[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2008 СИВАН 5768 – 6(194)
«Войско Давидово». ЛюбавиЧскаЯ ешива «Томхей Тмимим» на рубеже веков
Илья Левиков
Окончание. Начало в № 5, 2008
Особая система отношений между учениками и их наставниками в любавичской ешиве привела к своеобразному процессу «психологизации» обучения, то есть использования особых психологических техник для оказания влияния на формирование личности ученика. Наиболее известным и значимым примером этого стал ритуал фарбренген – собрание хасидов.
Михаэль Блинер.
Машпиа любавичской ешивы.
Само понятие фарбренгена существовало в Хабаде давно: им обозначался распространенный хасидский обычай собираться вместе у кого-нибудь дома или в бейт мидраше, в основном в субботу или праздничные дни, и обмениваться рассказами о жизни цадиков, о чудесах, которые они совершали, и об их учениях. Эта дружеская беседа, как правило, сопровождалась выпивкой и пением хасидских нигуним[1].
Лидеры движения Хабад высоко ценили значение этих неформальных собраний и считали их неотъемлемой частью хасидского этоса. Рабби Шнеур-Залман, основатель движения, часто цитировал по этому поводу высказывание своего учителя, великого проповедника рабби Дов-Бера из Межерича: «То, что может сделать собрание хасидов, не под силу архангелу Михаэлю».
Так или иначе, фарбренген как коллективное переживание особого состояния близости, основывавшегося на общих культурных кодах, вне всякого сомнения, способствовало консолидации движения и укреплению особой его идентичности. Вместе с тем этот обычай носил спонтанный и неорганизованный характер и бытовал также и в других ответвлениях хасидизма. В ешиве «Томхей тмимим» он претерпевает серьезные изменения и превращается в один из наиболее доминантных ритуалов института.
Сегодня сложно проследить за этапами формализации и адаптации обычая фарбренгена в ешиве: все доступные нам свидетельства относятся уже к устоявшейся традиции. Несмотря на спонтанный и эмоциональный характер фарбренгена, он повсеместно описывается как тщательно срежиссированный ритуал, где в роли ведущего чаще всего выступал машпиа, который вел с учениками беседы о служении Б-гу в соответствии с учением лидеров Хабада, о путях раскаяния и очищения, призывал не отходить в своей повседневной жизни, учебе и служении от высоких идеалов хасидизма, обличал их слабости и прегрешения, а также призывал к исправлению. Свои призывы машпиа иллюстрировал яркими примерами из жизни цадиков, заимствованными из богатой хабадской агиографии. Речь машпиа – и тогда, когда он обращался непосредственно к сердцам своих слушателей, и тогда, когда рассказывал чудесные истории о великих лидерах хасидизма, – сопровождалась необыкновенным душевным подъемом учеников, который зачастую выражался в эмоциональных всплесках: восклицаниях или плаче. Конкретная тематика фарбренгена и его форма зависела от выбора машпиа. Некоторые ведущие делали особый акцент на дидактической стороне ритуала и широко использовали поучительные хасидские истории, другие предпочитали обличительный подход и создавали атмосферу сокрушенного духа, ведущую к нравственному очищению. Иногда использовались оба эти подхода[2].
Таким образом, в ходе фарбренгена на ученика оказывалось сильное психологическое давление, и в то же время создавалась особая атмосфера, позволявшая ему освободиться от внутреннего напряжения посредством эмоционального взрыва. Эта ярко выраженная катарсисная практика – провоцирование эмоционального срыва с целью снятия внутренних напряжений – уподоблялась учащимися в ешиве «духовной бане, возвышающей душу и очищающей ее от скверны и грубости, чтобы она могла подняться на святой уровень служения Всевышнему молитвой, изучением Торы и исполнением заповедей»[3]. Однако это еще не все. Техника фарбренгена усиливала ощущение братства и духовного единства между тмимим. В ходе «душевной бани» они превращались в новое органичное сообщество (то, что антропологи называют коммунитас), на которое не распространяются обыденные социальные нормы и отношения. Для создания и поддержания подобного ощущения свободы необходимо было выйти за рамки обыденности, что достигалось различными способами: ученики рассаживались кругом, пили спиртные напитки, пели и танцевали, иногда даже совершали поступки, не совместимые с обычными нормами поведения (забирались на столы, кричали по-петушиному и т. д.). Происходившая таким образом карнавализация религиозного переживания должна была служить духовному освобождению[4]. Обряд фарбренгена выходил за рамки всех привычных педагогических конвенций в еврейском обществе, поэтому его влияние на учеников было особенно сильным и он запечатлевался в их памяти на долгие годы. Один из выпускников ешивы писал: «Ученики, удостоившиеся побывать в Любавичах, никогда не забудут того впечатления, которое производил на них фарбренген, и той атмосферы святости, которая охватывала их. Бывало, когда фарбренген проводился поздно вечером и затягивался до самого утра, мы не замечали, что прошла целая ночь, как будто бы находились в мире, над котором время было не властно»[5].
Следует отметить, что создание неформальных моделей образования, ориентированных на мощную психологическую встряску, происходило в этот период и в некоторых других секторах еврейского традиционного общества в России. Так, в отдельных литовских ешивах была введена катарсисная практика этического движения Мусар, направленная на укрепление нравственного облика учащихся. Некоторые ученые объясняют это реакцией ортодоксального общества на деградацию традиционного образа жизни. Более того, американский исследователь Д. Фишман утверждает, что модель особых отношений между учениками в ешивах движения Мусар заимствована у революционных групп, пестовавших своеобразный этос боевого братства[6]. Это наблюдение, вне всякого сомнения, справедливо и в отношении ешивы «Томхей тмимим». Однако вполне возможно, что причина подобия между революционными и национальными движениями и между определенными ортодоксальными группами (такими, как движение Мусар и Хабад) связана с их особым местом в еврейском обществе. Являясь по сути своей движениями обновления (неважно, социального, национального или религиозного), которые обладали высокоразвитым сознанием своего высшего предназначения, эти группы противопоставили себя старому коррумпированному миру, и с этим в первую очередь было связано их стремление к внутренней консолидации, созданию особых, интимных, организационных рамок, в которых сможет реализоваться совершенно новый тип отношений между людьми.
Наиболее значимые фарбренгены, в которых принимали участие ребе Шалом-Дов-Бер и Йосеф-Ицхак, проводились по особому чину. Они проходили всегда в главном зале ешивы при участии всех учащихся, преподавателей и гостей. В отличие от обычных фарбренгенов, предполагавших личный, в достаточной степени интимный контакт между учениками и их наставниками, встреча с цадиком носила более упорядоченный и ритуальный характер. Беседу с учениками вел сам цадик, и речь его иногда дополнялась наставниками, стремящимися заострить внимание учеников на том или ином пассаже в речи цадика и тем самым усилить ее влияние[7].
Институализация обряда фарбренген и участие в нем глав движения превратили его в главную церемонию ешивы и двора и основное средство достижения тех целей, которые основатели ешивы поставили перед своим детищем: способствовать духовному обновлению молодого поколения, оказывать влияние на формирование его внутреннего мира и растить из него новую духовную элиту, которая сможет отстоять традиционный облик хасидского общества.
6. Авторитет и харизма: ешива и двор цадика
Другой яркой особенностью ешивы «Томхей тмимим» была ее родовая связь с двором любавичского цадика, оказавшая немалое влияние на ее облик и функционирование. Рабби Шалом-Дов-Бер не только выступил инициатором создания ешивы – он продолжал быть глубоко вовлеченным в ее деятельность во все последующие годы. Новый институт оказался в полном подчинении двора и, в свою очередь, стал неотъемлемой частью его ландшафта.
Двор цадика как центр религиозной жизни хасидов занимал важное место в общей системе функционирования ешивы. Старшие ученики посещали проповеди цадика и изучали их – самостоятельно или под руководством машпиим. Ученики всех отделений ешивы съезжались в Любавичи в Дни трепета между Новолетием и Судным днем и принимали участие в ритуалах двора наряду с многочисленными паломниками. В рамках церемонии «йехидут» («единение», личная аудиенция у цадика) учащиеся ешивы могли войти в непосредственный контакт с лидером движения, и это помимо того участия в их жизни, которое рабби Шалом-Дов-Бер принимал в течение всего учебного года.
Так проникала в ешиву харизматическая атмосфера двора и придавала дополнительное иррациональное измерение процессу обучения.
С другой стороны, ешива оказывала значительное влияние на облик самого двора. Присутствие учащейся молодежи было заметно во всех сферах его деятельности: на проповедях цадика, на молитве, на коллективной трапезе и в очереди на «йехидут». В 1902 году, с ведома рабби Шалома-Дов-Бера, был учрежден хор учащихся ешивы, который сопровождал все праздничные церемонии в ешиве и при дворе. По субботам, после дневной молитвы и до позднего вечера, хор пел в бейт мидраше цадика (так называемом «малом зале»)[8].
Потребности ешивы мало-помалу изменили сам облик двора цадика. В первые годы существования ешивы учащиеся жили в различных местах города и учились в бейт мидрашах, не входивших в систему двора. Однако в 1901 году по указанию рабби Шалома-Дов-Бера был отремонтирован «большой зал», служивший ранее «придворным» бейт мидрашем, где на протяжении многих десятилетий любавичские цадики проводили публичные проповеди перед своими хасидами. Теперь в нем стали учиться «продвинутые» студенты, составлявшие ядро ешивы. В это же время во внутренних покоях двора была построена специальная кухня для учеников. Эти меры были направлены в первую очередь на усиление контроля за учениками и их консолидацию, но способствовали также изменению внешнего облика двора и инкорпорации ешивы в сакральное пространство резиденции цадика. Внутреннее пространство двора цадика, закрытое ранее перед посетителями, стало оживленным общественным местом, ареной активной деятельности тмимим[9].
Наиболее важные ритуалы двора – такие, как публичная проповедь цадика, личный его контакт с хасидами, различные коллективные празднества – проходили там, где жили и учились студенты ешивы, при их активном участии. Все это приводило к отождествлению ешивы в Любавичах с двором в сознании хасидов. Так, описывая свое первое паломничество в Любавичи, один из хасидов писал: «Еще издали мы поняли, что это двор цадика, потому что наших ушей достигли голоса ешиботников, изучающих Тору»[10].
Представление о ешиве как главной сфере деятельности двора поддерживал и сам цадик. В одной из бесед он говорил об учениках своей ешивы: «Если удостоюсь я предстать перед Мессией, я скажу ему: посмотри на поросль, которую я взрастил»[11].
Титульный лист издания сочинения
рабби Шнеура-Залмана «Танья», выпущенного в свет в 1900 году
Обществом «Томхей тмимим».
7. Ешива и движение
Создание ешивы и ее интеграция в механизм двора уже в первые годы привели к серьезным изменениям в облике и функционировании всего движения Хабад. В стенах ешивы сформировалась новая элита, ставшая авторитетным и надежным хранителем наследия Хабада. Главы движения сумели верно оценить тот огромный общественный потенциал, которым обладает элитарное религиозное сообщество, воспитываемое с юных лет в особой атмосфере самоотречения и преданности руководству. Ешива «Томхей тмимим» изначально не предназначалась для подготовки раввинов или других служителей культа. Но так как назначение на эти должности в общинах часто согласовывалось со двором, выпускники ешивы становились естественными кандидатами для занятия ключевых должностей в общинной структуре, таких, как резник, проповедник, наставник (море ораа) и раввин. Более того, в последние годы своего обучения многие студенты выполняли роль посланников двора в различных общинах и оказывали заметное влияние на местную религиозную жизнь[12].
Все это способствовало развитию связей между двором и периферией и укреплению статуса цадика в еврейском обществе в целом.
Деятельность ешивы и ее выпускников оказала значительное влияние и на облик руководства движения Хабад. Дело в том, что в конце XIX столетия двор в Любавичах не обладал монополией на наследие основателей и первых лидеров движения: в местечках Ляды, Копысь, Речица и Бобруйск функционировали независимые хасидские дворы, возглавлявшиеся другими потомками третьего любавичского цадика – рабби Менахема-Мендла Шнеерсона (1789–1866). Эти лидеры с подозрением отнеслись к инициативе создания ешивы в Любавичах, казавшейся им, по-видимому, слишком новаторской. Поэтому рабби Шалом-Дов-Бер с самого начала подчеркивал преемственность созданного им института по отношению к традициям движения Хабад и даже пытался представить свою инициативу как выполнение наказа, полученного им непосредственно от своих святых предков[13]. Более того, ешива «Томхей тмимим», в которой классическая хабадская литература изучалась в тесной связи с учением рабби Шалома-Дов-Бера, стала эффективным средством борьбы за наследие отцов-основателей. Особая хабадская идентичность, формирующаяся в стенах ешивы, была по определению любавичской идентичностью. В этом контексте важное значение приобретает следующее начинание рабби Шалома-Дов-Бера: в 1900 году он подготавливает новое, исправленное издание главного канонического текста движения Хабад – сочинения рабби Шнеура-Залмана «Танья». Доходы от продаж этого издания шли на финансирование ешивы, а на его обложке большими буквами было отмечено: «Выпущено в свет Обществом Томхей тмимим». Тем самым устанавливалась прямая связь между наиболее значимой частью общехабадского наследия и ешивой в Любавичах. Кроме того, успех ешивы и распространение информации о ней в хасидских общинах привели к тому, что даже хабадские семьи, которые не отождествляли себя с любавичским двором, посылали своих детей учиться в Любавичи. Тем более что при дворах других хабадских лидеров долгое время не было сколько-нибудь значимых учебных заведений, которые могли бы составить конкуренцию «Томхей тмимим». Любавичская ешива, таким образом, служила рабби Шалому-Дов-Беру эффективным орудием объединения и сплочения всего движения под его руководством.
Выпускники ешивы, выработавшие за годы учебы четкую коллективную идентичность, проникнутые сознанием своей общественной миссии и безусловно преданные цадику и его учению, являлись, вне всякого сомнения, мощной социальной силой. Но для того чтобы можно было опереться на нее, руководство движения должно было позаботиться о сохранении ее жизнеспособности на протяжении длительного времени. Проблема заключалась в том, что, уйдя из ешивы и обосновавшись в периферийных общинах, зачастую далеких друг от друга и от Любавичей, тмимим уже не поддерживали тесной связи друг с другом. Новые социальные обязательства и повседневные заботы подрывали основы их элитарного братства, оттесняли его на периферию общественной жизни и тем самым мешали воплощению тех высоких целей, которые ставил перед ним его основатель. На это неоднократно указывал директор ешивы рабби Йосеф-Ицхак. Он считал, что в какой-то мере ответственность за это нежелательное явление лежит на самой ешиве, которая создала для своих питомцев особый, защищенный от опасностей и соблазнов внешнего мира «микроклимат», своего рода «башню из слоновой кости», и способствовала развитию у них корпоративного изоляционистского сознания. В результате выпускники ешивы затруднялись самостоятельно действовать вне этих защитных рамок – в равнодушной, а иногда и враждебной среде, в условиях мощного социального давления[14].
Для того чтобы противостоять этому процессу, попытаться сохранить единство и силу новой элиты и обеспечить ей вес в хасидском обществе, Йосеф-Ицхак выступает с беспрецедентной в еврейском традиционном обществе инициативой. В 1909 году он предлагает создать общество выпускников ешивы. Намерения Йосефа-Ицхака были ясны: он хотел создать волюнтарное, централизованное сообщество, которое будет управляться двором цадика (в соответствии с первоначальным планом его должен был возглавить специальный комитет со штаб-квартирой в Любавичах). Это сообщество вдохнет новую жизнь в деятельность выпускников ешивы и станет значимым фактором в жизни периферийных общин. По существу, такое общество выпускников должно было стремиться к достижению тех же целей, которые Шалом-Дов-Бер поставил в свое время перед учениками ешивы, только на этот раз на более высоком социальном уровне: способствовать религиозному обновлению хасидов, распространять учение Хабад, укреплять статус двора и его связи с общинами, противостоять процессам распада традиционного общества[15]. В этой своей деятельности новая организация должна было опираться на выпускников ешивы, уже добившихся определенного статуса в еврейском обществе: раввинов, резников, бизнесменов и т. п. С другой стороны, объединение тмимим способствовало бы заполнению социально-культурного вакуума, возникавшего вокруг них в «большом мире», и создавало бы надежную основу для психологической и материальной взаимной поддержки, которая могла включать и вполне материальные аспекты: поиск вакантных должностей в общинах или на предприятиях, принадлежавших другим хасидам[16].
Несмотря на все усилия рабби Йосефа-Ицхака, его инициатива не была воплощена в России, по всей видимости, из-за финансовых трудностей. Но нужда в общественной надобщинной организации, которая помогла бы реализовать огромный социальный потенциал новой элиты и направляла бы ее деятельность, была настолько велика, что предложение р. Йосефа-Ицхака несколько раз вновь оказывалось на повестке дня, пока в 1934 году, уже в Польше, не было создано наконец «Объединение учеников Тмимим» – по той самой программе, которую сформулировал р. Йосеф-Ицхак двадцатью пятью годами ранее[17].
* * *
В 1915 году, когда немецкая армия заняла западные области Белоруссии, рабби Шалом-Дов-Бер решает оставить Любавичи и вместе со своим ближайшим окружением переезжает в Ростов. Ешива «Томхей тмимим» в Любавичах закрывается. Но как мы видели, за 17 лет своей истории она успела внести неоценимый вклад в развитие любавичского хасидизма и движения Хабад в целом. Конечно, ешива не смогла остановить деструктивные процессы в еврейском традиционном обществе. Однако она стала важнейшим фактором консолидации движения Хабад вокруг любавичского двора и способствовала его усилению перед лицом опасностей, угрожавших целостности хасидского общества. Ешива, возглавляемая и контролируемая двором, явилась мощным инструментом преобразования и обновления хабадских общин. В ее стенах сформировалась новая элита, во многом определившая облик движения в последующих поколениях. Руководителям ешивы удалось, опираясь на достижения литовских институтов традиционного образования, разработать новые педагогические методы и подходы, основывавшиеся на тонком понимании психологии учеников и четком определении новаторских целей и задач нового института.
Потенциал, заложенный в институте, не был полностью реализован на том этапе его существования из-за крайне неблагоприятных условий жизни евреев в Российской империи. Однако в более поздний период, в Польше, а потом и в США, хабадские ешивы, построенные на принципах первой ешивы «Томхей тмимим» в Любавичах, стали основой существования всего движения и залогом его жизнеспособности в постоянно меняющемся современном мире.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.