[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2008 ЭЛУЛ 5768 – 9(197)
ИГРА КЛАССИКОВ
Жанна Васильева
15 сентября в Москве в рамках программы «Классики современного искусства» открывается мегапроект Ильи и Эмилии Кабаковых. Он представит шесть инсталляций на четырех самых известных площадках столицы – в ГМИИ им. А.С. Пушкина, Центре современной культуры «Гараж» в Российском еврейском музее, Центре современного искусства «Винзавод» и галерее Марата Гельмана.
Это самый крупный проект за последние двадцать лет, когда Кабаков начал работать и выставляться на Западе. В 1988 году аукцион Sotheby's в Москве сделал бессмысленным деление на официальное и неофициальное искусство. 2,085 млн британских фунтов, заплаченных тогда западными коллекционерами за произведения «неофициального искусства», стали символическим и весомым жестом мирового признания. Чтобы понять, как много воды утекло с тех пор, достаточно сказать, что в феврале 2008 года за одну картину Ильи Кабакова «Жук» (1982) на лондонском аукционе Phillips de Pury & Co отдали 2,93 млн британских фунтов (5,84 млн долларов). Иначе говоря, сегодня за одну картину Кабакова дают больше, чем в 1988-м – за все произведения нонконформистов, выставленные на торги Sotheby's.
Дело, впрочем, не только в том, что сегодня он самый дорогой российский художник. Один из лидеров нонконформистского искусства 1970-х, ключевая фигура «московского концептуализма», Илья Кабаков пока остается практически единственным российским художником, который котируется на мировой арт-сцене наряду с современными западными мастерами. Такими, как Джефф Кунс, Ричард Принс, Дэмиан Хёрст… Его инсталляции «Человек, который улетел в космос» (Париж, Центр Жоржа Помпиду, 1989), «Красный вагон» (впервые экспонировался в Дюссельдорфе, в Кунстхалле, 1991), «Мост» (Нью-Йорк, Музей современного искусства, 1992), «Жизнь мух» (Кёльн, Кунстхалле, 1992), «Туалет» (Кассель, Документа IX, 1992), «Дворец проектов» (Лондон, Раундхаус, 1998) стали знаковыми работами для искусства ХХ века.
Произведения Ильи и Эмилии Кабаковых хранятся в самых известных коллекциях мира – Музее современного искусства в США и Центре Жоржа Помпиду во Франции, нью-йоркском Музее Гуггенхайма и Музее Людвига в Кёльне, в лондонской Тейт Модерн и в Музее современного искусства во Франкфурте-на-Майне... Музей в Висбадене, который активно расширяется, намерен отвести целое крыло в новой части экспозиции для знаменитой инсталляции «Красный вагон», приобретенной в 2004 году.
Выражением признания его заслуг в современном искусстве стали многочисленные международные награды. В частности, Почетный приз Венецианской биеннале (1993), врученный после показа инсталляции «Красный павильон», приз Йозефа Бойса одноименного фонда в Базеле, награждение званием французского Кавалера ордена изящных искусств и литературы после представления инсталляции «Мы живем здесь» в Центре Жоржа Помпиду, звание Почетного доктора университета в Берне (2000) и многие другие.
Илья Кабаков в процессе строительства инсталляций в Центре современной культуры «Гараж».
После «большого взрыва»
Впрочем, за Ильей и Эмилией Кабаковыми стоят сегодня не отдельные произведения и даже не их сумма. Любая конкретная работа оказывается менее значимой по сравнению с тем огромным художественным миром, который создают Кабаковы. Этот мир вроде расширяющейся вселенной, возникшей после «Большого взрыва» перестройки. Он предъявил иным галактикам пространство, существовавшее в черной дыре утопического мифа. Пространство абсолютно герметичное, самодостаточное, с такой силой притяжения, что, казалось, и луч света не мог покинуть его пределы. Неудивительно, что мир этот казался самому себе средоточием света и совершенства. В вечном сиянии или слепящей тьме, что почти одно и то же, практически невозможно было разглядеть очертания несущей конструкции или хотя бы источники направленного излучения.
Заслуга Кабакова и московских концептуалистов была, в частности, в том, что они первыми начали описывать эти невидимые конструкции. Сам художник позже так обрисует этот процесс: «Произошло “одно обстоятельство”», что представлялось раньше невероятным. Оказалось возможным смотреть не туда, куда указывает указующий перст, а повернуть голову и посмотреть на сам этот перст, не идти под музыку, льющуюся из этого рупора, а смотреть и разглядывать сам этот рупор… Короче говоря, все эти грозные, не подлежащие разглядыванию предметы пропаганды, всегда сами неотрывно глядящие на всех, сами почему-то оказались предметами разглядывания».
В этом смысле наши концептуалисты были не демиургами, а прежде всего описателями и каталогизаторами идеологизированного пространства. Сами себя они любили сравнивать с Ливингстоном, путешествующим по Африке в лишениях и страданиях и описывающим обычаи встретившихся ему народов для членов Лондонского географического общества, которые будут читать отчет ученого в уютных кабинетах, попивая кофе.
Но Кабаков оказался чуть ли не единственным из художников, кто эту задачу описания идеологизированной советской повседневности сохранил после «Большого взрыва». Обломки цивилизации, уносимые ветром перемен, он бережно собирал и приспосабливал для реконструкции духа времени. Небольшое, но существенное отличие нельзя, конечно, не заметить. В 1970-х, когда он делал свои легендарные десять альбомов, его персонажи, будь то знаменитый «в шкафу сидящий Примаков» или «в окно глядящий Архипов», выглядели то ли чудаками, то ли носителями некоего эзотерического знания. Последнее было тем недоступнее, что все внешние комментарии и версии, бытовые иль ученые, выглядели одинаково неудовлетворительными. Иначе говоря, подчеркивалась случайность, бессмысленность, неважность происходящих событий. Фиксировалась абсурдность и пустота повседневности, которой идеология старалась навязать как раз тяжкую важность значения. В 1990-х, напротив, случайно сохраненные руины, остатки казались опустошенными, покинутыми большой историей. Но в реконструкциях Кабакова эти руины получали смысл именно как носители идеологии.
Инсталляция «Красный вагон». Кунстхалле, Дюссельдорф. 1991 год.
Речь шла, конечно, прежде всего о художественном воссоздании коммунального пространства. Мира, где частная жизнь каждого была у всех как на ладони. И напротив, публичная жизнь норовила обернуться выяснением нюансов интимной жизни, словно в правильном семейном скандале. Инсталляция «Туалет», построенная на девятой Документе в Касселе 1992 года, стала идеальной площадкой для демонстрации этого сдвига приватных границ. Там, внутри домика с буквами «М» и «Ж», зритель обнаруживал скромненькое и даже уютное жилище. Одновременно коммуналка оказалась чудесной моделью, демонстрирующей многообразие встреч идеологии с повседневностью. Она выглядела проектом рая, неизбежно подпорченным в момент перенесения на землю и по случайной промашке опущенным до кругов Дантова ада. Кабаков первым открыл взорам западных зрителей пространство общих коридоров, кухонь, ванн и туалетов, наполненное эхом чужих голосов и счастливых песен из репродуктора.
Но Илья и Эмилия Кабаковы не только показали этот мир – они заставили зрителя услышать его, спотыкаться на сломанных ступеньках, пережить этот мир как драму одиноких персонажей в навязанной им и неизбежной коллективной общности. Короче, они предложили людям почувствовать его как телесный опыт. Не зря об инсталляции «Красный вагон», впервые показанной в 1991 году на выставке в Дюссельдорфе, художник заметил: «Я экспортировал, в сущности, куб советского воздуха».
Понятно, что для западных зрителей предложенное путешествие было не менее экзотично, чем поездка на сафари. Каждый мог ощутить себя персонажем в большой постановке незнакомой жизни, не рискуя ничем, кроме платы за билет. В этом смысле изобретенный Кабаковым жанр «тотальных инсталляций» был предвестником огромных арт-аттракционов, которые к концу века появились в крупнейших музеях и галереях мира, будь то английская Тейт Модерн или нью-йоркский МоМА.
Но одновременно эти гигантские руины, хранящие мусор и отзвуки семи десятилетий коммунизма, который строили-строили, да так и не достроили, перебрасывали мостик к началу ХХ века, к временам проекта башни III Интернационала Татлина, к проунам Эль Лисицкого, к коллажам Клуциса и Родченко. Кабаков сделал явной пуповину, связывающую мир советской утопии с поиском и трагедией русского авангарда. Мир вдохновенных проектов и скучная реальность злой и тупой коммунальной повседневности оказались отражениями друг друга.
Инсталляция «Туалет». Документа IX.
Кассель. 1992 год.
В отличие от многих других, Кабаков не стал пенять зеркалу на то, что рожа оказалась крива. И не занялся поиском ошибок в конструкции проекта и реализации строительства. Признаться, он оказал большую услугу России. Просто потому, что не стал рассматривать триумф и гибель утопии как специфику национального русского пути. Проективное мышление русского авангарда для него было последним циклопическим проектом рационального человека, рожденного эпохой Просвещения. Именно поэтому тотальные инсталляции Кабаковых, будь то «Дворец проектов», «Мост», тот же «Красный вагон» или «Жизнь мух», имели такой резонанс в Европе. В сущности, эти тщательно сконструированные руины были надгробным мавзолеем не только над советским веком утраченных утопий, но и над парой-тройкой столетий торжества разума. Поразительно, что именно методичный аналитик Кабаков, просчитывающий каждый шаг художественной стратегии, оказывается летописцем кафкианского превращения логики разума в логику абсурда. Можно сказать, что он обнаружил и наглядно продемонстрировал, как советский абсурд легко вписывается в более просторные рамки привычного европейцам экзистенциализма.
Московский дневник художника
Те инсталляции, которые обещают показать в Москве, в России будут демонстрироваться впервые. Среди них уже упоминавшиеся «Красный вагон», «Туалет», «Жизнь мух». А также «Альтернативная история искусств» и «Игра в теннис».
Копия знаменитого «Красного вагона», который сейчас находится в музее в Висбадене, будет построена на территории только что открывшегося в Российском еврейском музее Центра современной культуры «Гараж». Вагон того самого броненосца, что стоит на запасном пути. Колеса куда-то исчезли. Направление рельс тоже неясно. И даже не очень верится в то, что рельсы были. Но красные флаги по-прежнему развеваются. А из вагона раздаются знакомые песни. Специально для этой инсталляции композитор Владимир Тарасов скомпоновал и аранжировал мелодии любимых шлягеров советских времен. Правда, центральный вход закрыт. Ну, так «парадный подъезд» у нас только для парада. Нормальным людям и в голову не придет ломиться в центральный вход или лезть вверх по лестнице, ведущей в небеса. Нормальные люди знают – вход всегда «со двора». Он впускает в мир не столько счастья, сколько скученного житья-бытья, пространство «времянки», которая надолго.
«Илья Кабаков. Прогулка на лыжах. 1973 год».
Инсталляция «Альтернативная история искусств». 2003 год.
Тут же рядом, в «Гараже», обещают показать «Альтернативную историю искусств». Но, собственно, речь идет не о той истории искусств, которая была, а о той, какая могла бы быть… Версия о том, что было бы, если бы искусство не пошло путем Казимира Малевича, а пошло путем другим, реализована в ретроспективах трех персонажей – Шарля Розенталя, Ильи Кабакова, Игоря Спивака… Шарль Розенталь, который академической науке неизвестен, жил в начале ХХ века. У него, пожалуй, самый солидный бэкграунд. Для его ретроспективы Кабаков в течение многих лет создавал огромное количество картин – от студенческих набросков до неоконченных полотен, над которыми Розенталь якобы работал перед смертью. Говорят, музейщики, когда узнали о проекте, хватались за голову: «Он сошел с ума! Нарисовать шестьдесят лет творческой деятельности!» Для персонажа по фамилии Кабаков его однофамилец рисует новые работы. Что касается «ученика Кабакова» Игоря Спивака, родом с Украины, то с ним несколько проще – его деятельность якобы началась в 1990-х. Согласитесь, двадцать лет живописать все же проще, чем шестьдесят.
«Туалет», ставший сенсацией Документы 1992 года и хранящийся теперь в Бельгии в Музее современного искусства города Гент, получит своего двойника на территории Центра современного искусства «Винзавод». По-прежнему за фасадом скромного строения с буквами «М» и «Ж» кроется малогабаритная квартирка. Вещи, возможно, не новы и дешевы, зато обстановка радует неподдельным теплом. Да, наверное, жизнь нехороша, зато это наш мир и мы в нем живем.
В зале Белого вина будет показана «Жизнь мух», выполненная в жанре экспозиции советского провинциального музея. Вдумчивый посетитель может погрузиться в скрупулезное изучение цивилизации мух, которая предположительно оказала огромное влияние на человечество. В частности, и на нашу культуру. Графики, тексты, рисунки, коллажи и объекты позволят проследить влияние этой живущей рядом с нами колонии на политику, экономику, финансы, в том числе денежное обращение и, конечно, культуру. Концерт для мух обещает отдельную радость для любителей музицирования.
А в галерее Марата и Юлии Гельман на Винзаводе можно увидеть инсталляцию «Игра в теннис». В роли заядлых спортсменов – Илья Кабаков и Борис Гройс. Их поединок будет транслироваться на встроенных мониторах. Параллельно идет интеллектуальная схватка. Тут вместо подачи – вопрос, на который следует ответный удар-реплика. Диалог философа и художника записан мелом на обычных школьных досках. Словно перед нами не солидные мужи, а мальчишки-школьники. Самоирония скрывает не столько застенчивость, сколько удовольствие от состязания, в котором победителей не судят, потому что их нет. Для тех, кто ценит подобные радости, приготовлен и другой подарок – международный симпозиум с участием известных кураторов и историков искусства. В середине сентября он пройдет в Центре современной культуры «Гараж».
Наконец, в Москве покажут абсолютно новый проект «Ворота», созданный специально для ГМИИ им. А.С. Пушкина. Пространство традиционного музея – это последняя гавань, куда отправляется произведение искусства (если автору и его творениям повезет, разумеется) после странствий по миру. Эта тихая пристань может служить символом вечности. Неудивительно, что и инсталляция, представленная здесь, будет посвящена рефлексии на эти темы. Жанр ее художник определил как «последняя работа художника».
«Муха». Инсталляция «Жизнь мух». Кунстферайн. Кельн. 1992 год.
В центре экспозиции оказывается дверь. Сказать по правде, она ничуть не похожа на ожидаемые врата вечности. Нет, она прекрасна и даже роскошна. Красное дерево, изящная арка, в которую она вписана. Дверь стоит на возвышении, к которому с двух сторон ведут ступени. Это вам не функциональный минимализм дверей супермаркетов, услужливо раздвигающихся при приближении к ним. Эта дверь явно не намерена распахиваться перед всяк входящим. Вопрос, открывается ли она вообще и для кого? Похоже, ее совершенная красота – вроде вещи в себе. И главное, не понятно, где же пространство, в которое она служит входом. Явно это не музейный зал. Дверь выглядит не столько входом, сколько границей, которая, как известно, всегда на замке.
Кроме двери в одном зале будут 16 рисунков, в другом –12 картин, сгруппированных по три полотна. На каждом из них – пейзаж, где на горизонте угадывается изображение ворот. Пейзаж этот слегка меняется в зависимости от времени суток – от того, утро, вечер иль ночь на дворе. Меж группами этих полотен помещены тексты, которые послужат зрителям тропинками, по которым можно отправиться в путь поиска трактовок.
Осторожно, двери открываются!
Любимый собеседник Кабакова Борис Гройс заметил как-то, что инсталляция для нашего времени является примерно тем же, чем был роман для XIX века. Роман мог выглядеть конгломератом жанров, смешавшим любовное послание, авторские отступления и описание перипетий судеб героев. Инсталляция тоже позволяет запросто смешивать жанры, не боясь быть обвиненной в дурновкусии. Если так, то сложный конгломерат проектов, который Кабаковы представляют в Москве, похож на новейший роман ХХ века. Представление странностей жизни («Туалет») соседствует с тщательным научным трудом («Жизнь мух»). Первоначальный проект райских кущ («Красный вагон») – с описанием маршрута, по которому должна была бы двинуться экспедиция («Альтернативная история искусств»)… Поскольку планы райского строительства нарушились и все пошло наперекосяк, то споры комментаторов и авторские объяснения выглядят весьма уместными («Игра в теннис»). Наконец, попытка дистанцироваться от этой «ловитвы» временных истин в пользу абсолютных приводит к построению врат вечности из фанеры, ведущих невесть куда.
Нетрудно также заметить, что не только масштаб и количество проектов имеют значение, но и их география. Если приглядеться, обнаружится, что маршрут, по которому ведут авторы, включает все этапы большого пути – как России, так и истории искусства ХХ века. От классики – к авангарду и современности. Музей изящных искусств, построенный Иваном Владимировичем Цветаевым и открытый в 1912-м, изначально был коллекцией слепков древностей. Он – символ культурной традиции и ученичества. Если угодно, знак входа русского искусства в мировую культуру и неслияния с ней.
«Гараж» – одно из знаменитых творений архитекторов-конструктивистов Мельникова и Шухова. Построенный в 1926-м, он впечатляет равно простором (больше 8 тыс. квадратных метров), вытянутой формой ромба и отсутствием опор. Лучшего места для представления проектного мышления русского авангарда, устремленного в будущее и конструирующего его в настоящем, не сыскать. В 2001 году здание было передано Марьинорощинской еврейской общине, и она планирует открыть в этом помещении Еврейский музей. Пока здесь открыт Центр современной культуры «Гараж», которым руководит Даша Жукова.
Наконец, «Винзавод» представляет сразу два этапа. Его территория с цехами красного и белого вина, с хладными подвалами винохранилища, административными зданиями и типичной заводской проходной напоминает о громадье советских пятилетних планов, которые почему-то всегда должны были выполняться в четыре года, но частенько не выполнялись вовсе. А также о том, что строители коммунизма не лишены были человеческих слабостей, вроде зависимости от зеленого змия. Одновременно нынешний «Винзавод» – это площадка актуального искусства, самых известных галерей, место модной тусовки и бутик. Иначе говоря, территория настоящего, равно пафосная и демократичная.
Новым Ливингстонам предложена экспедиция по маршруту «музей – гараж – винзавод». Впрочем, движение в обратном направлении не возбраняется. Роман, созданный Кабаковыми, можно читать с любой страницы и в любом направлении.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.