[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2008 ТАМУЗ 5768 – 7(195)
После Холокоста: возвращение
Даниил Романовский
Вопреки многим ожиданиям, нацистский геноцид не вызвал в послевоенной Европе сочувствия к его жертвам-евреям. Евреи, чудом пережившие нацистские лагеря, проведшие годы войны в эвакуации в тыловых областях СССР или в эмиграции в странах Америки, в нейтральных странах или в колониях; евреи, пережившие немецкую оккупацию в Румынии, Франции или в Будапеште, спрятанные в монастырях в Бельгии или в Польше, спасенные югославскими или греческими партизанами или просто сердобольными крестьянами от Атлантики до Волги, – все они, вернувшись на родину, столкнулись, в лучшем случае, с недоброжелательно-равнодушным отношением к себе, в худшем случае – с агрессивным антисемитизмом.
Тяжелая война, которую только что пережила Европа, вообще не породила чувства солидарности между народами и социальными классами. В Польше и Греции немедленно после освобождения этих стран вспыхнула гражданская война, в Прибалтике и Западной Украине началось антисоветское партизанское движение. Нанесенные войной травмы и обострение внутренних конфликтов порождали равнодушие к евреям как жертвам нацизма, равнодушие, часто помноженное на традиционный антисемитизм.
Острой проблемой, особенно в странах Восточной Европы, стала реституция еврейской собственности. Уцелевшие евреи требовали возвращения своего «ариизованного» имущества, и прежде всего – своего довоенного жилья, которое, как подачка немецких оккупантов «туземцам», досталось полякам, голландцам, украинцам и т. д. Власти, часто более сочувствовавшие основному населению, нежели евреям, в этом конфликте, возвращали еврейскую собственность медленно и неохотно. В ряде мест реституция привела к вспышкам антиеврейского насилия. Кроме собственности евреи-репатрианты и реэмигранты стремились возвратить себе свои довоенные социальные позиции, также часто занятые неевреями; этот процесс вызвал конкуренцию между еврейскими и нееврейскими торговцами, врачами, юристами и т. п. и как следствие ее – конфликт. Это противостояние было особенно сильно в тех странах, где основное население остро ощущало свою социальную неразвитость – например, отсутствие национальной буржуазии или интеллигенции.
Хуже всего было то, что многие европейцы рассматривали нацистскую оккупацию как возможность решить в стране проблему национальных меньшинств, а в особенности «еврейский вопрос». К их числу принадлежали не только поляки, мечтавшие о «Польше для поляков», или украинцы, мечтавшие об этнически чистой Украине, но и многие французы, которые перед войной начали очень болезненно воспринимать присутствие евреев в стране. Возвращение евреев – из лагерей или из эмиграции – означало для них одно: возвращается национальная проблема.
Евреи, пережившие войну на оккупированной территории, были еще и опасными свидетелями: они помнили, кто из их сограждан сотрудничал с оккупантами, кто нажился на «ариизированном» еврейском имуществе и т. п. Для властей предержащих присутствие евреев было напоминанием о том, что их народ вышел из войны с не совсем чистой совестью.
В свете этого не следует удивляться, что наилиберальнейший Эдвард Бенеш, президент чехословацкого правительства в изгнании, заявил в Лондоне, что послевоенное возвращение евреев в Чехословакию «поставит режим перед большими трудностями», а руководство французского Сопротивления предупредило де Голля, чтобы он не обещал во всеуслышание возвратить евреев во Францию, ибо это может повредить его авторитету в глазах французов[1].
Урок польского языка в еврейской школе
1. СССР
Освобождение от нацизма первым пришло к советским евреям. Уже в 1942 году на освобожденных территориях появились евреи, пережившие немецкую оккупацию. С 1943 года начали возвращаться в родные места и эвакуированные. В процессе реэвакуации они обнаружили, что власти недовольны их возвращением и стараются воспрепятствовать ему; они сталкивались с нежеланием местных властей предоставлять им вид на жительство, а часто и работу, и с нежеланием властей возвращать им собственность, незаконно захваченную местными жителями.
Жалобы на дискриминацию евреев в реэвакуации поступали в Еврейский антифашистский комитет. 18 мая 1944 года Михоэлс и Шахне Эпштейн направили Молотову от имени ЕАК письмо, где они привлекли внимание советского премьера к препятствиям, которые власти чинят возвращению еврейских трудящихся, столь необходимых для восстановления хозяйства в западных областях. Письмо осталось без ответа[2].
Помехи, чинимые властями в реэвакуации евреев в 1944–1945 годах, не остались незамеченными, в частности, иностранными журналистами, и Советы по временам вынуждены были давать этому какое-то объяснение. Обычно они оправдывали подобную политику антисемитизмом местного населения, подвергшегося воздействию нацистской пропаганды: власти ограничивают возвращение евреев в районы, бывшие под оккупацией, чтобы не обострять там межнациональные отношения[3]. Большая часть населения СССР на оккупированных территориях, в тылу и даже в действующей армии и в самом деле испытала влияние нацистской пропаганды. Не только от жителей Украины или Латвии, но и от некоторых советских военнослужащих можно было услышать, что войну развязали евреи, что советская власть – еврейская, и другие нацистские пропагандистские клише. Несмотря на то что власти, как видно, признавали это, в стране ни во время войны, ни после нее не была проведена кампания контр-пропаганды. Потакая локальным антиеврейским настроениям, власти старались не возвращать евреев на руководящие позиции, не давали им устроиться на работу в торговле и вообще на любую мало-мальски «чистую», нефизическую работу.
Проблемой тех, кто сумел возвратиться на родину в бывшие оккупированные районы, было возвращение своей собственности. В белорусских и украинских местечках дома евреев чаще всего оказывались занятыми их бывшими соседями. Демобилизованные солдаты-евреи находили вещи – свои и своих погибших родных – в домах у бывших коллаборационистов. В адрес местных властей посыпались заявления с требованиями возвратить жилье и имущество. Заявлявшие подчеркивали не только то, что они остались без единой рубахи, но и то, что если их имущественные права не будут восстановлены, то их имуществом и жильем окажутся вознаграждены бывшие полицаи и предатели.
Советские власти взяли за правило возвращать евреям их бывшие квартиры в городах и – хотя бы частично – дома в местечках, но не возвращали прочее имущество, боясь вызвать возмущение неевреев. Несмотря на такую установку высших властей, местные власти, особенно в послевоенные годы, чинили всевозможные препятствия к возвращению прав евреев на их квартиры. У многих реэвакуантов ушли месяцы, а иногда годы на то, чтобы через суд возвратить свой дом. Доказывать свои права в суде всегда должны были евреи, а не те, кто захватил их квартиры во время оккупации. Власти на местах не спешили выполнять судебные решения.
Реституция жилищ и собственности породила много конфликтов неевреев с евреями. Те, кого суд заставил вернуть евреям квартиру и хотя бы часть их имущества, мстили удачливым истцам. Так, в Речице Гомельской области в 1945 году Ципа Каганович, вдова военнослужащего и мать двоих детей, возвратила по суду свой дом. Спустя несколько дней она была застрелена неизвестными на пороге собственного дома; убийцы не были найдены[4].
В 1945 году в Днепропетровске и Киеве произошли антиеврейские беспорядки, которые не переросли в кровавые погромы (и там и там толпа ограничилась избиением случайно подвернувшихся евреев) только благодаря решительной реакции властей.
2. Польша
Почти девять десятых евреев довоенной Польши погибло от рук нацистов. Тем не менее уцелевшим удалось восстановить общину и к июлю 1946 года в ней было более 240 тыс. зарегистрировавшихся.
В июле 1944 года советские войска перешли Западный Буг, а 22 июля в освобожденном Люблине был создан Польский комитет национального освобождения. Менее чем через три недели, 10 августа, в Люблине был создан Комитет помощи евреям, преобразованный позже в Центральный комитет евреев в Польше. Уже на следующий день Комитет обсуждал помощь евреям Влодавы, подвергшимся нападению «деструктивных элементов». В последующие дни основной темой обсуждения в Комитете была проблема безопасности польских евреев. Председатель д-р Гельбарт посоветовал евреям Люблина не собираться группами и не говорить на идише на улице. Комитет также порекомендовал евреям возвращаться в большие города, а не в свои местечки – в городах было безопаснее. Было решено направлять большинство реэвакуируемых евреев в Нижнюю Силезию, аннексированную у Германии, – там все были новыми поселенцами, и поляки, и евреи, соответственно, не было конфликтов по поводу собственности и вообще меньше межэтнических инцидентов.
Белава. Нижняя Силезия (Польша). 1946 год.
Итак, освобождение Польши и строительство социализма в ней сопровождались возрождением антисемитизма, причем в неслыханной прежде степени.
Постоянной причиной конфликта была реституция еврейской собственности: в ней не были заинтересованы ни простые поляки, к которым перешли еврейские жилища, часто с мебелью и вещами, еврейские магазины, мастерские и попросту рабочие места, ни коммунистические власти Польши, уже наложившие руку не только на крупные довоенные еврейские предприятия, но и на помещения синагог и других общинных институтов.
С первых дней освобождения в Польше начались антиеврейские инциденты, включая убийства, и новые власти не спешили наказывать виновных. Последнее поразило и шокировало евреев, которые по довоенной инерции продолжали рассматривать коммунистов как своих защитников. Между тем новой власти, непопулярной среди населения, надо было доказывать, что она истинно польская и патриотическая, и ей не следовало «слишком» защищать евреев. На низовом уровне дело обстояло еще хуже. Провинциальная милиция нередко становилась на сторону погромщиков; низовые власти не выполняли приказов вышестоящих властей о реституции еврейской собственности и т. п.
Власти на местах старались воспрепятствовать возвращению евреев: от них требовали доказательств, что они жили в данном месте до войны, и для этого необходимо было привести свидетелей. Однако нередко свидетельства такого рода от евреев не принимались. Евреи-реэвакуанты дискриминировались при приеме на работу, а при жалобах на это властям (жалобы обычно передавались через местные отделения Еврейского комитета) – власти стандартно предлагали послать безработных евреев на шахты. Еврейские ремесленные кооперативы не регистрировались государством, и ремесленникам не выдавали лицензий.
После окончания войны в Европе по Польше прокатилась волна погромов. Первый погром – без человеческих жертв – состоялся 12 июня 1945 года в Жешуве. Накануне в городе была убита девятилетняя девочка, и ее тело было обнаружено вблизи дома, где проживали евреи. Сама милиция распространила слух, что это ритуальное убийство, дело рук евреев, которым нужна кровь для переливания после возвращения из лагерей. Милиционеры пошли арестовывать евреев – причем не только жителей указанного дома, но и всех остальных, кто жил в Жешуве, а толпа ринулась грабить еврейские квартиры. Милиция провела арестованных евреев по городу, толпа кидала в них камни. В тот же день вышестоящие власти приказали отпустить всех арестованных; почти все евреи покинули Жешув в последующие дни. Власти не пытались ни установить подлинных убийц, ни наказать погромщиков.
События в Кракове 11 августа 1945 года начались при похожих обстоятельствах – со слухов о ритуальном убийстве. Толпа, с участием милиции и солдат, ринулась на синагогу, где якобы состоялось убийство, оттуда вывели евреев и прогнали их через район Казимеж. В ходе беспорядков среди евреев были убитые и раненые. Имели место грабежи еврейских магазинов. Медсестры больницы Св. Лазаря отказались брать раненых евреев, они заявили: «Мы их перевяжем, и пускай они уходят». Раненых били – и милиционеры, и пациенты больницы. Здесь, правда, вмешались власти: они ввели в Краков силы безопасности, и войска подавили погром.
Самый кровавый погром, надолго опозоривший послевоенную Польшу, произошел в городе Кельце 4 июля 1946 года. Как и предыдущие погромы, он начался с кровавого навета.
1 июля 1946 года в Кельце пропал восьмилетний Хенрык Блащик. Отец заявил в милицию. Через два дня мальчик нашелся, после чего его отец снова пошел в милицию и заявил, что его сына похитили евреи, но он от них убежал. Отца отослали, так как он был сильно пьян. Тем не менее наутро 4 июля милиция отправилась по указанному адресу – к дому по ул. Планты, 7, где находилось отделение Еврейского комитета, а также общежитие для евреев-реэвакуантов и уцелевших. Юный Блащик подтвердил, что в подвале этого здания его продержали два дня, а также, не без помощи взрослых, показал на еврея (Калмана Сингера), который якобы заманил его в дом. Сингера арестовали. Попутно милиционеры успели рассказать прохожим, что евреи захватили мальчика, он бежал, но возможно, в подвале томятся другие, и они идут их освободить.
По городу распространился слух, что евреи убили польского мальчика, и к дому на Планты, 7, собралась толпа. Между тем, обыскав дом, милиция выяснила прежде всего, что дом не имеет подвала. Офицер милиции устроил Блащику нагоняй за ложь и потребовал говорить правду. Собравшаяся толпа пришла в неистовство: милиция покрывает евреев! В евреев, выведенных из дома, начали кидать камни. Замначальника Комитета безопасности, не рассчитывая на своих людей, позвонил советским военным властям; русские отказались вмешиваться.
На место прибыли войска безопасности, и толпа слегка утихла. Но тут солдаты начали сами стрелять по еврейскому общежитию, а затем пошли «искать детей» в здание. Поняв, что войска вышли из подчинения и встали на сторону погромщиков, толпа начала убивать евреев. Солдаты выводили евреев на улицу, где толпа и милиция их приканчивали. Представители силовых структур, в том числе советских, находились поблизости, но не вмешались – вероятнее всего, по малодушию.
Около полудня прибыли новые войска, разогнали толпу и доставили раненых в больницу. Толпа между тем ринулась в другие районы города, где также проживали евреи. Часть погромщиков отправились на вокзал, где они убивали евреев, прибывавших в город, – пока власти не ввели войска и на вокзал.
8 июля на еврейском кладбище было похоронено 42 человека. Тяжело ранено было около 80. Участники погрома были отданы под суд, многие приговорены к смертной казни.
За погромом в Кельце последовала новая волна инцидентов на железных дорогах. Евреев снимали с поездов на станциях и убивали, скидывали с поездов на полном ходу. У таких убийств были застрельщики, входившие в поезда на вокзалах, но им помогали и пассажиры, и железнодорожники. Имели место также попытки погромов в Радоме, Мехуве, Хжануве, Рабке. Оценки числа евреев, убитых в Польше с момента освобождения до конца 1947 года, варьируются от 500 (явно заниженная оценка) до 1500[5].
Поразительно отсутствие должной реакции на погромную волну в Польше. Партия приписала ее «работе реакционеров в массах». Еще до погрома в Кельце к кардиналу Хлонду, примасу Польши, дважды обращались с просьбой о пастырском послании или о заявлении, осуждающем антисемитизм и объясняющем, что кровавый навет – вымысел. Официальная реакция Келецкой диоцезы на погром последовала 6 июля и была составлена в расплывчатых выражениях. В частности, не было сказано, что в Кельце произошло именно массовое убийство и что жертвами были евреи. 11 июля решился сделать заявление и Хлонд; он свалил всю вину на евреев: они-де создали в Польше режим, который отвергает большинство поляков.
Погром в Кельце произвел шоковое воздействие на евреев Польши. Из страны начался исход евреев, и вскоре большинство из тех, кто пережил немецкую оккупацию или репатриировался из СССР, оказались в лагерях перемещенных лиц в Германии, Австрии или Италии.
3. Румыния
Навязчивой идеей румынских антисемитов со дня основания этого государства была идея о том, что евреи в Румынии – это иностранцы, и большинство из них должны оставаться таковыми навечно. Румынские власти не раз предпринимали акции по выдворению «лишних» евреев из страны. 21 января 1938 года новое, право-консервативное, правительство Румынии выпустило декрет о «пересмотре гражданства иностранцев», по которому к концу 1939 года 225 тыс. евреев было лишено румынского гражданства. Осенью и зимой 1941–1942 годов «кондукэтор» (вождь) Румынии Ион Антонеску выселил в новую провинцию Транснистрия, выкроенную в основном из украинской территории, всех евреев Бессарабии и часть евреев Буковины и Дорохоя.
Возвращение евреев из Транснистрии началось еще в разгар войны, до падения диктатуры Антонеску. В июле 1942 года семьи специалистов по деревообработке, всего 12 семей (30 человек), были возвращены из гетто в Могилеве-Подольском в Ватра-Дорней (Южная Буковина). Возмущение жителей Ватра-Дорней было столь велико, что вернувшихся евреев пришлось поселить в отдельном доме и выставить охрану. Еще несколько десятков семей специалистов возвратились в другие места в 1942 – начале 1943 года, и это вызвало сходную реакцию[6].
После Сталинграда Антонеску, напуганный тем, что «мировое еврейство» накажет его за депортацию евреев в Транснистрию, начал обдумывать возвращение депортированных назад. Поползли слухи, и в апреле 1943 года губернатор Бессарабии написал Антонеску, что ни при каких обстоятельствах депортированным не должно быть позволено возвратиться в Бессарабию – по всей Молдове начнутся беспорядки. В декабре 1943 года спецслужба сообщила, что весь район Буковины и Дорохоя кипит от возмущения ноябрьским решением правительства возвратить евреев. В народе говорили, что если так, то, значит, румынские солдаты зря проливали кровь; ходили слухи, что правительство подкуплено[7].
Похороны жертв погрома в Кельце. 1946 год.
Организованное возвращение румынских евреев началась в марте 1945 года, после падения Антонеску и перехода Румынии на сторону СССР в войне. Новые румынские власти стремились не допустить их возвращения в Южную Буковину, а селили в Северной Трансильвании, возвращенной Румынии от Венгрии. К концу 1946 года в стране было 40 тыс. репатриированных из Транснистрии. Кроме них, в Северную Трансильванию возвратилось 20 тыс. евреев из немецких лагерей и 15 тыс. евреев из числа мобилизованных в венгерские «рабочие батальоны».
Отношение румын к евреям, возвращающимся в страну, было враждебным. Ходили слухи о том, что Советы собираются ввезти в Румынию два миллиона евреев с тем, чтобы на выборах 19 ноября 1946 года привести к власти коммунистов. По всей стране происходили нападения на евреев, особенно в Южной Буковине и Северной Трансильвании, были десятки убитых. Сельским евреям крестьяне не давали селиться в своих деревнях. Те евреи, которые возвращались на свое прежнее место жительства, обнаруживали, что их имущество «румынизовано» и разграблено. Многие евреи перебрались в Бухарест, где было безопасней; у значительной части не было работы, что особенно возмущало румынское население. В еврейской среде царило чемоданное настроение; большинство мечтало уехать в Страну Израиля.
В 1944–1947 годах ни переходное, ни коммунистическое (с ноября 1946 года) правительства не занимались всерьез социальной реабилитацией репатриированных и не пытались возвратить им собственность, кроме части квартир. Декрет от 14 декабря 1944 года о реституции собственности остался не выполнен. Тысячи заявлений, поданных евреями в суды о восстановлении их имущественных прав, не рассматривались. Пережившим Транснистрию не было выплачено никаких компенсаций.
Возвращение евреев из Транснистрии. 1940-е годы.
В «новой» Румынии происходили такие же события, как в «старой». Так, в сентябре 1944 года в Бухарестском университете группа еврейских студентов была избита националистами, не желавшими, чтобы евреи учились в нем. Коммунисты оказались на удивление бессильны в борьбе с антисемитизмом. Не чувствуя народной поддержки, они старались привлечь в партию «левое крыло» «Железной гвардии» – самой массовой фашистской партии довоенной Восточной Европы. Только в 1948 году коммунисты решились отдать под суд виновных в Ясском погроме 1941 года, унесшем жизни не менее 7–8 тыс. евреев.
Министерство юстиции (во главе которого стоял коммунист Пэтрэшкану) не спешило возвращать румынское гражданство тем евреям, у которых оно было аннулировано правыми националистами в 1938–1939 годах. Министерство «обсуждало» этот вопрос с 1944 по 1947 год, и все это время евреям, не имевшим гражданства, не платили ни пенсий, ни пособий. Только в 1947 году коммунисты возвратили таким евреям (их оставалось всего 60 тыс.) их гражданство.
Окончание следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] D. Bankier (ed.). The Jews Are Coming Back: The Return of the Jews to Their Countries of Origin after WWII. New York: Berghahn Books; Jerusalem: Yad Vashem, 2005. P. VIII, IX.
[2] Ibid. P. 79.
[3] M. Altshuler. Antisemitism in Ukraine toward the End of World War II // Zvi Gitelman (ed). Bitter Legacy: Confronting the Holocaust in the USSR. Bloomington: Indiana University Press, 1997. P. 79, 86.
[4] L. Smilovitsky. The Struggle of Belorussian Jews for the Restitution of Possessions and Housing in the First Postwar Decade // East European Jewish Affairs. 30. 2 (2000). P. 65–66.
[5] J. T. Gross. Fear: Anti-Semitism in Poland after Auschwitz: An Essay in Historical Interpretation. New York, 2006. P. 73–117.
[6] J. Ancel. «The New Jewish Invasion»: The Return of the Survivors from Transnistria // D. Bankier. P. 232.
[7] Ibid. P. 234–235.