[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2008 СИВАН 5768 – 6(194)
БЕЛАЯ КНИГА
Джонатан Сафран Фоер
Жутко громко и запредельно близко
Пер. с англ. В. Арканова
М.: Эксмо, 2007. – 416 с.
Не задумывались ли вы в детстве, почему этажи стоят, а лифты ездят, – а не наоборот? Не мечтали ли изобрести поезд длиной от Москвы до Питера, чтобы дверь последнего вагона сразу открывалась в пункт назначения? Если да, то вам, безусловно, сюда. А если и нет – не поздно вспомнить; может статься, вы просто забыли, как были ребенком.
Совсем недавно издание «Полной иллюминации» открыло русской публике Дж. Фоера. Теперь «Эксмо» преподнесло новый подарок в виртуозном переводе того же Василия Арканова.
Фоер – писатель молодой, а для автора двух мировых бестселлеров даже слишком молодой. Однако ни в мастерстве, ни в мудрости ему не откажешь. Можно только порадоваться – как таланту, так и его востребованности: широкое признание многосотстраничных томов глубокой и изысканной прозы делает современному читателю честь. А быть может, даже дает основание надеяться, что мода на чернуху, порнуху и заумь подходит к концу.
Фигуры такого масштаба давно не возникали на горизонте западного романа. Фоер проницателен, как Моэм, порывист, как Фолкнер, и философичен, как Апдайк. Лиричности он учился у Маркеса, рефлексии – у Кортасара. Но что до сих пор осталось неотмеченным, так это блистательное сочетание реализма и абсурда – видно, потому, что мы не привыкли к оптимизму ни в том ни в другом.
Как и в первом романе, Фоер создает «остраненный», сдвинутый-на-чуть-чуть образ мира. На сей раз цель достигается возрастом – лирическому герою всего восемь лет. Быть может, он где-то выходит неправдоподобно ироничным, где-то – по-подростковому серьезным; нелегко передать «поток сознания» карапуза. Но, в любом случае, ему не откажешь в любопытстве, изобретательности и простой вере в простую детскую логику.
Между двумя книгами Фоера вообще много общего. Снова – почти детективный – мотив поиска. Запутанная композиция. Колоритная речь. Снова Фоер пытается, следуя заветам критического реализма, связать судьбы героев с историческими катастрофами: отец мальчика погибает в теракте 11 сентября, а молодость деда и бабки приходится на Германию 1930-х годов. Только участники мировых катаклизмов не любят вспоминать их всуе – вот Фоер и внедряет эти факты тонко, ненавязчиво. Удерживая читателя на грани догадки.
События, изменившие мир, проявляются несмело, как тени, – ведь в таком виде они присутствуют и в нашей повседневной памяти. От назойливого, дидактического поминовения Фоер далек, как никто другой, но этим дает лично прочувствовать человеческое горе убедительнее любой «Черной книги».
Роман Фоера – скорее уж «белая книга». Автор словно бы сам простодушен, как восьмилетний сирота, еще не понимающий, почему взрослые его жалеют. Своего рода «Белую книгу» пишет и бабушка героя. По слабости зрения она не заметила, что печатает повесть своей жизни на машинке без ленты. Фоер цитирует оттуда страницы три – они «чище правды свежего холста». В мемуарах покойного деда мы читаем, как тот не посмел признать оплошность супруги и долго штудировал отсутствующую рукопись. Хороший пример того, как умозрительные постмодернистские приемы обретают у прозаика чувственную плоть и бытовую пронзительность.
Однако главная притягательность Фоера, конечно, в его стиле. И впрямь «жутко громком и запредельно близком». В каждой фразе – метафизический надрыв и детская наивность. Трезвая шутка и поэтическое упоение. Жизнь, бьющая ключом у самого гробового входа. Кажется, язык сейчас лопнет по швам от переполняющей его радости бытия – бытия вопреки всему. Поэтому можно сказать, что скрытая пружина романа – «заповедь освящения жизни». И в этом смысле Фоер – настоящий «писатель после Освенцима».
Элиша Вогман
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.