[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АВГУСТ 2008 АВ 5768 – 8(196)
Минусы и плюсы
сегодня ставит Александр Гаврилов
В нашей новой рубрике мы будем знакомить читателя с экспертными оценками сегодняшнего состояния рынка еврейской книги на русском языке. Границы самого понятия «еврейская книга на русском языке», настоящее и будущее русскоязычной еврейской книги, нынешнее состояние русско-еврейской литературы и ее перспективы, ситуация с переводами израильской, западноевропейской, американской еврейской прозы, российская еврейская община и еврейская эмиграция как субъекты книжного рынка, еврейские книжные инициативы в современной России – эти и другие аспекты проблемы будут обсуждать гости рубрики: литераторы, критики, журналисты, профессора, то есть люди, по роду своих занятий профессионально читающие книги и отслеживающие тенденции, связанные с их изданием и читательской реакцией на них. Задача рубрики – не нарисовать благостную картинку, а выявить реальные болевые точки, места потенциальных разрывов и сломов. Мнения наших гостей могут казаться спорными, парадоксальными, даже провокационными, заключения одного эксперта нередко будут противоречить выводам другого. Но нам представляется, что ценность высказываемых точек зрения – не в их абсолютной истинности, а в заведомой компетентности произносящих их профессионалов. Надеемся, что, собранные вместе, эти экспертные мнения помогут читателю сформировать собственное представление о современном состоянии еврейского книгоиздания в России.
Вычленить собственно еврейский сегмент современного российского книжного рынка затруднительно: те авторы, которые привлекают внимание широкого круга образованных читателей, не всегда опознаются как еврейские. Если, к примеру, в текстовый имидж Вуди Аллена входит его еврейскость – пусть скорее как прием, нежели как органическое свойство, – то большинство читателей «Хроник» Боба Дилана даже не догадываются о том, что держат в руках книгу еврейского писателя.
В сегодняшней российской культуре еврейскость является не столько преференцией, сколько проблемой. Помещение произведения в маркированно еврейскую серию, скажем в «Прозу еврейской жизни», скорее закрывает доступ к нему для большого числа русских читателей, чем привлекает внимание широкой еврейской публики. Понятно, что это скорее вопрос специфики еврейского комьюнити России, чем свойство книжного рынка, но, если перефразировать выражение одного известного тирана, других евреев у меня для вас нет.
Хотя среди тиражных российских авторов есть и те, кто использует свою популярность для привлечения внимания к еврейскому вопросу. Прежде всего речь идет о Людмиле Улицкой и Дине Рубиной. Причем если Рубина делает это не очень агрессивно, то Улицкая, с ее учительными задачами, сознательно заостряет тему.
Может показаться, что феномен Улицкой и Рубиной опровергает то, что сказано выше. В самом деле, если несколько сотен тысяч русских читателей обсуждают роман о богословских сомнениях католического священника еврейского происхождения («Даниэль Штайн, переводчик»), если десятки тысяч людей интересуются шаржем на сотрудников московского Сохнута («Синдикат») – о каком кризисе русско-еврейской книги можно говорить?
Но в случае с Рубиной нельзя забывать, что территория распространения русской книги сегодня простирается много дальше государственных границ Российской Федерации. Русскоязычная книжная торговля в Израиле, Америке, Германии, Чехии в большой мере ориентирована на еврейского читателя. Ему-то целевым образом и адресован «Синдикат» – все эти люди так или иначе соприкасались с Сохнутом, это книга о части их жизни. Как оказалось, традиционный еврейский антисемитизм вполне способен обеспечить современному русскому роману серьезный тираж.
Случай Улицкой гораздо более сложный. Я думаю, что она попала в нервный узел современной русской культуры. Дело в том, что сегодняшняя Россия мучительно и невнятно пытается подыскать себе что-нибудь вроде религиозной идентичности. На этом фоне книга Улицкой читается не как история происхождения раннего христианства из духа позднего иудаизма, а как описание драматического индивидуального духовного поиска. И это отзывается в сердцах огромного количества россиян и русскоязычных жителей других стран.
Что касается присутствия в сознании современного русского читателя западных еврейских классиков или израильских авторов, то здесь очень остро встает проблема качества перевода (в особенности это касается ивритоязычных прозаиков). Великие русские писатели Сэлинджер, Павич, Воннегут, Маркес, Борхес, Кортасар оплодотворили поколения отечественных авторов, которые на самом деле следовали за переводчиками, вышившими по канве классиков замечательные произведения русской литературы.
К сожалению, из тех произведений израильских авторов, что я читал за последние годы, фактом русской культуры – и довольно влиятельным, по крайней мере для молодого писателя и молодого читателя, – стали только переводы Этгара Керета, выполненные Линор Горалик. Я не владею языком, я не могу сказать, насколько эти переводы точны, в какой степени Керет Горалик – это тот Керет, которого знают израильтяне. Я видел Керета во Франкфурте и готов предположить, что этот человек действительно мог написать те тексты, которые я читал по-русски, – это максимум моего приближения. Но сборник «Азъесмь» – действительно сильный и цепляющий русский текст.
Мне кажется чрезвычайно успешной судьба Джонатана Фоера в России. Успех этот связан, конечно, с тем, что Фоер великий современный писатель, но в еще большей степени он проистекает из того факта, что Василий Арканов – великий современный переводчик. «Полная иллюминация» (перевод заглавия, на мой вкус, не слишком удачный, но сейчас не об этом) – это книжка, которую невозможно прочитать вне ее еврейской составляющей, при этом она страшно привлекательна. Я вижу, как люди, еще вчера не задумывавшиеся о еврейской проблематике – просто русские мальчики и девочки, читающие книжки, – после Фоера совершенно иначе стали воспринимать Холокост. Я понимаю, что это может показаться кощунством, но все-таки: тема Холокоста в России воспроизведена очень кривенько. Она практически не имеет внятного изложения, она дана как аксиома, но не произрастает из национальной культуры. И роман Фоера – это одна из тех штучных опор, на которых зиждется понимание сути Холокоста в новой России.
Возвращаясь к переводам: Амос Оз – говорят, великий писатель – фактом русской культуры не стал. То же касается Шалева и прочих израильских авторов. Я слышал (и думаю сам после личного знакомства), что Лиззи Дорон блистательный писатель, но ее книга «Почему ты не пришла до войны?» (переведенная, между прочим, с немецкого, а не с иврита) оказалась по-русски тяжеловесной тягомотиной. Увы, примеры можно множить.
Есть ли будущее у русско-еврейской литературы и русско-еврейского читателя? Какое оно? Ответ на этот вопрос лежит скорее в области социологии и демографии, нежели литературной критики и исследования книжного рынка. Будет в России сильное и структурированное еврейское комьюнити – выделится русско-еврейская литература, увеличатся тиражи переводных книг еврейских авторов. Продолжится процесс ассимиляции – значит, залог успеха в том, чтобы обращаться к универсальным темам и ценностям, пусть и излагая их в узнаваемой еврейской манере.
Русскоязычный книжный рынок сейчас вступает в сложную эпоху. В возраст потребления культуры входит недоукомплектованное поколение ранних 90-х, а это означает, что количество читателей в России будет снижаться. Параллельно происходит ассимиляция русской эмиграции – дети экономических эмигрантов скорее будут говорить и читать на языке страны пребывания, нежели возвращаться, как их родители, к русскому языку и русской литературе для досугового чтения. Я подозреваю, что спрос на русскую книгу в зарубежных русских комьюнити должен также падать. А так как этнический состав русской эмиграции совсем непредставителен по отношению ко всей России и еврейская составляющая в нем очень заметна, то, я думаю, еврейский сегмент русскоязычного книжного рынка будет ощутимо сокращаться, до некоторой степени замещаясь еврейской литературой на немецком, английском и иврите.
Переломить эту тенденцию отчасти призваны инициативы программы «Эшколь», сайта «Букник», ассоциации «Мосты культуры» и т. п. Их работу не стоит измерять дополнительными экземплярами книг. Деятельность эта направлена главным образом не на то, чтобы продать как можно больше еврейских книжек, а на возвращение еврейского вопроса в поле обсуждения. Странным образом вопрос, который так тревожил 200 лет подряд всех русских интеллигентов до Солженицына включительно, в конце 1990-х практически ушел из оборота – причем ушел даже в негативном своем варианте.
Так вот, работа, которую ведут «Букник», «Эшколь» и прочие, – это серьезный и по возможности вне привычных штампов разговор о сосуществовании русской и еврейской культур в рамках одного государства и одного языка. Это создает пространство дискуссии, которая, в свою очередь, формирует потенциального будущего читателя. Более того, и «Букник», и «Эшколь» демонстрируют лицо еврейской культуры, прежде здесь почти неведомое. Речь не идет об ассимиляции, о размывании своей еврейской идентичности, но при этом их позиция открыта к диалогу: мы знаем, что мы евреи, но из этого не следует, что вы, неевреи, не имеете права потреблять нашу культуру, участвовать в ней и т. д. А ясная этническая идентичность, если она не основана на истерике, всегда привлекательна, особенно для такого проблемного в этом смысле существа, как современный россиянин.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.