[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ОКТЯБРЬ 2008 ТИШРЕИ 5769 – 10(198)

 

Русско-еврейскаЯ литература: трактовки и классификации

Белла Верникова

…заново воссоединить текст и контекст, литературу и реальность – так, чтобы,

с одной стороны, не дать тексту скрыться от истории, а с другой – не позволить

истории поработить текст[1].

Йеошуа Левинсон

 

При том что первые произведения еврейской литературы на русском языке появились уже в начале XIX века, термин «русско-еврейская литература» входит в употребление на страницах еврейской периодики лишь в 1880–х годах. Издававшиеся тогда в Петербурге еженедельники «Рассвет», «Русский еврей» и толстый журнал «Восход» с приложением не только сыграли существенную роль в становлении русско-еврейской литературы как одной из трех ветвей литературы российского еврейства – на иврите, идише и русском, – но и способствовали изучению и классификации этого нового социокультурного феномена.

 

Немалую роль в перемене литературных интересов еврейской интеллигенции в 70–х годах XIX столетия сыграли актуальные для русского еврейства общественно-политические события. Ограничение прав евреев во вновь принятых законодательных актах, касающихся всех граждан России; одесский погром 1871 года; юдофобские выступления русской печати; кутаисский ритуальный процесс 1879 года и другие факторы привели к тому, что вопрос о предоставлении евреям гражданского равноправия, поднятый в начальный период реформ, был отодвинут на неопределенное будущее. Это вызвало перемену в установках еврейской интеллигенции, переход от ассимиляторских настроений к национальной ориентации, к сосредоточенности на решении внутренних проблем еврейской общинной жизни, укреплении национального самосознания в среде образованной молодежи, ее привлечении к оказанию помощи бедствующей еврейской массе. Сказывалось и влияние популярных в России общественных течений, оформившихся как народничество, с идеалом служения народу, «стремлением <…> к его материальному, нравственному и умственному освобождению»[2].

Вследствие этих настроений в «Рассвете» от 8 ноября 1879 года появилось две публикации – анонимная статья «Необходимость создания русско-еврейской литературы» и письмо одесского писателя Моше Лилиенблюма под заголовком «Умственные потребности русских евреев в связи с их материальными нуждами». Лилиенблюм отмечает, что редакция «Рассвета» поставила цель, о которой прежние органы русских евреев не помышляли, – не только знакомить читателей, в том числе молодежь, с нуждами еврейской массы, но и способствовать участию еврейских интеллигентных сил в деле улучшения ее материального и умственного быта. Бедствующей еврейской массе нужна помощь со стороны самих евреев – от «окружающих» можно рассчитывать только на уменьшение вражды и неприязни. Долго бывшая в моде бессмысленная идея о немедленном слиянии еврейского народа с русским к цели не привела, но, как всякая бессмыслица, не могла не повредить. Проповедники слияния ничего не добились, тем не менее они содействовали отчуждению еврейской молодежи от тех, кто нуждается в ее умственной и материальной помощи. Лилиенблюм предлагает создать русско-еврейскую литературу, которая будет знакомить молодых образованных евреев, не знающих иврит и идиш, со славным и горестным прошлым еврейского народа, чтобы приблизить их к страждущей еврейской массе[3].

В редакционной статье «Необходимость создания русско-еврейской литературы» обращение М. Лилиенблюма нашло поддержку – перед еврейскими писателями, пишущими на русском языке, ставились задачи просветительского и народнического характера. В этой статье названы потенциальные авторы русско-еврейской литературы, среди них Хвольсон, Гаркави, Лилиенблюм[4].

Призыв был услышан, и в 1880–х годах интенсивно осуществляется становление русско-еврейской литературы, определяются ее цели, задачи, основные идейные и эстетические установки, видовой и жанровый состав, круг авторов, социальный статус и образовательный уровень читателей.

В январских номерах «Русского еврея» за 1880 год помещена статья Льва Пинскера «Для кого существуют русско-еврейские органы?». В ней известный одесский публицист указывает на причины, способствовавшие формированию у молодых образованных евреев негативной еврейской идентификации, вызывавшей чувство стыда и неловкости за принадлежность к еврейству и безразличие к своему народу. Как и Лилиенблюм, писавший, что интеллигентная еврейская молодежь, за редким исключением, знакома со своими несчастными братьями почти столько же, сколько с китайцами и японцами, Пинскер, не стесняясь в выражениях, дает гротескную картину тех представлений о еврейском народе, которые складываются у поколения «детей», не знающих еврейской истории и литературы. За неимением русско-еврейских печатных органов, они принимают на веру те превратные сведения о евреях, которыми их снабжает русская периодическая печать[5].

В 1880 году в Петербурге при поддержке Одесского еврейского общества «Труд» выходит 1–й том посмертного трехтомного собрания сочинений Осипа Рабиновича, редактора первого русско-еврейского журнала «Рассвет», выходившего в Одессе в 1860–1861 годах. Предисловие составителя трехтомника Михаила Моргулиса было одним из ранних текстов, содержащих кодификацию нового литературного явления. Из характеристики Моргулиса следует, что русско-еврейская литература развивается в жанрах публицистики и научной литературы по еврейскому вопросу, что одним из ее зачинателей, «пионером русско-еврейской мысли» был Осип Рабинович, выдвинувший основную задачу – защита интересов еврейского народа – и сосредоточивший вокруг себя молодых писателей. Примечательно, что Моргулис не причисляет к русско-еврейской литературе его прозу, отметив при этом, что Рабинович «еще до начала 50–х гг. приобрел уже себе некоторую известность в русской литературе»[6].

Подход Моргулиса был развит Григорием Лифшицем, сотрудником петербургского «Рассвета», печатавшим статьи и беллетристику под псевдонимами Гершон-бен-Гершон, Г.–б.–Г., Г.Л., Л–цъ, – его рецензия на 1–й том сочинений О. Рабиновича озаглавлена «Пионер русско-еврейской литературы»[7]. Критик относит творчество Осипа Рабиновича к раннему периоду русско-еврейской литературы, включая в корпус произведений этой литературы и его прозу[8], которая соответствовала поставленной перед писателями задаче – знакомить молодых еврейских читателей с прошлым и настоящим русского еврейства.

А. Ландау.

До этого Лифшиц опубликовал в отделе библиографии «Рассвета» одну из первых статей, определяющих тематический и жанровый состав русско-еврейской литературы, – рецензию на изданный в 1880 году 8–й том историко-литературного сборника «Еврейская библиотека», выходившего с 1871 года под редакцией А. Ландау. Отметив бедность «нашей еврейско-русской литературы» (термин еще варьируется), критик рекомендует очередной том «Еврейской библиотеки» как полезную и занимательную книгу для читателей, интересующихся положением евреев в России. С точки зрения критика, разные виды и жанры формирующейся еврейской литературы на русском языке представлены во всех отделах рецензируемого сборника – научном, историческом, публицистическом, беллетристическом (в XIX веке российские журналы в отделе беллетристики печатали прозу и поэзию), библиографическом[9].

Еврейская литература на русском языке развивалась в социокультурных рамках русской литературы и переняла многие ее особенности, в том числе более значимое по сравнению с европейской литературой тех лет место публицистики в литературной системе. Рассматривая деятельность еврейских издательств в Петербурге и Одессе на рубеже веков, современный исследователь В. Кельнер отмечает, что эти издательства почти не публиковали художественной литературы[10].

При слабом развитии политических и общественных институтов в царской России публицистика играла значительную роль в общественной жизни, пытаясь разрешить насущные социальные проблемы. К тому же, как указывал А.М. Скабичевский, первостепенное значение публицистики в русском литературном процессе второй половины XIX века было задано эстетическими установками критики – от Чернышевского до Писарева[11].

Влияние русской прессы на принципы изложения материала в русско-еврейской печати было отмечено журналистами польских еврейских изданий 1900–х годов, стремившихся избегать литературности и просветительства. Когда в Варшаве в начале XX века возникли еврейские газеты на идише, предназначенные для массового еврейского читателя, они ориентировались на польскую прессу и вступили в противоречие с «интеллигентской» – литературной и просветительской традицией русско-еврейской периодики: «В странах, где интеллигенция не вчерашнего дня, где у нее выработана прочная привычка к книге (да сама эта книга есть в изобилии по всем отраслям), где газета не роскошь, а привычка для широких масс, она не смешивает себя ни с литературой, ни с наукой, ни с проповедью. Она живет партией, улицей, днем. Для более серьезных запросов литературы, общественности – журнал, специальное издание, брошюра, книга. Газета стала “свободной”. Это обычное капиталистическое предприятие. И это ни у кого не вызывает ни удивления, ни гнева»[12].

Критик «Восхода» М.Н. Лазарев в этапной статье «Задачи и значение русско-еврейской беллетристики» анализирует и систематизирует художественную прозу ведущих русско-еврейских писателей. Определение, данное Лазаревым русско-еврейской литературе: «литература еврейская, но на русском языке и по русским образцам»[13], относится и к его статье, где он использует схемы русской народнической критики. Подобный подход характерен для критика «Отечественных записок» и «Вестника Европы» 1870–1880–х годов А.М. Скабичевского и составляет основной структурный принцип его «Истории русской литературы».

Разделив русско-еврейскую беллетристику на два направления – народническо-бытовую и тенденциозную, М. Лазарев характеризует ее, исходя из отношения писателя и его литературных героев к положению русского еврейства в разные периоды – конец 1850–х – начало 1860–х годов, 1860–1870–е годы, начало 1880–х годов. В пару к повестям О. Рабиновича из «Картин прошлого», за неимением подходящего произведения русско-еврейской литературы, поставлен роман «Отцы и дети» Ш. Абрамовича (Менделе Мойхер-Сфорим), в переложении с языка идиш; с «Записками еврея» Г. Богрова сопоставляется «Горячее время» Л. Леванды, с «Ханукой» Бен-Ами – «Разные течения» С. Ярошевского.

Уже в начальной стадии формирования русско-еврейской литературы критик отметил условный характер ее отделения от русской литературы, вызванный «уродливым развитием русского еврейства». Лазарев подчеркивает как существенную особенность русско-еврейской прозы ее непреднамеренную тенденциозность. По мнению критика, стремление писателей защитить евреев от читательской предубежденности придает русско-еврейской художественной литературе «болезненную страстность тона», мешает отнести ее к русской литературе и предопределяет «нехудожественность» русско-еврейской беллетристики. Но причины, неблагоприятные для прозы, благотворно влияют на развитие лирической поэзии. Еврей, в силу исключительности своего положения, склонен скорее жаловаться, чем наблюдать; излить свои негодующие чувства в лирическом произведении, чем холодно и спокойно изложить свои наблюдения в назидание потомству, поэтому в русско-еврейской беллетристике лирическая поэзия (назван С.Г. Фруг) значительно опередила эпическую.

Вывод М. Лазарева о неспособности русско-еврейской литературы «возвыситься до художественного» в начале XX века был подхвачен писателями, ратовавшими за развитие еврейской литературы на языках народа – иврите и идише.

Эстетические установки М. Лазарева изживались тенденциями натурализма и символизма, исключавшими «спокойную бесстрастность» даже в бытописательских сюжетах, как, например, у известного прозаика и драматурга Семена Юшкевича, печатавшего произведения еврейской тематики в общерусских дореволюционных изданиях. Но критик метко определил регионально-этнографический характер литературной ниши, которую должна занять русско-еврейская беллетристика, когда она войдет составной частью в русскую художественную литературу.

Наиболее значительный вклад в оформление русско-еврейской литературы как одной из трех ветвей еврейской литературы в России внесли критические статьи С.М. Дубнова в «Восходе», где с 1883 по 1895 год он вел отделы критики и библиографии. Значимость этих отделов определялась тем, что в русско-еврейском журнале поддерживалась традиция русской публицистической критики – не ограничиваясь анализом и оценкой рецензируемых книг, критик вступал в полемику с автором и отстаивал собственные взгляды на затронутые в книге проблемы. Другая существенная особенность критического отдела в «Восходе» состояла в том, что он был зеркалом еврейской литературы, выходившей в России и за границей на различных языках. За годы редакторства А. Ландау в отделах «Литературная летопись» и «Библиография» «Восхода» напечатаны критико-библиографические отзывы на 612 книг, изданных на русском, иврите (45%), идише, немецком и других языках.

Семен Дубнов не только рецензировал книги и высказывал свои взгляды по затронутым в них вопросам, он придавал большое значение литературному процессу, освещая развитие и функционирование еврейской литературы в России. В своих статьях, написанных в форме критических обзоров с элементами теоретических построений, критик характеризует еврейскую литературу на разных языках как одну из национальных литератур мира.

В рецензии на книгу немецко-еврейского ученого Г. Карпелеса «История еврейской литературы» С. Дубнов, вслед за автором, определяет ее отличия от других национальных литератур – разноязычие (термин «еврейская литература» вовсе не подразумевает письменности на еврейском языке), видовую недифференцированность (история еврейской литературы рассматривает все виды еврейской письменности: религию, философию, поэзию, науку, – словом, все отрасли мысли составляют содержание этой истории); древность и непрерывность развития[14].

В статье «О жаргонной литературе» С. Дубнов связывает этапы еврейского Просвещения (Хаскалы) с развитием еврейской литературы в России на трех языках. Определив содержание и сферы влияния двух ветвей этой литературы, на иврите и на русском языке, критик, преодолевая идеологический канон Хаскалы – пренебрежение к языку идиш, признает особое значение литературы на идише, призванной помочь просвещению еврейской народной массы.

Здесь Дубнов указывает на те характеристики, которые принимались во внимание в последующих классификациях[15], – время возникновения русско-еврейской литературы, ее виды и жанры, основные задачи, ведущие авторы: «Отвечая на насущные требования изменившейся жизни, возникла русско-еврейская литература, или, точнее, еврейская литература на русском языке (в 60–х годах).

 

Как продукт более зрелой эпохи, эта новая отрасль нашей литературы отличалась большей серьезностью и многосторонностью задач, нежели предшествовавшая ей литература на древнееврейском языке. В числе ее задач была <...> борьба за правовую эмансипацию евреев и публицистика по внешним политическим вопросам. В этой области, да еще по части беллетристики и науки она выдвинула таких солидных представителей, как Рабинович, Оршанский, Леванда, Богров, Гаркави, не считая молодых писателей, начавших свою деятельность лишь в настоящее десятилетие»[16].

Следует сказать, что Осип Рабинович и Илья Оршанский не считали себя русско-еврейскими писателями, так как подобных определений не существовало при их жизни. Рабинович печатал свою прозу еврейской тематики в общерусских литературных журналах и воспринимался критиками как русский писатель. В источниках разных лет зафиксированы различные подходы к проблеме идентификации национальной литературы: «субъективная рефлексия автора (“я создаю национальную литературу”) и взгляд литературоведа (это относится к данной национальной литературе, а это нет)»[17].

Энциклопедическая фиксация термина «русско-еврейская литература» происходит в конце XIX – начале XX века, статьи с таким названием помещены в Энциклопедическом словаре Брокгауза, в Большой энциклопедии, в Еврейской энциклопедии.

Современная нормативно-справочная характеристика русско-еврейской литературы дана в Краткой еврейской энциклопедии конца XX века (автор статьи Шимон Маркиш)[18].

В классификации израильского ученого Йеуды Слуцкого история русско-еврейской прессы (где печатались тексты всех разделов русско-еврейской литературы: публицистика, беллетристика – проза и поэзия, наука о еврействе – иудаика – и еврейская история) разбита на три периода.

1–й период: с 1860-го по 1899-й, начинается выходом в Одессе первых органов русских евреев «Рассвет» (1860–1861), «Сион» (1861–1862), «День» (1869–1871); продолжается издательской и публицистической деятельностью А. Ландау в Петербурге – ежегодники «Еврейская библиотека» (1871– 1880), ежемесячный журнал «Восход» (с января 1881-го) с еженедельным приложением «Недельная хроника “Восхода”». К этому периоду относятся и выходившие в Петербурге русско-еврейские еженедельники «Русский еврей» (1879–1884) и второй «Рассвет» (1879–1883), который характеризуется исследователем как выразитель национального пробуждения в среде образованной еврейской молодежи.

2–й период: с 1899-го по 1917-й, начинается переходом «Восхода» от А. Ландау к новой редакции и выпуском еженедельника «Будущность» (1899–1904). По характеристике Слуцкого, в этот период происходит партийная дифференциация русско-еврейской прессы: сионистское движение основывает ряд русско-еврейских изданий, среди которых ведущим является ежемесячник «Еврейская жизнь» (1904–1906) – с 1907 года выходит еженедельник «Рассвет» (третий); антисионистская группа, защищавшая принципы сближения с русской культурой и устройства еврейской жизни в галуте, связана с изданиями «Новый восход» (с января 1910-го), «Еврейская неделя» (1910) и др. Выходили также партийные издания Бунда на русском языке «Вестник Бунда» (1904) и др. В этот период развивается научная русско-еврейская периодика – ежеквартальные сборники «Еврейская старина» (с 1909-го) под редакцией С. Дубнова и др.

3–й период: 1920–е – 1930–е годы, период упадка и угасания русско-еврейской журналистики. В 1920–х годах в России еще выходят некоторые русско-еврейские издания, последнее из них – «Трибуна», ежемесячник общества ОЗЕТ – закрылось в 1937 году. В те же годы за пределами Советского Союза выходит «Рассвет» (четвертый) – сначала в Берлине, затем в Париже (до 1934-го); региональные русско-еврейские издания выходили в Маньчжурии, Китае, в странах Балтии. Все эти издания, отмечает Слуцкий, также принадлежат к периоду угасания русско-еврейской журналистики[19].

Приведенная классификация Йеуды Слуцкого отражает реальное существование русско-еврейской литературы, функционально связанной с печатными органами русских евреев. С их закрытием русско-еврейская литература сходит на нет, становясь на исходе XX века предметом исследований и отвлеченных построений.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 



[1] Левинсон Й. Атлет веры: кровавые сюжеты и сюжеты вымышленные // Вестник Еврейского университета. М. – Иерусалим, 2003. № 8 (26). С. 155.

[2] Пыпин А.Н. История русской этнографии. СПб., 1891. Т. 2. С. 15.

[3] Лилиенблюм М. Умственные потребности русских евреев в связи с их материальными нуждами // Рассвет. 8 ноября 1879. № 9.

[4] Без подписи. Необходимость создания русско-еврейской литературы // Рассвет. 1879. № 9.

[5] [Л.Пинскер]. Для кого существуют русско-еврейские органы? (По поводу письма г. Минора) // Русский еврей. 1880. № 1, 2.

[6] Рабинович О.А. Сочинения. Изд. Одесского общества «Труд». СПб., 1880. Т. I. С. I.

[7] Гершон-бен-Гершон [Г. Лифшиц]. Пионер русско-еврейской литературы // Рассвет. 1880. № 36, 38, 41.

[8] О прозе О.А. Рабиновича см.: Маркиш Ш. Осип Рабинович // Вестник Еврейского университета в Москве. 1994. № 1 (5). С. 145–146; № 2 (6). С. 106–139, 153–160.

[9] Гершон-бен-Гершон. Еврейская библиотека. Историко-литературный сборник. Том VIII. Издание А.Е. Ландау. СПб. 1880 // Рассвет. 1880. № 19.

[10] Кельнер В. Книжное дело в контексте русско-еврейской культуры на рубеже XIX–XX вв. // Вестник Еврейского университета в Москве. 1997. № 3 (16). С. 131, 134.

[11] Скабичевский А.М. История новейшей русской литературы: 1848–1908 гг. СПб., 1909. С. 97–98.

[12] Мечтатель. Литературные заметки. Еврейская печать / Так называемая «желтая пресса» // Рассвет. 1909. № 6.

[13] Лазарев М.Н. Литературная летопись. Задачи и значение русско-еврейской беллетристики. (Критический эскиз) // Восход. 1885. № 5, 6.

[14] Критикус. Общий взгляд на историю еврейской литературы // Восход. 1886. № 9.

[15] См. об этом: Львов-Рогачевский В. Русско-еврейская литература. М., 1922.

[16] Критикус. О жаргонной литературе вообще и некоторых новейших ее произведениях в частности // Восход. 1888. № 10.

[17] См. об этом: Кобринский А. К вопросу о критериях понятия «русско-еврейская литература» // Вестник Еврейского университета в Москве. 1994. № 1 (5). С. 101.

[18] Русско-еврейская литература // Краткая еврейская энциклопедия. Иерусалим, 1994. Т. VII. С. 525–552.

[19] Слуцкий И. Еврейско-русская журналистика в 19 веке. Иерусалим, 1970. С. 11–12 (на иврите).