н.И. Столярова (1912–1984) – секретарь Эренбурга, переводчица с французского; во время названного визита Эренбурга не было в Москве.
[12] И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Книги первая и вторая. М., 1961.
[13] Б. Сурис. «Заколдованный портной»: Шолом-Алейхем и Каплан // Искусство книги. Выпуск третий. 1958–1960. М., 1962. Б.Д. Сурис – искусствовед, друг Каплана, главный редактор ленинградского издательства «Художник РСФСР», в котором в 1972 году вышла его иллюстрированная монография «Анатолий Львович Каплан».
[14] Цикл черно-белых литографий был тиражирован Комбинатом графического искусства Ленинградского отделения Художественного фонда РСФСР тиражом 125 экз. в 1967 году.
[15] Владимир Александрович Серов (1910–1968) – с 1962 года президент Академии художеств СССР, автор заурядных полотен на историко-революционную тему, яростный противник всего нового в искусстве.
[16] И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Книги третья и четвертая. М., 1963.
[17]
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр.
[18] Это поздравление написано на каплановском рисуночке, изображающем двух бодающихся козочек.
[19] Речь идет о письме Андре Блюмеля Каплану.
[20]
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр.
[21]
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр.
[22]
РГАЛИ. Ф. 1204. Оп. 2. Ед. хр.