[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2008 ТИШРЕИ 5769 – 10(198)
Одесса – Париж – Москва
Воспоминания художника
Амшей Нюренберг
Художник Амшей Нюренберг (1887–1979) родился в украинском Елисаветграде в семье торговца рыбой. В 1911 году, окончив Одесское художественное училище, он отправился в Париж, где в течение года делил ателье с Шагалом. Вскоре, однако, у него появились признаки чахотки, и в 1913 году Нюренберг вернулся домой.
Но пребывание в Париже не прошло бесследно. В первые же парижские дни Нюренберг увидел полотна импрессионистов, завладевшие его воображением. В Париже он впервые познакомился с техникой карикатуры. Это пригодилось ему в тот период, когда он, переехав в Москву, сотрудничал в «Окнах РОСТА». В Москве он сблизился с авангардной группой «Бубновый валет».
В 1927 году Нюренберг еще раз поехал в Париж, где должен был читать лекции о советском искусстве. Однако первая же его лекция была сорвана русскими эмигрантами, увидевшими в ораторе «агента Москвы». Больше публично в Париже он не выступал.
По возвращении в Москву Нюренберг практически перестал участвовать в общественной жизни. Он не был коммунистом, но отдал дань соцреализму, много рисовал Ленина. Правда, почему-то Ленин у него всегда находился в Париже – то на набережной Сены, то в Люксембургском саду. Складывалось впечатление, что Нюренберг хотел рисовать Париж, но, во избежание обвинений в космополитизме, монтировал его с образом вождя…
В конце жизни Нюренберг работал над мемуарами. Их сильно сокращенная версия была издана в Москве в 1969 году. Полный текст книги «Одесса – Париж – Москва. Воспоминания художника», подготовленный внучкой Нюренберга Ольгой Тангян, выходит в издательстве «Мосты культуры».
В значительной мере мемуары Нюренберга посвящены жизни художника в Париже, французскому искусству и сохранили свежесть первых впечатлений и остроту оценок. Пронизанные профессиональными ремарками, они являют собой образец «прозы художника».
Читателям «Лехаима» предлагается глава, посвященная художнику Хаиму Сутину.
Амшей Нюренберг.
Сутина открыл миллионер, доктор Барнес.
В 1923 году художественный мир Парижа был потрясен необычайным событием: известный американский коллекционер, владелец крупнейшей в мире картинной галереи, большой знаток живописи скупил все имевшиеся у продавца картины молодого, никому не известного русского художника, некоего Сутина, и объявил его творчество художественным явлением.
За работы была уплачена сравнительно небольшая сумма денег, но самый факт покупки целой коллекции картин (около пятидесяти номеров) молодого, неизвестного художника крупнейшим собирателем современного французского искусства казался настолько исключительным, что все парижские художественные газеты и журналы придали ему характер сенсации.
Кроме того, экспансивный американец позволил себе написать о Сутине восторженную статью, в которой отозвался о нем как об одном из лучших колористов нашего времени. Это оскорбило национальное чувство французской художественной прессы. Появились ответные статьи. Спор перешел в длительную дискуссию.
Но пока критики, а с ними и художники решали эти вопросы, имя Сутина начало обрастать славой. Сутин стал известен. Торговцы и спекулянты на картинном рынке бросились скупать его полотна, цены на сутиновские картины поднялись с 300 до 15 000 франков.
Сутин стал «валютным» художником. Он переселился из грязного «Ля Рюша» в просторное и опрятное ателье и стал ежедневно посещать ресторан. Сутин стал героем художественного Парижа. В салонах в большом количестве стали появляться холсты, написанные под Сутина – оригинального и молодого художника.
Так началась его слава.
* * *
Что же представляет собой творчество этого молодого русского художника, с такой изумительной быстротой завладевшего центром современного искусства? Что нашел Барнес в Сутине? Что такое творчество Сутина? Французское ли оно? Что ценного в нем? И кто он?
Первое впечатление от живописи Сутина: чисто французское явление со всеми его типичными особенностями. Те же формальные методы и принципы и те же приемы. И некоторые критики, пожалуй, вполне правы, когда утверждают, что Сутин – французский художник. Но если вы внимательно изучите картины Сутина, то скоро убедитесь, что они принадлежат французской культуре только своей внешней стороной, внутренняя же сторона их остается свободной от влияния галльского духа. Внутренний облик сутинского творчества (мысль, образ, психологическая острота, настроение) был и остается русским, вернее, русско-еврейским.
Одно время его искусство считали отражением немецкого экспрессионизма во Франции. Но этот взгляд сейчас редко кем разделяется.
У каждого художника есть свой любимый учитель, которому он в первые годы формирования своего миропонимания подражает и под влияние которого он в той или иной степени попадает. Такими любимыми учителями у Сутина были два выдающихся художника нашей эпохи – Ван-Гог и Боннар.
Характерно, что именно Ван-Гог – художник с размозженной больной душой и острым глазом – был его формирующим мэтром. Сутин изучал и хорошо знал и других мастеров. Он вдохновлялся картинами своего друга, рано умершего Модильяни, анализировал Тулуз-Лотрека и Сезанна, но ни в ком из них он не нашел столько созвучных черт, сколько в этом офранцуженном голландце. Только в оригинальном и волнующем творчестве этого яркого индивидуалиста он увидел великий пример.
Как и его учитель, он далек от чистого искусства, т. е. искусства, существующего для наслаждения лишь одного глаза. Картина должна передавать размышления и переживания самого автора, его мысли и волнения. Она обязана заражать зрителя всем тем, что чувствует во время работы ее автор. Живопись, даже самая блестящая, – только средство, она никогда не должна быть целью.
Рембрандт, Курбе, Домье и даже Ван-Гог не преследовали одних живописных идей. Их имена в истории живописи связаны не только с теми или другими формальными завоеваниями. Мы их знаем как борцов за определенные гуманитарные или революционные идеи.
Сутин, как и Ван-Гог, глубоко предан натуре. В постоянном и настойчивом ее изучении он видит пути к разрешению всех идеологических живописных проблем. Цвет и форма должны быть найдены художником не в ателье, а в природе. Без знания натуры нет живого творчества. Но, как и Ван-Гог, Сутин никогда не был рабом ее. Он свободно пользуется ею. В зависимости от той или другой идеи, которую он кладет в основу данной работы, им соответствующим образом меняется и изображаемая натура. Натура в слиянии с чувством – вот форма его реализма. Правда, чувство у него, как у большинства современных французских художников, живет и развивается на почве рафинированного субъективизма.
Хаим Сутин.
Ландшафт с фигурами. Фрагмент.
Сутин пишет ярко и широко. Его полотна хорошо передают состояние его умонастроения, темперамента. В них есть какая-то овеянная грустью душевная обнаженность. Его образы странны и оригинальны. Они раздражают ваш глаз и ваше сознание и вместе с тем заставляют вас проникнуться к ним чувством симпатии. Они медленно и незаметно покоряют вас. Выжигаются в памяти и не забываются.
Его полотна лишены равновесия, перспективы и анатомии, т. е. всего того, на чем обычно зиждется реалистическая картина. Порой его искусство кажется абстракцией. Все исчезает – и краски, и форма вещей. Исчезает всякая связь с окружающим миром. Остается лишь одно яркое цветовое чувство остро переживающего художника-индивидуалиста. Одно сердце с повышенным, нездоровым ритмом. Вот почему вы иногда начинаете думать, что отдельные работы написаны психически нездоровым человеком. Тень чуть уловимого безумия витает над ними (вспоминается образ его первого учителя – душевнобольного Ван-Гога).
Причудливые пейзажи с падающими домами и деревьями, натюрморты с окровавленными птицами, рыбами и кроликами, похожими скорее на куски свежего мяса, портреты с персонажами, найденными, вероятно, в театре «Габима», – все это живет какой-то горячей, пламенной жизнью. Все насыщено большим и острым напряжением.
Его живопись – жирная, растрепанная – может служить украшением любой европейской картинной галереи. Сутин блестящий колорист, и доктор Барнес был вполне прав, когда причислил его к группе лучших французских колористов. Говорят, что и сам Матисс был такого же мнения о Сутине.
Палитра Сутина чрезвычайно сложна и богата. Можно было бы написать целую книгу о его подкладках и подмалевках. О его цветовом синтаксисе. Его синие, желтые, зеленые и особенно красные краски изумительны по своей экспрессивной, волнующей силе. Сутин наделяет их таким высоким звучанием и пульсом, что зритель, даже опытный, быстро устает. Это непрерывный мажор, покоряющий и утомляющий.
К недостаткам его полотен следует отнести чрезмерную цветовую насыщенность, пестроту. Последняя особенность придает его полотнам нездоровый, а порой истерический характер. Невольно вспоминается афоризм Пикассо: «Искусство – эманация боли и печали».
Его техника нуждалась в особых холстах и кистях. Кремень – его долголетний товарищ – мне рассказывал, что Сутин любил писать на старых, записанных холстах и что специальные кисти с длинной щетиной он заказывал у кистовяза.
Хаим Сутин. Красные гладиолусы. Фрагмент.
* * *
Если вы обойдете ряд парижских салонов и выставок, то быстро заметите, что некоторые художники пишут «под Сутина». Сутин, несомненно, реалист. Но его реализм является результатом не только знаний и чувства, но и философского мышления.
Часто он повторял фразу Пикассо:
– Натура и искусство – вещи разные, а следовательно, не могут быть одинаковыми. С помощью искусства мы выражаем наше представление о том, что является природой.
Большинство критиков творчество Сутина считает пессимистичным и глубоко субъективным. Неверно.
Сутин оптимист. Но его оптимизм вырос на страданиях и ими окрашен.
Сутин любит людей и глубоко жалеет их. Он пламенный борец за справедливость. Он благороден и человечен. Он верит, что его насыщенная страданиями живопись принесет людям покой, волю к жизни и радость. Вот почему свое творчество он рассматривает как жертву.
Он пишет одиноких, оторванных от жизни людей, но он не воспевает сумрак, которым они окутаны. Никто (кроме гениальных Руо и Ван-Гога) с такой искренностью не показывал трагическое одиночество современного человека в окружающем мире. Никто так ярко не рассказывал о его угасшей, студеной душе.
Такими же чертами наделены его пейзажи и натюрморты. Неподготовленному зрителю трудно их освоить и принять. Но, привыкнув к ним, он пожелает их повесить над своим письменным столом. Вот почему художники, большей частью, творчество Сутина рассматривают как романтику страдавшего человека.
Думая о композиции сутиновских работ, я вспоминаю фразу Матисса:
Я не могу отделить мое восприятие жизни от манеры выражения этого восприятия. Выразительность, по-моему, заключается не в передаче страсти, вспыхивающей в лице или проявляющейся в бурном движении, она – во всем построении моей картины. Композиция – это искусство размещать декоративным образом различные элементы, которыми художник располагает для выражения своих ощущений.
* * *
Может ли все сказанное о Сутине объяснить причины его исключительного успеха? Разумеется, нет. Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обратиться к самому Парижу, к его сегодняшним настроениям и вкусам, и проанализировать их.
Подавляющее большинство выставленных в салонах картин, как в отношении живописного ремесла, так и в отношении сюжета, лишены оригинальности. Тысячи однообразно и прилично пишущих, и только небольшая группа, горсточка выделяющихся, оригинальных художников. Море добросовестно сделанных, но безнадежно скучных, мещански благополучных натюрмортов, пейзажей и «ню». Впечатление такое, точно их кто-то писал по шаблону.
Ясно, что при таком положении вещей каждая более или менее самобытная и оригинальная работа будет обращать на себя внимание и высоко цениться. В Париже, как вы знаете, самые ценные блюда – острые, а Сутин – очень острое блюдо. Кроме того, и это очень важно, сегодняшний Париж начал ценить в живописи тематику.
Большое значение Сутин уделял фактуре, считая ее одним из главных факторов живописи. Вспомним гениальную картину Рембрандта «Блудный сын». Конечно, Рембрандт в своих работах не преследовал одних живописных идей, но он несомненно как никто широко ими пользовался.
Также много внимания фактуре уделяли такие великие художники, как Курбе, Домье и Ван-Гог. Их имена в истории живописи будут связаны не только с гуманитарными, но и с формальными завоеваниями. Их работы богаты тем, что зрителю передают не только мысли и сердце художника, но и его эстетические радости: краски и волнующую поверхность.
Амедео Модильяни.
Портрет Хаима Сутина. Фрагмент.
* * *
Хаим Сутин родился в 1893 году в белорусском городе Смиловичи Минской области. Первый опыт рисования он получил в Виленском художественном училище, где учился вместе с Кремнем у известного педагога, художника Рыбакова.
В Париж Сутин приехал в 1912 году. Жи
л, работал и голодал в знаменитом «Ля Рюше» (отеле для бедных художников). Увлекался художниками, примыкавшими к академическим группировкам. Как-то случайно ему попалось одно фальшивое полотно, на котором были изображены убитый заяц и миска крови. Полотно было насыщено творческим жаром и подписано «Ван-Гогом», известным подделывателем работ великого голландца.
Сутину этот удивительный натюрморт настолько глубоко врезался в память, что художник несколько лет не мог освободиться от его влияния.
К этому времени относится и его дружба с итальянским живописцем Модильяни, под сильным влиянием которого он также долгое время находился. В 1916 году Сутин вместе со своим товарищем Кремнем работает на юге Франции, в Пиренеях. Нищета, лютая, безнадежная, никогда вплоть до 1923 года не покидала Сутина, но он умел легко и весело ее переносить. Кремень мне рассказывал:
– Прихожу однажды в «Ля Рюш» к Сутину. Открываю дверь и вижу: на полу, на газетах спят Сутин и Модильяни. Спрашиваю: «Что случилось? Почему вы спите не на диване, а на полу?» «Клопы заели», – с грустью ответил Сутин. Модильяни в то время уже считался королем парижской богемы.
В 1923 году – покупка известным американским коллекционером его работ. И конец нищеты.
Художник Барт, горячий сутинист, мне рассказывал о своем «кумире»:
– Это был не только гениальный художник, но и большой философ. Он не любил много говорить, но то, что он говорил, пахло Рембрандтом. Да-да. Я его никогда не забуду, и все его мысли буду хранить в глубине своего сердца до конца жизни.
Будучи в 1927 году в Париже у моего друга, старого парижанина скульптора Мещанинова, я обратил внимание на висевшие на стене пять великолепных натюрмортов. По композиции, цвету и письму они очень напоминали работы Сутина. Я ему это сказал.
– Да, – ответил Мещанинов, – ты не ошибся. Это работы Сутина. Ранние.
Снимая их со стены и близко их показывая, он с гордостью сказал:
– Сутина я начал покупать первый, когда его еще не понимали. Барнесу тогда Сутин и не снился. Так что, друг мой, открывателем Сутина следует считать Мещанинова. Вернешься в Москву – расскажи об этом художникам. Да, – добавил он, – передай, что Сутин нежно любит Родину и мечтает в Москве устроить свою выставку и подарить им серию работ. – И после молчания прибавил: – Может быть, его мечта сбудется… Он будет счастлив.
* * *
Приход в 1941 году немецких фашистов вынудил многих художников бросить свои мастерские и бежать из Парижа.
Сутин медлил, не веря, что фашисты долго продержатся во Франции. Но, когда почувствовал, что смерть неотступно за ним ходит, спрятался в тайной квартире французских друзей. Изнурительные скитания по чужим углам, нарушенный режим питания обострили его старую болезнь (язву желудка). Больницы находились под контролем фашистов. Врачей в Париже найти было невозможно. Лекарств у Сутина не было. Он очень страдал.
Умер он в Париже в 1943 году, совершенно обессиленный в неравной борьбе с тяжелой болезнью.
Эренбург рассказывал мне, что на его похоронах был Пикассо.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.