[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2008 ТИШРЕИ 5769 – 10(198)
УЧение рабби Шнеура-Залмана из ЛЯд
Окончание. Начало в № 7–9, 2008
Самуил Городецкий
8.
В учении Хабада одно из важнейших мест отводится молитве. Следует «молиться с полной отдачей и при полной отрешенности от действительности, чтобы целиком устремить свои помыслы к Нему, Благословенному. В час молитвы мозг и сердце должны быть подчинены этому отказу от всего, кроме устремленности к Г–споду, и тогда молитва станет сопричастной Высшей мудрости. И если сразу после молитвы в том же состоянии сесть за изучение Торы, то учеба становится несущественной рядом с величием Высшей мудрости, сокрытой за словами, зато свет Торы сливается со светом Б–жественной души учащегося. Потому время учебы следует устанавливать сразу после молитвы» (Ликутей Тора, Беар). Молитва и учеба вместе ведут к воодушевлению и желанию служить: «При сосредоточенной молитве и при изучении Торы с надлежащей мотивацией, наше устремление облекается в буквы речи, ведь это устремление – источник и корень слов, ради него и благодаря ему человек произносит эти святые буквы. Оттого наш правильный душевный и умственный настрой возносит их <буквы молитвы и Торы> и помещает на их место в десяти сфирот мира йецира или мира брия, в соответствии с тем, исходит ли в данный момент наш настрой от ума или является непосредственным душевным движением. А там, в горних мирах, светит и открывается свет Бесконечного, или воля Всевышнего, благословен Он, та, что облечена в буквы Торы, которую человек теперь изучает, и в заложенное в них Высшее волеизъявление, или, если человек молится, в молитву и ее внутренний помысел, или в заповедь и содержащееся в ней намерение, – и все это открывается там в великом, безмерном озарении, каковое не могло ни светить, ни раскрыться, пока эти буквы и заповедь пребывали в нашем материальном мире. Нашему материальному миру подобное раскрытие не свойственно ни в малейшей степени до скончания времен, когда этот мир будет извлечен из своей телесности и Слава Всевышнего сделается явью» (Танья, 1:40).
«Главное в служении Всевышнему сегодня, – продолжает р. Шнеур-Залман, – во времена, предшествующие приходу Машиаха, когда из-за тягостей земных мы не можем безраздельно предаться изучению Торы, – это молитва. Ей следует посвятить все наши душевные силы, именно так». Он снова и снова подчеркивает, что молитва должна быть сосредоточенной: «Надо изо всех сил изливать душу перед Всевышним и исчерпать ее до конца; надо мужественно бороться со своим телом и своей животной душой, которые отчаянно сопротивляются нашей сосредоточенности, надо объявить им непримиримую войну и сокрушить в прах перед молитвой и во время нее духовным и физическим усилием» (Танья, Кунтрес ахарон и там же, 1:30). Он наставляет своих хасидов: «Пожалейте свою душу, будьте предельно внимательны и бережны к Торе и к служению сердцем – сосредоточенной молитве. Начинайте молитву все вместе и произносите ее слово за словом дружно, как один. Не должно быть такого, что кто-то читает одно место, а кто-то – другое, один молчит, а другой ведет пустые разговоры, сохрани нас Б–г» (Танья, Кунтрес ахарон). Он сообщает своим приверженцам о намерении «послать, если Всевышний того пожелает, во все общины доверенных людей с тайной миссией узнать и сообщить мне о каждом, кто, имея свободное время и возможность для продолжительной, проникновенной молитвы, тем не менее ленится. Такой человек будет наказан отдалением от меня, исключен из числа тех, кто приходит ко мне слушать животворные “слова Б–га живого”. И наоборот: <того, кто послушается меня, я к себе приближу>]. Те же, кто исполняет мое наставление, заслуживают всех благ и удостоятся доброй судьбы, а источник добра – Тора и только она» (Танья, 4:1).
И еще в пользу молитвы говорил р. Шнеур-Залман притчей: «Когда нагревают на огне серебро в горячем тигле, очищается оно от примесей, и все чуждое, прежде незаметное глазу, выходит из расплавленного серебра и всплывает отдельно, и чем сильнее огонь, тем чище становится серебро. Так и человек – в пламени молитвы сгорают все дурные примеси, которые есть в нем, даже те, что обычно глубоко запрятаны» (Ликутей Тора, Бемидбар).
Он сравнивал молитву, творимую без полной самоотдачи, с телом без души, а истинную молитву ставил чрезвычайно высоко в иерархии служения. «Озарение, отражающее Высшую волю, облачено», как уже говорилось, в покровы нашей устремленности, и оно «неизмеримо больше, чем отражение Высшей воли в свете, который одевается в исполнение заповедей действием и речью без глубинной внутренней потребности. Как свет души <по уровню> много выше тела, являющегося ее сосудом и одеянием, так и материальное в заповеди – лишь сосуд и одеяние для наполняющей ее внутренней устремленности человека» (Танья, 1:38). Он проводил различия между формами служения: «Тора и заповеди прибавляют свет в мире ацилут… В отличие от них, молитва по своей сути способствует проникновению света Бесконечного в миры брия, йецира и асия, и не только для его сокрытия в покровах, но и для его раскрытия, которое приводит к изменениям в тварном мире – излечится больной или прольется дождь с небес и земля принесет свои плоды» (Танья, Кунтрес ахарон).
Р. Шнеур-Залман говорил об отраде молящегося: «Все прямодушные <сыны Израиля>, изучающие Тору и исполняющие заповеди, удостаиваются света Бесконечного (Эйн-соф), благословен Он. Свет этот как бы открывается в их душе (нешама), причем наиболее полное и яркое раскрытие этого света в их мозгу и сердце происходит именно во время молитвы» (Танья, Игерет а-кодеш, 7).
И еще о том же: «Хотя слова молитвы и ее трехкратное ежедневное чтение установлены мудрецами (См. Брахот, 27б), все же сама ее суть – главная суть всей Торы: познать Всевышнего, осознать Его величие и великолепие всем разумом, твердо и уверенно, понимая это всем сердцем, чтобы интеллектуальная часть души пробудилась для любви к Г–споду, возжаждала прилепиться к Нему и Его Торе, взалкала бы Его заповедей. Все это возникает в нас во время и посредством молитвы…» (из письма р. Александру из Шклова. Бейт Рабби, ч. 1, 20).
9.
О добром и злом начале человека р. Шнеур-Залман пишет так: «У среднего человека злое начало, заключенное в левой полости <сердца>, сохраняет свою врожденную силу влечения ко всем наслаждениям этого мира, и не исчезает на фоне преобладающего добра, и не вытесняется окончательно со своего места. Но и распространить свою власть на все члены <человеческого> тела злу не удается, потому что Всевышний “стоит по правую руку неимущего” (Псалмы, 109:31) и помогает, озаряя его Б–жественную душу. Об этом толкует изречение мудрецов Талмуда (Нида, 30б): “Даже если весь мир говорит тебе, что ты праведник, смотри на себя как на грешника”. “Как грешник” – так определяют они человека, потому что всякий должен считать себя не полным грешником, а человеком средним, но и никогда не верить, если ему скажут, что зла в нем якобы не осталось из-за преобладания добра, так как это уже уровень праведника. Ему же следует видеть себя человеком, в котором зло продолжает жить, как было заложено в нем изначально, и ничуть не ослабло с годами, а наоборот, усилилось, пока он ел и пил и занимался прочими материальными делами этого мира. И даже если к человеку применимы слова псалмопевца (Псалмы, 1:2): “лишь Тора Г–сподня – все желание его, и о Торе Его размышляет он денно и нощно”, – это еще вовсе не доказывает, что зло окончательно вытеснено из этого человека. Возможно лишь, что несмотря на то, что зло в нем по-прежнему обитает в левой полости сердца, и сохранило свою суть и независимость, и так же упорствует, как и раньше, покровы этого зла, то есть мысль, речь и действия животной души, не в состоянии окутать его мозг, уста, руки и прочие члены и органы тела, благодаря помощи Всевышнего, который наделил мозг способностью повелевать сердцем. И поэтому заключенная в мозгу Б–жественная душа правит как бы «малым городом» – всеми членами тела и повелевает им быть одеянием и колесницей для трех ее одеяний, для них предназначенных, то есть мыслью, речью и действием в сфере 613 заповедей Торы. Но у среднего человека суть Б–жественной души властвует и господствует над сутью животной души только тогда, когда любовь к Всевышнему открыто проявляется в его сердце, что бывает в определенные отрезки времени, например, при молитве и т. п. И даже в такое время это лишь обуздание зла… И тогда затворяется ситра ахра в левой полости сердца и остается там, но у среднего человека полностью не исчезает, а только у праведника, зато вызывает в нем отвращение и сильнейшую ненависть» (Танья, 1:13).
Р. Шнеур-Залман продолжает рассуждать о различиях между средним человеком и праведником. Зло у среднего он сравнивает со спящим, который, однако, может снова проснуться: «оно спит в левой полости его сердца, пока человек занят молитвами “Шма” и “Амида”, и сердце его горит любовью к Б–гу, но по окончании молитвы может снова проснуться. Поэтому <аморай> Рава причислял себя к средним людям, хотя он ни на минуту не прерывал изучения Торы, и Торы Всевышнего желал днем и ночью, желал и алкал, и душою стремился к Всевышнему с великой любовью, словно во время молитв “Шма” и “Амида”. И все же сам себе он казался средним человеком… Для тех, кто находится на уровне праведников, служителей Б–га, степень любви, возникающая у среднего человека во время молитвы, когда усиливается <влияние> Б–жественной души и т. д., не считается истинным служением Б–гу, поскольку по окончании молитвы эта любовь гаснет и исчезает» (Танья, 1:13). Порой у среднего человека «наступает отупение сердца, когда оно становится словно каменное, и никоим образом не удается распахнуть его для “сердечного служения”, то есть молитвы. А порой он не может одолеть свое дурное влечение, чтобы посвятить себя дозволенному, опять же из-за тяжести на сердце… И хотя средний человек много размышляет о величии Всевышнего, это не схвачено и не усвоено его разумом настолько, чтобы он смог справиться с материальными желаниями своего сердца. Причина тому – в грубой природе клипы (т. е. шелухи, скорлупы), которая возносит себя над светом святости Б–жественной души и заслоняет этот свет, наводя на него тень… Слова эти относятся к ситра ахра (т. е. негативной стороне), а она и есть обыкновенный человек, поскольку витальная душа, поддерживающая жизнедеятельность тела, сохраняет всю свою природную силу в сердце, а значит, она и есть сам человек. О Б–жественной же душе, которая в нем, сказано: “Душа, которую Ты поместил во мне, чиста” (Утренние благословения), и из этого следует, что чистая душа не есть сам человек. Праведники же составляют исключение. У них, наоборот, чистая душа, то есть Б–жественная, есть сам человек, а тело их называется плотью человеческой… Только эта чистая душа оживляет его тело и плоть, так как зло, которое было в витальной душе, облеченной в кровь и плоть, у праведников полностью обращается в добро и включается в сферу святости Б–жественной души. Но у обыкновенного человека суть витальной, животной души, происходящей от ситра ахра и облеченной в кровь и плоть его, не превращается в добро, оттого она и остается его индивидуальной сущностью. И потому он совершенно отдален от Всевышнего, ведь сила желаний его животной души способна также обратиться к запретным вещам, которые противны воле Его, благословенного, пусть даже эта душа не намеревается привести желание в исполнение (не дай Б–г), а просто запретное не вызывает в нем истинного отвращения, как в праведниках» (Танья, 1:29).
Из всего здесь сказанного мы видим, что р. Шнеур-Залман не относится пренебрежительно к обычным людям. Наоборот, он уважает их и выступает в их защиту: «Зло никогда не побеждает среднего человека настолько, чтобы облачиться в его плоть и согрешить, то есть чтобы можно было бы сказать, что он – злодей, хотя бы только в один какой-либо момент его жизни. Свойства “среднего человека” присущи всякому, но праведником его назвать никак нельзя. <…> Не всякий человек удостаивается быть праведником, это вообще вне выбора человека, ибо не может он по своей воле и желанию полностью и воистину ненавидеть зло» (Танья, 1:1, 10, 12, 14).
О праведнике он пишет: «Жизнь праведника – не материальна, а духовна, это жизнь в вере, любви и трепете». И снова: «Праведник жив своей верою, трепетом и огнем любви, которые поддерживают жизнь в его духовности во все дни его земного существования» (Танья, Игерет а-кодеш, 27). Даже после смерти праведника его святость остается здесь, внизу: «ибо ничто, связанное со святостью, не покидает окончательно своего места». Эта святость умершего праведника «получает распространение в его учениках, в каждом в соответствии с уровнем его связи с праведником и близости к нему при жизни и после смерти в великой любви». Смерть праведника искупает грехи его поколения посредством так называемого времени Высшего благоволения, когда «открываются каналы связи между небом и землей, чтобы праведник вручил свою душу Всевышнему, и делается явным свет откровения». Это открытие света «озаряет наш мир светом доброты Всевышнего, и прощаются все грехи поколения, даже самые злоумышленные преступления» (Танья, Игерет а-кодеш, 27).
10.
Совершенных праведников не так много в мире – считанные единицы в каждом поколении. К р. Шимону бен Йохаю, который назвал таковым себя, присовокупив также своего сына р. Эльазара[1], р. Шнеур-Залман добавляет р. Ицхака Лурию Ашкенази (Ари) в его время, а в свою эпоху выделяет «истинных мудрецов», тех, что достигли уровня «постижения хохма (т. е. мудрости) и даат (т. е. знания)» (Танья, 4:19). Р. Шнеур-Залман объясняет присутствие праведников следующим образом: «Во всяком поколении спускаются на землю ницоцот (т. е. искры) души нашего учителя Моше и облачаются в тела и души мудрецов того поколения, “очей общины”, чтобы научить народ познавать величие Г–спода и пробудить его к служению Всевышнему всем сердцем и всей душою». В обязанности мудрецов поколения входит именно «научить народ познавать» (т. е. привить народу даат), поскольку «служение сердцем соразмерно познанию, как сказано в Писании (Диврей а-ямим I, 28:9): “Познай Б–га, отца твоего, и служи Ему полным сердцем и душою, проникнутой желанием”. А о грядущем говорит Писание (Ирмеяу, 31:32): “И не будут учить друг друга, говоря: Познайте Всевышнего! – ибо все будут знать Меня”. Но основа познания не есть только отвлеченное знание о величии Всевышнего, которое приобретается от учителей и из книг, – главное в том, чтобы проникнуть глубоко в величие Всевышнего, и вооружить свою мысль дерзновением мозга и сердца, и устремить ее решительно на Всевышнего, чтобы связать ее с Б–гом крепкой и неразрывной связью, подобно тому, как человек устремляет свою мысль на что-либо материальное, что предстает его очам, и начинает углубляться в него мыслью» (Танья, 1:42).
Это фундаментальное требование, согласно которому великим лидерам поколения вменяется в обязанность «научить народ познавать», р. Шнеур-Залман предъявлял к ученикам Бешта и установил таким образом главнейший общественный принцип Хабада: в хасидизме цадик обязан быть учителем и наставником народа, а не решать материальные запросы своей паствы молитвами. «Это же постыдно! – воскликнул друг р. Шнеура-Залмана, р. Менахем-Мендл из Витебска, когда один из хасидов попросил своего пастыря “о детях”, и ответил ему словами праотца Яакова (Берешит, 30:2): – Неужто я вместо Б–га!» В том же духе он пишет р. Шнеуру-Залману о просьбах хасидов помолиться об их пропитании: «Тяжко они работают и не внемлют ложным речам и пустым обещаниями. <…> Мы можем помочь народу Израиля только Учением, которое утешает душу, но не облегчает телесные страдания» (При а-Арец, письмо 14 от 5546 года [ок. 1786]. С. 171–172).
Подобным образом обращается в письме к своим единомышленникам и р. Шнеур-Залман. Он пишет: «Любезные друзья и братья мои! Очевидная суровость моих слов порождена глубокой любовью к вам. Давайте выясним, кто из нас прав. Вспомните историю мира со дня его сотворения, подумайте о судьбе каждого поколения. Разве случалось такое в истории человечества? И где, в каких книгах мудрецов Израиля – от древних до позднейших, встречали вы упоминание об обычае ходить к духовным наставникам с житейскими вопросами и искать у них совета, как поступить в тех или иных жизненных обстоятельствах? Даже к великим танаям и амораям – мудрецам Мишны и Талмуда, – от которых никакая тайна не была сокрыта и чьему созерцанию были открыты лабиринты небесных путей, <не обращались с подобными вопросами>… Ибо все, из чего складывается жизнь человека, кроме занятий Торы, способен предсказать тот, кто обладает даром ясновидца… А духовным пастырям должно наставлять в учении и в страхе Б–жьем.
Но внемлющим я открою истину: любовь побуждает человека к странным поступкам и ослепляет его, мешая видеть вещи такими, какие они есть. Велика страсть <некоторых людей, обращающихся ко мне за советом,> к удовлетворению материальных потребностей, <хотя материальные стороны жизни для них – не главное>, и они стремятся к благосостоянию во имя Небес, чтобы служить Всевышнему <в полную силу, с горящим сердцем, подобным> углям пылающим и жаркому пламени. Потому-то они так огорчаются, сталкиваясь с лишениями, – да упасет нас от этого Б–г и смилуется над всеми нами! <Эти люди> настолько не готовы терпеть житейские тяготы, что теряют рассудок и, стаптывая последние башмаки, ходят из города в город, дабы искать совета на краю света, вместо того чтобы в смирении духа и плоти обратиться к Всевышнему и, пробудив в себе любовь к Нему, как должное принять Его наказание, как сказано в Писании (Притчи, 3:12): “Ведь кого любит Г–сподь, того наказывает”. Как любящий и правый отец, который порет своего сына. И если сын умен, не станет обижаться и убегать, спасаясь <от отцовской руки>; даже искать защиты у других от отца милосердного и справедливого <не годится>. Ему надо, не отворачиваясь, признать правоту отца и лицом к лицу с ним, глядя ему прямо в глаза и пробудив в себе любовь к нему, вытерпеть боль физического наказания, ибо тот заботится лишь о благе сына, готовя его к дальнейшей жизни» (Танья, Игерет а-кодеш, 22).
В этом письме отчетливо проявляется личность р. Шнеура-Залмана как учителя, педагога и наставника. Он призывает своих хасидов легко принимать превратности судьбы и не искать обходных путей, ссылаясь на слова Писания (Коелет, 7:29): «Б–г сделал человека прямым, а они пускаются на многие ухищрения». Он внушает, что необходимо любить ближнего: «Поэтому, любезные друзья мои, я убедительно прошу каждого из вас стараться от всего сердца, от всей души пробуждать в себе любовь к ближнему, как сказано (Зхарья, 8:15): “Да не зародится в глубине сердца человека мысль о недостатках его ближнего”. Пусть никогда не появятся в ваших сердцах такие мысли, а если это и случится – гоните их прочь, как дым, – точно так же, как <вы отогнали бы> мысли о том, чтобы служить идолам. Ибо вред, наносимый грехом злословия, равносилен ущербу, <который наносят> идолопоклонство, кровосмешение и кровопролитие, вместе взятые» (Танья, Игерет а-кодеш, 22).
В Хабаде цадик – это только посредник, помогающий прийти к главному: познанию Всевышнего. В других хасидских движениях цадик стоит в центре мироздания: «Он подобен Создателю, Благословен Он, что Един и в горних и в дольних, а потому и цадик в своей приверженности и в единстве со всем народом Израиля так нарекается». Он «друг Б–жий», Всевышний «ему как брат». Он, если можно так выразиться, «открывает руку Творца излить благо в мир, и Б–г изливает милосердие в наш мир только по призыву цадика» (Р. Элимелех из Лежайска [Лиженск], «Ноам Элимелех», разделы Лех Леха, Бо, Мишпатим, Беар).
Перевод с иврита Меира Левинова
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.