[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2008 АВ 5768 – 8(196)
Pro et contra
Михаил Левитин
Лжесвидетель: Повесть-небылица
М.: Текст, 2007. – 192 с.
Мадагаскарай, мадагаскарад
Гитлер очень любил евреев. А вот его соратники их не жаловали. Даже недоумевали: «Что связывает фюрера с этими евреями?» Да и прочий мир особой любви не выказывал. Скорее наоборот. Понял Гитлер, что не будет евреям житья без своей, отдельной от всех остальных народов, территории – и приступил к окончательному решению еврейского вопроса. То есть переселил их всех на Мадагаскар. Но сначала он оккупировал Францию, которая ни за что не хотела делиться своей заморской территорией. Потом посетил Антананариву и окрестности, проверил, достаточно ли там комфортно, смогут ли любимые евреи приспособиться к непривычному климату, полюбят ли странные островные пейзажи. Пришел к выводу: приспособятся, полюбят. И лишь затем засмолил евреев в бочку… то бишь посадил на корабль – и отправил туда, к берегам Южной Африки…
Михаил Левитин, художественный руководитель театра «Эрмитаж», написал очень театральную вещь. «Лжесвидетель» – это трагический гротеск, который органичнее смотрелся бы на сцене, чем в книжном переплете. Но – оказался не спектаклем, а «повестью-небылицей» и в таком виде тоже вызвал интерес. Последовали рецензии, премия журнала «Октябрь» (там была первоначально напечатана «небылица» Левитина) за лучшую публикацию года. Впрочем, внятного анализа повести пока, кажется, не появилось. А жаль – текст Левитина безусловно заслуживает внимания и компетентного обсуждения.
Вначале, однако, испытываешь некоторые сомнения: стоит ли в такой манере писать о трагедии, унесшей жизни шести миллионов? Но постепенно становится ясно, что вся альтернативно-историческая маскировка первой половины повести – на самом деле лишь подготовка к оголенному трагизму второй. Мостом между двумя частями оказывается описание кораблей, перевозящих европейских евреев на Мадагаскар, – одна из самых пронзительных, на мой вкус, сцен в современной русской литературе. Тональность повести меняется сразу и резко. Начинает брезжить разгадка, но ее гонишь – слишком больно и жутко переходить от псевдоисторического кордебалета к надисторической мистерии…
Фразу, дающую ключ к тексту, произносит малагасийский дипломат, призванный на синклит немецких вождей: «Нам кажется, что после смерти все только и начинается». После смерти героев начинается истинное действие левитинской повести. Из фарса, фантасмагории, альтернативно-исторического капустника она превращается в невероятную, героическую, запретную для художественной литературы – и выводящую текст Левитина далеко за пределы belle lettre – попытку воскрешения мертвых. Ближе к финалу повесть и вовсе преображается в шаманское заклинание, в первобытную мифологическую практику – заговорить, заклясть смерть, произнести как можно больше имен и тем отвоевать их у бездны.
Михаил Майков
Игра без правил
Человек, предъявляющий художественному тексту этические претензии, ставит себя в положение заведомо проигрышное, чтобы не сказать глупое. И тем не менее придется. Но сначала, для разминки, об эстетической стороне дела.
Повесть Михаила Левитина состоит из двух частей: «Хлопоты Рейха» и «Местечко Мадагаскар». В первой рассказывается, как Гитлер решает для блага евреев переселить их на остров Мадагаскар, подальше от европейских антисемитов. Действие второй, как явствует из названия, происходит на том самом Мадагаскаре, куда немцы свезли-таки евреев со всего света. Первая часть – альтернативно-историческая фантазия из эпохи Третьего рейха (однако тренд: за последнее время в близком жанре и на сходном материале написана масса самых разных книг – от «Как творить историю» Стивена Фрая до «Юбки» Олега Нестерова). Вторая – мистерия.
Понятно, что контраст между двумя частями входил в авторский замысел, и тем не менее – каковы единые для всей повести законы? Сюжетно обе части связывает флотилия, везущая евреев к югу Африки. Но с точки зрения художественной логики переход от первой части ко второй практически не мотивирован. Есть одна плоскость, другая плоскость – но они принципиально друг с другом не стыкуются.
Веселый карнавал «Хлопот Рейха» сменяется потусторонней реальностью «Местечка Мадагаскар». Выясняется, что все доставленные на остров евреи (кроме умершего в 1986 году Захара Левитина, отца автора, о котором сообщается, что он попал туда «гораздо позже и совсем другим маршрутом») погибли во время Холокоста, привезший их туда корабль – аналог ладьи Харона, а Мадагаскар, соответственно, – подобие рая. Но рая после Освенцима – его обитателям сохранена смутная «память о чем-то ужасном», чуть выше локтей у них вытатуированы «синеватые циферки», а случайных соседей по оперной репетиции здесь спрашивают: «Это не вас сожгли в Доманевке под Одессой вместе с другими евреями?» Руководит островом Совет старейшин во главе с Якобом Эдельштейном (он был председателем аналогичного органа в Терезине), а для передвижения по Мадагаскару нужно запрашивать разрешение Эйхмана… Как все это вытекает из театра марионеток «Хлопот Рейха» – вопрос открытый, даже несмотря то что в финале обе части словно бы совмещаются и одна реальность проступает сквозь другую.
Также открытым остается и вопрос о внутренних закономерностях, определяющих сюжетику «Местечка Мадагаскар». Действие во второй части вообще ослаблено, ее мир совершенно статичен. Автор придумывает некоторую ситуацию, создает декорации – но никакого движения нет, оно заменено механической экстенсивностью, постоянным, на протяжении ста страниц, введением все новых и новых персонажей. Когда же один эпизод все-таки сменяется другим, происходит это по законам не литературы, а скорее оперы, где каждый номер самоценен и с другими связан чисто внешне. То же и здесь: все мотивировки сведены к тому, что Захар присоединяется то к одной группе людей, то к другой. Не случайно герои повести ставят на острове оперу и автор вводит в текст пересказ либретто, где в свернутом виде содержатся все основные мотивы второй части.
Но повесть все же не опера, а модернистская литература, заведомо лишенная внешнего жизнеподобия и, соответственно, возможности апеллировать к житейскому опыту читателя, требует даже более жестких композиционных мотивировок, нежели реалистическая. В противном случае неизбежно возникает ощущение авторского произвола.
Это что касается эстетики. Этическая же проблема куда проще: мне кажется, что тема Холокоста слишком часто стала использоваться не по назначению. Лишь один пример: не так давно вышел роман русскоязычного израильского беллетриста Алекса Тарна «Б-г не играет в кости» (в прошлом сезоне он даже попал в букеровский шорт-лист), состоящий из двух сюжетных линий: одна описывает похождения суперагента Моссада, другая – судьбу погибшей в Холокосте семьи. Роман в своем роде неплохой, но следует ли смешивать бондиану и Освенцим?
Левитин идет еще дальше: его персонажи носят имена реальных людей, погибших во время Холокоста, причем для каждого указаны место гибели и способ его убийства. И в этом мне видится, кроме очевидного нравственного faux pas, еще и элементарное нарушение конвенции. Художественная литература – это художественная литература, и ей не след искать опору для собственного существования вовне.
Михаил Эдельштейн
Марина Даниэль.
Жизнь в обратном направлении
М.: Вагриус Плюс, 2007. – 304 с.
Москва – Израиль – Москва: идеальный сюжетный разлом. На нем в основном и строятся рассказы супругов Марины и Даниэля Мазиных (именно они скрываются под псевдонимом), членов Союза писателей Израиля, эмигрировавших из СССР в начале 1970-х. Москва – и евреи – того времени и возвращение двадцать лет спустя, былые надежды и радости – и постаревшие друзья, каждый со своей «обыкновенной историей». Милые герои-«чудики» с их пестрой, искристо-веселой или развязно-циничной речью. Любовь и отчаяние, неумолимое время и абсурдные повороты судьбы. Все в равной мере трогательно, во многом наивно, с ностальгической грустинкой, от души сдобрено нехитрой кухонной философией. Одним словом, сентиментальные «истории о жизни» под еврейским соусом. Блюдо на любителя. А скорее – на любительницу.
Ирина Калинковицкая.
Два поэта: Книга о лирике
Иерусалим, 2007. – 214 с.
Ирина Калинковицкая написала книгу о Пушкине и Маршаке. Двух поэтов, считает она, объединяет «светоносность», стремление к свету даже «у бездны мрачной на краю». Относительно Пушкина мысль эта доказывается анализом ряда хрестоматийных стихов (особенно удачен разбор «Песни о вещем Олеге»). Что до Маршака, то его автор описывает как поэта-интроверта, стремящегося «скрыть, спрятать <…> самое любимое, важное, болезненное», лирика «по самой строчечной сути». Калинковицкая предлагает свои разгадки его поэтического шифра, обращает внимание на переклички с современниками, от Пастернака до Бродского. Увы, еврейская подпочва маршаковской поэзии практически не принимается автором во внимание. Но ведь даже известный афоризм Маршака «Мир умирает каждый раз / С умершим человеком» взят из Талмуда.
Марат Ботвинник.
Холокост в книгах
«Память» Республики Беларусь
Минск: Ковчег, 2008. – 180 с.
Марат Ботвинник проанализировал более 140 книг «Память» в части, касающейся уничтожения белорусских евреев в годы войны. Цель его исследования – понять, насколько объективно и полно отражена в этих сборниках Катастрофа. В целом, делает вывод автор, белорусские специалисты со своими задачами справились: воссоздана история Минского гетто, описано восстание в Лахвенском гетто, показана деятельность еврейского подполья Бреста. Большой материал собран также по Витебску, Пинску, Гродно. Гораздо хуже обстоят дела на Гомельщине, а в книге «Память. Ляховичский район» вообще нет ни слова о Холокосте, хотя до войны здесь жили тысячи евреев.
Над аннотациями работали Алла Солопенко, Стив Левин, Михаил Стрелец
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.