[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2008 ЭЛУЛ 5768 – 9(197)
«ДемьЯн КудрЯвцев: Все, Что нам нужно, – это право на высказывание»
Беседу ведет Николай Александров
Демьян Кудрявцев родился в 1971 году в Ленинграде. Учился на факультете журналистики Ленинградского университета и филологическом факультете Иерусалимского университета. По возвращении в Россию – создатель и владелец нескольких интернет-проектов. С января 2006 года – генеральный директор Издательского дома «Коммерсантъ». Автор трех книг стихов. В 2008 году издательство «Амфора» выпустило первый роман Кудрявцева «Близнецы», вызвавший разноречивые оценки рецензентов (см. в рубрике «Pro et contra» в этом номере «Лехаима»).
– Дема, с твоим именем связывается возникновение Рунета. Что это была за история?
– История очень простая. Сначала были технари, которые сидели в Курчатовке, их интересовало, как идет сигнал. Я в этот момент был в Израиле. Но к 1995 году стало понятно – в мире стало понятно, в России, – что за этим есть какой-то бизнес. И мы с Антоном Носиком начали заниматься интернет-деятельностью в Израиле, в Штатах. У меня были некоторые проекты, связанные с этим, довольно успешные для того времени. К нам приехал носиковский однокурсник, чтобы проконсультироваться, потому что он хотел заняться Интернетом в России. Но он имел в виду не творческую составляющую, не наполнение, а подключение, то есть как сделать бизнес на проводах. Мы так с ним подружились, что он позвал меня к себе в партнеры. Мы создали интернет-провайдер под названием «Ситилайн», который сразу стал популярным. Тридцать долларов в месяц за подключение без ограничения трафика, что было тогда внове. Я приехал в Россию консультировать эту компанию и остался. Она действительно наделала много шороху, и так случилось, что мое имя стало с ней ассоциироваться. А потом выяснилось, что большому количеству людей, которых мы втянули в пользование Интернетом, что-то в Интернете надо делать. Появилось то, что теперь называется контентная составляющая, первые блоги, правда, тогда они назывались «обозрения». Ну и как-то мы всем этим занимались, пока не продали…
– А как ты оказался в Израиле и чем ты там занимался?
– Я уехал в 1990–м, просто так. Учился, писал стихи. Потом занялся околокомпьютерной деятельностью. Сначала дизайном, мультимедиа, потом Интернетом.
– Стихи ты писал с раннего возраста?
– Я решил, что серьезно к этому отношусь, лет в 18, что считается поздно. Первая книжка вышла в Израиле в 1991–м. А потом в России через десять лет.
– Если говорить о твоем израильском существовании – как ты себя чувствовал?
– Абсолютно счастливым. Это свойство времени еще. В начале 1990–х менялась не только Россия. Это было прекрасное время, мы были молоды. И я отношусь к Израилю как к, безусловно, своей стране. У нас была прекрасная компания, многие из нее сейчас в России. Как-то нам казалось, что все возможно. Да так оно и было. Так что моя жизнь в Израиле была очень удачной. Просто в какой-то момент возможностей для самореализации в России стало больше. Но мой приезд в Россию был приездом иностранца. Как приезжают все, кто читает газету «Exile». Приезжаешь в командировку, остаешься, живешь, умираешь, над тобой вырастает русское растение лопух.
– Ты говоришь о компании в Израиле. Что это были за люди?
– Аркан Карив, сын Юры Карабчиевского, Арсен Ревазов, писатель и владелец очень крупного в России рекламного агентства, Антон Носик – это самые близкие люди. Ну и много других, менее известных персонажей.
– А насколько была развита тогда в Израиле русскоязычная пресса?
– Вот как раз тогда, когда мы приехали, она была развита прекрасно. Приезд одновременно миллиона людей, объединенных всем, – это сейчас они все разные, а тогда перед всеми стояла одна задача, познание этого нового мира, – привел к тому, что Роберт Максвелл дал большие деньги на русскую прессу. Была задумана реально серьезная, совершенно без эмигрантского душка газета, которая называлась «Вести». Плюс был ряд эмигрантских изданий. Заработало русское радио, а потом, когда я уехал, и русское телевидение. Была дивная литературная иерусалимская жизнь – так называемый Иерусалимский литературный клуб. Из людей серьезных и имевших не только израильское звучание там был, например, Миша Генделев. На излете израильского существования был Анри Волохонский, Дана Зингер – это те, кто известен в России. Очень насыщенная была жизнь. Наша реэмиграция, или, скорее, миграция – кого в Россию, кого в Штаты, – совпала с хай-тек-становлением Израиля, которое двинуло людей из Иерусалима в Тель-Авив. Поэтому Иерусалим, каким мы его знали, – он опустел. Но с 1989–го по 1996–й это было очень живое место. И литературно очень ценное.
– Ты говоришь об Иерусалимском литературном клубе. У него было определенное место?
– Да, это Мишкенот Шананим, где проходит Поэтический фестиваль. Там, где мельница. С видом на Старый город. Собирались каждую неделю. Не говоря о том, что еще шабат справляли у кого-то дома, и всегда это было обычное богемное московское существование, связанное с водкой и так далее. Но при этом в то время как-то не считалось зазорным всерьез говорить о текстах. Мы собирались, да, на столе стояли еда и алкоголь, но все по кругу друг другу читали. Были разборы, были семинары. Поразительно, что за этим не стояло никакой структуры. Все это делалось на собственные деньги. Люди приезжали из разных городов и разных стран.
– Насколько широкий это был круг?
– Конечно, по московским меркам он был чрезвычайно узок. Реально в деятельности клуба участвовало человек тридцать, из которых десять были заводилами. Некоторые из них неизвестны русскому читателю, не знаю… Володя Тарасов, например. Некоторые известны в других областях… Миша Гробман с нами постоянно взаимодействовал. У него был (и есть) журнал «Зеркало». Сергей Шаргородский – глава в тот момент бюро Ассошиэйтед Пресс, очень сильный переводчик. У Иерусалимского литературного клуба был даже собственный журнал. Он назывался «Обитаемый остров». С моей точки зрения, до сих пор это образец литературного журнала – «наглого», ироничного, с большой долей смеха. Очень много было людей, приезжавших из-за границы, – например, Леня Гиршович, который в России, как мне кажется, недооцененный автор. Совершенно прекрасный прозаик, какой-то странной жизнью живущий в Германии. Саша Бараш, Лена Игнатова…
– Остались ли в памяти от этого существования какие-то тексты?
– Весь поздний корпус Генделева родился тогда. Саша Бренер остался. Немного раньше, еще до нашего приезда, был написан, по-моему, один из самых великих русских романов… Смешно так говорить о тексте, которого не знает практически никто, но существует роман Эли Люксембурга «Десятый голод», и это литература такого уровня, какого на сегодня так никто и не достиг. Более того, никогда не достиг потом сам Эли. Это действительно великое произведение. Тогда же были отработаны попытки жанровых текстов – был написан первый роман Антона Носика и Аркана Карива «Операция Кеннеди». Собственно говоря, первый не попсовый роман Аркана «Переводчик» писался тогда же. Очень большую роль для того времени сыграл альманах «Саламандра», где публиковались и Егор Радов, и Олег Юрьев, и Саша Соколов, и Александр Гольдштейн. Помимо прочего, это был важный момент передачи лучшего, что было в русско-еврейской эмиграции, в том числе не израильской, следующему поколению. Не нужно забывать, что вновь обретавшийся опыт – не только эмиграции, но армии, войны 1991–го – не шел ни в какое сравнение с опытом – фантастическим опытом, – который люди обретали в России, но транслируемым через телевизор. То есть когда ты берешь в руки автомат, или начинаешь читать на трех языках, или еще что-то с тобой молодым происходит, а в этот момент там в России по телевизору отменили карточки или талоны, Гайдар выступил или еще что-нибудь такое, на самом деле эпохального уровня катаклизмы, – это несравнимо… В Израиле в силу определенной армейской, школьной, университетской традиций, городских миграций поколения меняются страшно быстро. Вслед за нами там уже появилась большая постпанковская поэзия. Ее провозвестником выступила Аня Горенко, которая была, безусловно, умница и одареннее всех нас в разы. И ужас состоит не только в том, что она умерла, а в том, что это никому не объяснить. Корпус текстов, который после нее остался, существует в сегодняшнем контексте… Ее открыли, она реально вернулась. Четыре книжки вышло в России, четыре книжки человека, который давно мертв. Но они попали в сегодняшний контекст, когда уже многие так могут. А ведь она это делала в 1992–м, 1991–м, без знания английского, не изучив никакой постоксфордский опыт – тогда это абсолютно сносило башни. И ей снесло до конца. Есть автор, который смог вырваться и стать известным (с поправкой, разумеется, на известность поэтов вообще), – это Леонид Шваб… Леонид Шваб, Петр Птах – это все ребята, которые появились в 1995–м, на отрицании, в каком-то смысле, Иерусалимского литературного клуба и этой вот просодии колониально-воинственной. Они были всегда ориентированы на рок, что позволяло им иметь более тесную культурную связь с Россией. И те из них, кто был упорен и чего-то стоил, добились успеха. В частности, Леня Шваб – гость всех фестивалей, его книжки издаются в России. И сейчас только что вышла новая книжка, вместе со Сваровским.
– Как складывалась твоя судьба, менялись интересы уже в следующее десятилетие, после 1995 года?
– Четыре года мы занимались «Ситилайном», затем продали. В этот момент опять начались какие-то выборы, какие-то смещения, передвижения. Я пробовал себя в медийных историях вокруг ОРТ, «Независимой газеты», «Коммерсанта». Это так увлекало и кормило одновременно, что в некоторой степени осталось до сих пор.
– Это вопрос денег или вопрос содержания?
– Содержания тоже. Сегодня я отношусь к этому не романтически, как тогда, когда подобные занятия были для меня внове. Сейчас это не романтика, а прагматика. Но все равно очень интересно.
– А каким образом в тебе уживаются литературные пристрастия с занятием издательско-журналистским делом?
– Они конфликтуют только потому, что и то, и другое требует времени и претендует на тебя полностью. А во всем остальном они не конфликтуют. Я когда-то даже написал большой текст, объяснявший, что в информационную эпоху высказывания имеют разную форму. А все, что нам нужно, – это получить право на высказывание. И в этом смысле настоящий бизнес, настоящий менеджмент, настоящая политика – это в сегодняшнем мире право на высказывание, которое ты реализуешь тем или иным образом.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.